— Какого черта? — сказал Брезан. Линия 10–1 была зарезервирована для личных звонков.

— Поспите немного, — предложила Эмио. — Если это важно, пусть перезвонят, как всегда говорила моя бабушка.

— Нет, я хочу знать. — Брезан взмахом руки отогнал ее. — Может, притворитесь, что намерены оставить меня одного, хоть я и знаю, что по приказу вашего гекзарха кабинет нафаршировали жучками по самое не балуйся?

Эмио отказалась проглотить наживку.

— Если настаиваете. Просто пообещайте, что, в конце концов, ляжете спать.

— С чего вдруг все Шуосы стали так ратовать за здоровые привычки?

— Когда-нибудь вы встретитесь с Шуос Зехуни, — сказала Эмио, не подозревая, что это уже случилось, — и тогда поймете.

После того как дверь захлопнулась за ее спиной, Брезан сказал в пустоту:

— Когда-нибудь я встречусь с Шуос Зехуни опять и съем перед ними целый торт, просто чтобы позлить.

Он знал, что в реальной жизни никогда не осмелится сделать ничего подобного.

— Верховного генерала Кел Брезана вызывают по линии 10–1, — повторила сеть со своим обычным нечеловеческим терпением.

Брезан задержался на мгновение, чтобы посмотреть на себя в зеркало, — обыкновение, к которому он лишь недавно себя приучил. Быть фактическим главой государства — почти то же самое, что иметь личного сержанта-инструктора, который натаскивает тебя следить за своим обликом. Он не отличался неряшливостью в бытность штабным офицером, просто… по меркам публичных фигур, этого было недостаточно.

— Прими вызов, — сказал Брезан, одновременно надеясь, что неизвестный на другом конце еще не сдался, и опасаясь, кто бы это мог быть.

Сеть спроецировала перед Брезаном изображение его старшей сестры, Миузан. Миузан была одной из близняшек, но он без труда отличал ее от Ганазан, даже когда они были детьми. Помимо всего прочего, Миузан всегда была властной. Не то чтобы Брезан собирался сказать ей это в лицо.

Для разговора Миузан демонстративно включила свою униформу Кел в парадный режим. Единственная причина, по которой на мундире Брезана было больше галунов, не говоря уже о цепочках, ниспадавших с одного эполета и раздражающе звеневших при каждом движении, заключалась в том, что Эмио наняла модельера, который придумал для него совершенно новый фасон, чтобы производить впечатление на людей. Он сомневался, что на сестру это подействует.

— Привет, братишка, — сказала Миузан суровым тоном. — Стоит отвернуться на секунду — и вот тебе на.

— Я тоже рад тебя видеть, — ответил Брезан, решив быть вежливым. Она обратилась к нему на высоком языке, так что он последовал примеру, хотя в детстве они разговаривали на одном из низких языков. На самом деле было не совсем ясно, чего требует этикет. В военном отношении он превосходил ее по рангу; она была полковником в штабе генерала Кел Инессер, в то время как Командование Кел вознесло его на не совсем желанную должность верховного генерала, задумав отчаянный гамбит. Конечно, люди усомнились в его легитимности, как только он объявил себя временным главой государства.

Кроме того, Миузан была старше его на шесть лет. Она помнила, как наблюдала за сервиторами, менявшими ему подгузники. (Трое их отцов были помешаны на смене подгузников.) И она помогала ему с домашним заданием, когда старшая сестра, Кериезан, была слишком занята. Так что беседовать с нею, пренебрегая формальностями, было бы просто странно.

— Брезан, — сказала Миузан, нахмурив брови, — клянусь пламенем, что ты творишь?

По тому, с каким особым ударением она произнесла его имя, он понял, что этот разговор не пройдет гладко. Самым разумным было бы отключиться и пойти немного поспать, как велела ему Эмио, потому у него не было никакой возможности ее переубедить. Но она была членом семьи, черт возьми, и он не видел ее уже много лет. Надо хоть попытаться.

— Пытаюсь собрать гекзархат обратно, — сказал Брезан. — Только лучше, чем раньше.

— Ага, «лучше», — с сарказмом повторила Миузан. — Я жажду услышать любую версию этой истории, в которой мой надоедливый младший брат…

«Ну спасибо», — подумал Брезан.

— …не заделался «падающим ястребом» и не объединился с Жертвенным, мать его, Лисом, чтобы стать гекзархом. Ты мне не очень-то помогаешь.

Брезан успешно подавил инстинктивный ответ: «Но я же не объявил себя гекзархом». Помимо всего прочего, пусть формально это и было правдой, ее гнев бы не утих.

— А что, — сказал он, — ты считаешь старую систему настолько грандиозной?

Как только слова слетели с его губ, он понял, что ответ, пусть и другой, все равно оказался неверным. Знать бы, существовал ли верный вообще. Его формационный инстинкт нарушен, но инстинкт Миузан наверняка в порядке. Пусть не все Кел служили с одинаковым энтузиазмом, он никогда не сомневался в том, во что верила Миузан.

Разумеется, сестра отпрянула, как будто у него выросла вторая голова.

— Это все моя вина, не так ли? — спросила она.

Вопрос застал его врасплох.

— Я слишком сильно тебя допекала, когда ты был ребенком, — продолжала она, — и от этого ты повредился умом. Я должна была догадаться…

И так далее, в том же духе; Брезан мог лишь смотреть на нее в изумлении.

— Миузан, — наконец проговорил он, прерывая поток самобичевания. — Это никак с тобой не связано.

Должно быть, он научился лучше врать, потому что сказанное было не совсем правдой. Брезан изначально присоединился к Кел, чтобы быть достойным сестры. Как бы она его ни раздражала, ребенком он глядел на нее снизу вверх. Он боролся с неприятным осознанием того, что на самом деле ему хотелось в кои-то веки ее превзойти.

— Миузан…

— Что?

— Ты можешь верить, во что хочешь, — сказал Брезан. Это было безопасное, мягкое заявление, подходящее для начала. — По крайней мере, позволь объяснить, почему я счел это хорошей идеей?

— Да, — сказала Миузан, переключив внимание на него. — Ты уж постарайся.

Что бы он ни сказал, этого будет недостаточно, чтобы ее переубедить. Но Брезан и не собирался этого делать. По всему гекзархату жили люди, похожие на его старшую сестру: верные граждане, порядочные индивиды, ведущие повседневную жизнь, и многие из них извлекали выгоду даже из системы, основанной на регулярных ритуальных пытках. Когда-то и он был одним из них, или ему нравилось так думать. Это были люди, до которых он пытался достучаться. Что ж, можно начать с самой трудной аудитории.

— Помнишь, как ты впервые рассказала мне про День Коротких Ножей? — спросил Брезан. Праздник был два дня назад, по высокому календарю. Естественно, этот народ его больше не соблюдал.

Брезан отчетливо помнил тот первый раз, хотя воспоминание также содержало разнообразные пустяки вроде его неприязни к обоям с рисунком из перьев и жужжания комара, от которого экокрубберы не смогли избавиться. Его младший отец перестал работать над заказной картиной и поспешно ополоснул руки в тазу с водой, хотя это не очень помогло ему избавиться от чернильных пятен на предплечьях и на рубашке. Брезан играл с игрушечным пустомотом и делал вид, что его не беспокоит, что у одного крыла отломился кончик. Он знал, что в календаре полно особых дней, но не понимал, почему это важно; никогда не задавался таким вопросом. С чего бы ему в детстве поступать иначе?

Миузан хмуро смотрела на него, как будто уже понимала, куда брат ведет нить размышлений.

— Не особенно.

Хм…

Она прибавила:

— Поминальных церемоний много, Брезан. Через какое-то время они как будто сливаются воедино. Я просто иду, куда надо, и делаю то, что приказывают бюллетени.

Брезан моргнул и перегруппировался. Он всегда считал, что сестра очень серьезно относится к поминальным церемониям. Ведь это она и их старшая сестра Кериезан занимались с ним необходимой медитацией, пока он не повзрослел достаточно, чтобы справляться самостоятельно. Он никогда не сомневался в ее преданности.

— Там было много крови, — сказал Брезан, возвращаясь мыслями к видеотрансляции.

Видона, возглавлявшая ритуалы в их местности, носила традиционную зеленую мантию с бронзовой окантовкой и бронзовые украшения в форме шипов ската. Рукоять ее ножа тоже была бронзовой, а лезвие ярко мерцало. Брезан был очарован ловкостью, с которой она использовала оружие, чтобы взрезать жертву. Еретик не кричал только потому, что его рот был зашит. Брезан быстро усвоил, что так бывает не на всех церемониях.

На лице Миузан застыло каменное выражение, которое он хорошо знал.

— Они еретики, Брезан. Пытаешься выклянчить для них что-то вроде милосердия? Ты же знаешь, сколько хлопот они доставляют. Даже если бы они сами по себе не были плохими… — она произнесла это таким тоном, словно подобная мысль впервые пришла ей в голову, — …мы не можем допустить календарную гниль.

— Да, — мрачно сказал Брезан, — я тоже так думал.

Или, во всяком случае, он думал, что этого достаточно, чтобы примириться с происходящим, но понимал, что, с точки зрения несчастных еретиков, никакой разницы нет. Потом он записался в Кел, как и его старший отец, как и Миузан позже. Он испытал и облегчение, и разочарование, когда оказался офицером по кадрам, а не отправился на поле боя.