Юрий Корчевский

Корсар

Глава I

Однако, как у Ксандра ни хорошо, а приживалкой жить не стоит, злоупотреблять расположением купца нельзя. Пора и честь знать.

Я обратился к Александру с просьбой посодействовать.

— С жильём помочь? Избу купить хочешь или на постой определяться будешь?

— Для начала — на постой.

— Найду, сегодня же и решим. Поживи, присмотрись. Понравится тебе город, глядишь — и останешься насовсем.

— Чего наперёд загадывать — время покажет.

— Верно.

Александр уехал и буквально через час заявился снова:

— Пошли жильё смотреть.

Изба оказалась неплохой, комната — просторной, дверь замыкалась. Окно выходило во двор, да оно, может, и лучше так. Приятнее на зелень огородную глядеть, чем на забор, что к улице выходит. Далековато от центра, правда. Зато дёшево: за проживание и обед — рубль в месяц. На постоялом дворе дороже выйдет. Хозяйка, бодренькая старушка Ефросинья — приветливая.

— Располагайся, барин. Мне не так скучно будет, опять же заработок.

Я отдал авансом рубль. Не приведёт меня Александр к мошеннице, человек он порядочный.

Вообще мне с людьми здесь, в средневековой России, везло. Были враги, разбойники, но их сразу видно было, никто не маскировался. Большинство всё-таки — порядочные, стержень у людей таких чувствовался, по вере и правде жили. Моральный климат другой, не то что в моё время.

Теперь главный вопрос — заработок искать, дело наладить, в нём купец мне не помощник — не тот профиль.

Для начала я решил познакомиться с самим городом, всё-таки я был в нём впервые. Старинный Владимир, бывший столицей русского княжества при многих князьях, тянулся вдоль Клязьмы и стоял на трёх холмах. Практически единственная длинная улица — Большая Московская, переходила в Дворянскую и тянулась параллельно Клязьме. Почти все церкви и монастыри располагались именно на ней. Обнесенный крепостной стеной, город имел несколько ворот, но двое из них меня просто поразили своей красотой — Золотые и Серебряные.

Я долго, почти как современный турист, ходил вокруг Золотых ворот. Золота на них не было, но три полосы меди, опоясавшие ворота, были позолочены, и под лучами солнца сияли, как золотые.

Я перекрестился на возвышавшиеся над куполами кресты надвратной церкви и пошёл по улице. Была она шире иных московских, однако большинство домов были деревянные. Множество маленьких улиц пересекали центральную и упирались своими концами в городские стены. Храмы, церкви и монастыри завораживали величием — незыблемая мощь, традиционная русская архитектура вселяли надежду на вечность седой Руси, твердыню её православной Христовой веры. Крепостные стены, выщербленные местами высоко над головой, как боевые шрамы свидетельствовали о былых жестоких штурмах города.

В общем, за полдня я обошёл почти весь город и ноги сбил изрядно. Решил покушать в трактире, познакомиться со здешней кухней. Подкрепился, выпил винца — дрянного, кисловатого. Не иначе — трактирщик водой разводит. И, сидючи за столом, услышал интересный разговор. Рядом сидели трое служивого вида, похоже — подьячие или писари городской управы.

— Дочка-то у наместника болеет, уж что только матушка её не делала — лекарей лучших звала, травников — даже, прости господи, знахарей, или колдунов.

Второй засмеялся.

— То-то наместник злой ходит. Как появится в управе, то подзатыльник даст, то переписывать грамотки заново заставит.

Дальше разговор пошёл о челобитных, и мне стало неинтересно. Похоже, работа сама шла ко мне в руки. Интересно, чем таким хворает дочь наместника? Разузнать бы. А то получится неладно — заявлюсь к наместнику, а сам сделать ничего не смогу. Мало позора будет на мою голову, так ещё из города выгонят, батогами побив.

А попрошу-ка я разузнать о недуге дочери наместника Александра. Он местный, связи есть, у него быстрее получится.

Решив так, я направился к дому купца. На моё счастье, он оказался дома.

После взаимных приветствий мы выпили по кубку вина, не в пример вину трактирщика, довольно неплохого. Потом Александр спросил:

— С чем пожаловал?

— Нужда привела.

— У тебя денег полмешка, а ты про нужду.

— Я не о деньгах. Невзначай, сам того не желая, услышал разговор в трактире — о том, что дочь наместника больна.

— Эка новость! О том полгорода знает.

— Чем больна?

— Вот уж не знаю, — развёл руками купец. — Знаю только — лекари известные её пользовали, только без толку. Высек их саморучно наместник за бестолковость, крут он у нас. Три года, как государем поставлен на город. Раньше, говорят, воеводой был, оттого и подчинения требует беспрекословного. А ещё слыхал, при кромешниках в опале он был, с семьёй в селе захудалом на северах проедался. Демьяном Акинфиевичем звать. Ты нешто к нему собрался?

— Попробую. Где его найти?

— Известно где — дома али в управе. Только не допустят к телу. Домой только близких или родню слуги пускают, а в управе сначала к писарю или столоначальнику попасть надо, потом, коли дело важное — к подьячему, затем — к дьяку. Ну а если без самого — никак, то уж только тогда…

— М-да, не проще, чем в ЖЭКе.

— Это что такое?

— Не бери в голову, пустое. Дом-то его где?

— Где ему быть — на Ивановской, там всяк покажет.

— Ну спасибо. выручил.

— Всё же идти решил?

— Наведаюсь.

— Смотри, я тебя предупреждал.

Мы тепло попрощались, и я направился к своему жилью. Хозяйка всплеснула руками.

— Да где ж ты ходишь, родимый? Уж и обед твой простыл. Договаривались же — с обедом постой.

— Извини, хозяйка. А обед я по-любому съем, кушал уж давненько.

Хозяйка усадила за стол, расторопно накрыла. Готовила она неплохо, но зелени, специй — маловато. Как-то пресно здесь готовят. Это я ещё в трапезной приметил. В супе — домашняя лапша да морковь. Ни петрушки тебе, ни укропчика, ни корешочка хрена, хотя, конечно — зима на дворе. Но сохраняли же как-то хозяйки в других местах зелень до самой весны.

Отобедав, я снял сапоги и улёгся в постель. Хорошо! От печки теплом тянет, за окном — ветер холодный свистит, в трубе завывает. Плохо в такую погоду путнику — холодно, снегом дорогу переметает, а то и вовсе заносит. Заблудишься — быть беде.

Я размышлял, как мне попасть в дом наместника. Слуги могут и вовсе сразу взашей выгнать — хозяин и не узнает, что лекарь приходил. А вот как! Я аж приподнялся в постели от осенившей меня мысли. Он же из управы как домой добирается? Коли воевода бывший, то наверняка верхом, не в санях крытых, прозываемых кибиткой. Пешком ходить — не по чину, уважения должного не будет. Только и делов, что подождать неподалеку от ворот его возвращения со службы.

Так и сделал. Дом наместника нашёл быстро — прохожие показали. Правда, один из них, приняв меня за просителя, посоветовал:

— Не ходи домой, слушать не будет. Слуги побьют да вытолкают взашей.

Я встал наискосок от ворот, по левую руку от Большой Московской. От управы дорога сюда одна, и воевода мимо не проедет.

Ждать пришлось долго, и когда уже начало сереть, в преддверии скорого наступления ночи, появился наместник. Впереди на коне скакал с факелом воин, за ним — наместник, и замыкал кавалькаду ещё один воин с факелом. Все были при саблях. Промелькнуло опасение — брошусь к воеводе, примут за лазутчика какого да снесут башку, не разбираясь.

Всадники остановились у дома, и воин с факелом плетью постучал в ворота. Самое время действовать, а то откроют ворота, въедет кавалькада — прощай день бесполезного ожидания на морозе.

Я бросился к воеводе. Второй воин насторожился, положил руку на рукоять сабли.

— Демьян Акинфиевич! Не вели казнить, вели слово молвить!

Воин сзади убрал руку с сабли, зато приготовился пустить в ход плеть.

— Кто таков будешь? Почему ко мне домой?

— Лекарь я, о горе твоём прознал, помочь хочу.

Воевода помолчал немного.

— Назовись!

— Кожин, Юрий.

— Не слыхал про такого! Не местный, что ли?

— Из Пскова.

— Вот что, сейчас поздно уже, приходи завтра, после заутрени. Я слугам накажу — пропустят. Но смотри мне, — грозно изрёк наместник, — сам вызвался помочь, сам и отвечать будешь.

— А помогу коли?

— Видно будет.

Воевода и воины въехали в открывшиеся ворота, а я с лёгким сердцем побежал к Ефросинье. Дела делами, а коню корм задать надо.

Утром слегка перекусил, почистил как мог кафтан, надел тулуп и пошёл к дому воеводы. Конечно, лучше бы не тулуп надеть, а шубу — куда бы как представительней смотрелся, но не было у меня шубы.

Дойдя до дома воеводы, постучал в ворота. Почти тут же распахнулась калитка, выглянул здоровенный бородатый мужик в суконном кафтане, презрительно меня оглядел и процедил:

— Чего тебе, лапотник?

— Я лекарь, воевода вчера говорил — дочку посмотреть.

— Ты — лекарь? А ну-ка пшёл прочь отсюда, пока плетей не получил!

В подтверждение своих слов привратник показал плётку-семихвостку. Штука серьезная, на концах ремешков подшиты свинцовые шарики. Такая может и калекой оставить.

Я развернулся и отправился восвояси. Нет так нет, как говорится — на нет и суда нет. Перебьёмся как-нибудь.