…Вам когда-нибудь доводилось ехать в свадебном лимузине — не в качестве свидетеля жениха или невесты, а по делам? Незабываемые впечатления. Дорогу от вокзала до отеля мы проделали вместе: я и лимузин. Эта колбаса — какая неожиданность! — не вписывалась в добрую половину поворотов старого провинциального города, и наш маршрут был проложен по формуле «проехали — прогулялись»: мой розовый «Кадиллак» довозил меня до очередного поворота, там я выходил и шел дальше пешком, в это время это свадебное чудище объезжало узкое место, подбирало меня и неторопливо катило дальше. Таким вот образом я добрался до отеля, попутно совершив небольшую пешую экскурсию по утреннему городу.

Открытие фестиваля было в тот же вечер. Организаторы сдержали слово: лимузин действительно был в моем исключительном распоряжении, он целый день сиял перед гостиницей ярким розовым пятном. За час до начала меня повезли в киноконцертный зал, где должна была пройти церемония. И вот, по дороге я вижу, что мое розовое чудо обгоняет какой-то пыльный ПАЗик, битком набитый с виду прилично одетыми людьми. Мы останавливаемся на светофоре, и я понимаю, что это на открытие кинофестиваля едут все его почетные гости — народные и заслуженные артисты России. Вот тут и проявили себя преимущества свадебных лимузинов: в них есть где спрятаться. Я сползаю куда-то назад и вниз. Меня, слава Богу, не замечают.

Спрашиваю девушку-сопровождающую, куда меня подвезут. «К главному входу, конечно». Ну конечно, как же могло быть иначе.

— Нет-нет-нет, стоп. Только к запасному!

— К запасному? Конечно, хорошо.

Мы протиснулись на задворки здания, остановились где-то по соседству с помойкой, и я тайно проник к месту торжества.

На второй или третий день фестиваля у нас в программе была поездка на какой-то большой творческий детский форум. Он проходил вдали от областного центра, в пансионате на берегу реки. Для многих (может, и для большинства — не знаю) этот факт имел решающее значение: люди надеялись на несколько часов отдыха на природе. Мне надо было там присутствовать «по должности», как председателю жюри.

Было понятно, что ехать к детям на розовом лимузине — идея так себе. Я договорился с Девушкой-«Конечно», что поеду туда вместе со всеми.

— Только вы же не планируете снова везти народ на этом ужасном ПАЗике? — осторожно поинтересовался я.

— Нет, конечно, — уверенно ответила моя помощница, — будет другой автобус.

«Другим автобусом» оказался «Икарус» — заслуженный ветеран, который, наверное, был в первой партии, прибывшей из Венгрии в СССР примерно тогда же, когда в свой первый пионерский лагерь отправился я сам. Но в девяностые в тех местах никаких других еще не было, и даже в Москве интуристов часто возили на тех же «Икарусах». Так что мы потихоньку погрузились и отправились в дорогу.

Июнь — то время, когда среднюю полосу России может накрыть совершенно любая погода — от ливней до жары. Нам досталась жара. Уже в девять утра находиться под открытым солнцем было практически невозможно. Но в это время мы только отправились в наше путешествие. Нетрудно представить, что через полчаса пути салон нашего «Икаруса» был больше похож на санитарный вагон, на котором изможденную творческую интеллигенцию эвакуируют вглубь страны — куда-нибудь в Узбекистан. Никакие открытые окна, никакие самодельные опахала, скрученные из программок фестиваля, — не помогало ничего. Кондиционер? Такой роскоши здесь не знали. Вся вода была выпита в первые пятнадцать минут. Никаких придорожных кафе. Только небо без единого облачка, белая точка солнца, которое только-только взбиралось в зенит, и марево, плывущее над асфальтом.

Три часа той поездки я запомнил навсегда. Пытка приобретала особенно изощренную форму тогда, когда дорога приближалась к берегу реки, и нас возвращали в чувство мерцающие на воде солнечные блики.

— Вот! Вот! Уже!.. — хрипло восклицали самые стойкие из нас, в то время как остальные, менее крепкие, явно находясь в предынфарктном состоянии, только приоткрывали глаза, чтобы в очередной раз убедиться: нет, еще не приехали. Наконец наш «Икарус» преодолевает еще одну горку, делает пару поворотов и выкатывает на площадку перед забором с воротами. Неужели?..

Я вижу, как открываются ворота, и к автобусу бегут дети — девочки с огромными бантами, аккуратно стриженные мальчики, и прямо перед автобусом начинается концерт: они танцуют, играет веселая музыка, в воздухе подпрыгивают белые банты и разноцветные воздушные шарики. «Все люди на большой плане-е-ете должны всегда дружи-и-ить», — гремит из динамиков. Навстречу им из пыльного автобуса вываливаются полуживые, потные, с лицами, покрытыми пятнами, почетные гости фестиваля.

«Должны всегда смеяться де-е-ети…»

Артисты, не обращая внимания на происходящее, просто расталкивают детишек и пробиваются сквозь радостную, пляшущую толпу к корпусу пансионата. Первый же обнаруженный по пути питьевой «фонтанчик» мгновенно окружает толпа жаждущих.

«…И в мирном мире жи-и-и-ить!»

…Встреча с детьми прошла как в полусне. Местных красот я не видел. Сидя в своем номере в предчувствии неизбежного — завтрашней обратной дороги, я с удивлением ловил себя на мысли, что мечтаю об огромном розовом свадебном лимузине.

Судовой журнал мореплавателя Г

Был у меня опыт кругосветного плавания. Как и положено, в морском путешествии я вел свой собственный журнал. Перечитываю теперь, с удовольствием вспоминая те дни.

Четверг, 15 августа

Завтра отправляюсь в кругосветку. Звучит. Хотя, конечно, это не совсем так. Но не скажешь же: «Отправляюсь в часть кругосветки». Или: «Пройду часть кругосветного плавания» — какая разница? Что с того, что я по пути сойду? Три недели в пути — тоже не фунт изюма. Три недели — все мои.

Получится ли закончить сценарий? Посмотрим. Где еще работать над сценарием про Крузенштерна, как не на паруснике «Крузенштерн»?

Пятница, 16 августа

Я в море. Впечатлений слишком много, запишу потом. Надеюсь, ничего не упущу. Карты памяти на фотоаппарате заполнил за один день. Сейчас главное — решить проблему с каютой.

Воскресенье, 18 августа

Рассказываю про вчерашний день, он стоит того. Пишу, сидя за лучшим на всем корабле столом в лучшей каюте. Вот как это получилось.

Когда меня «поселили» на корабле, мне выделили малюсенькую каюту — настоящий кубрик. Претензий не было никаких, кроме одной: в каюте не открывался иллюминатор. Спросил капитана, можно ли подыскать для меня еще меньшую каморку, но только чтобы можно было открыть окошко? Без свежего воздуха я просто не могу.

Капитан «Крузенштерна» Михаил Новиков — прекрасный человек, отнесся к моей просьбе со всем возможным вниманием, но, как выяснилось — решить ее невозможно: все переполнено, двести пятьдесят человек экипажа на борту, не считая обслуживающий персонал. В полный рост встала реальная перспектива крушения всех ожиданий и планов.

Мы с капитаном в это время прогуливались по палубе. Тут я замечаю какую-то дверь. Спрашиваю — что там?

— Каюта командующего.

— А кто это — командующий?

— Это глава Росрыболовства — Федерального агентства по рыболовству. Барк приписан к нему. В этой каюте никогда и никто не останавливался.

— А там иллюминаторы открываются?

— Юрий, там три иллюминатора, и они все открываются. Там есть ванна и двуспальная кровать. А еще кондиционер.

Все: «Вспять безумцев не поворотить…» Я понимаю: вот оно, спасение.

— Что надо сделать, чтобы я туда попал?

— Бесполезно. Я не могу без разрешения командующего вас туда пустить. Могу показать каюту.

— А кто у нас командующий?

— Андрей Анатольевич Крайний.

— Кто? Крайний? Андрей? Можете дать его телефон?

Находим номер телефона. Капитан не очень понимает, почему Андрей Анатольевич будет разговаривать с каким-то малоизвестным ему Юрием Вячеславовичем, но наблюдает за происходящим с интересом.

— Алло, Андрей?..

— Да, слушаю.

— Не поверишь, кто звонит: Юрий Грымов.

— О, привет!

— Ни за что не угадаешь, откуда я тебе звоню — с «Крузенштерна»! Отправляюсь в плавание! Тут, оказывается, есть твоя служебная каюта. Можно я в ней немного поживу?

Конец ознакомительного фрагмента