Понятно, что никакого патологоанатома или гистолога тут не было. Но я получил огромное облегчение — всё-таки опухоль не злокачественная. Я сделал ревизию брюшной полости — нет ли кровотечения, в каком состоянии другие органы? И со спокойной совестью ушил рану. Всё!

Перевязав Ксению, я перенёс её на кровать. Сел на стул, холстиной обтёрся. В доме было тепло, но не жарко, а я — весь мокрый от пота. Ксения стала отходить от опия, застонала.

— Потерпи, девочка, будет больно, но всё плохое уже позади. Вскорости ходить станешь, с подругами на посиделках песни петь, замуж выйдешь, деточек нарожаешь, и всё у тебя будет хорошо. А сейчас крепись, больно — я понимаю, но это пройдёт.

Я вышел в коридор, желая поговорить с боярыней, да её и искать не пришлось. Слуги поставили ей стул, и она маялась в коридоре рядом со спальней дочери, превратившейся в одночасье в операционную.

— Всё, матушка, самое тяжелое и худшее позади. Удалил я болячку. Пройдёт неделя, заживёт живот, и будет дочка твоя веселее и краше, чем до болезни.

Реакция боярыни меня удивила. Она бухнулась передо мной на колени и стала целовать руки.

— Ты что, боярыня, окстись! Не ровен час — прислуга увидит.

— Да плевать мне на холопов — дочка намаялась, и я с ней. Каждый день таяла. Я уж в отчаяние впала, в церковь каждый день ходила у Бога исцеления просить. Да видно — грехов много, не внимал Господь.

— Неправа ты, матушка. Встань, будь ласкова. Услышал Господь твои молитвы, раз меня к дочери твоей привёл. Моими руками её исцелил.

— А и правда! Услышал Господь!

Боярыня снова упала на колени, стала истово креститься.

— Можно мне её увидеть?

— Дозволяю, но не долго. Тяжко сейчас ей, больно. Но слово даю — через неделю вместе с вами за одним столом трапезничать будет.

— Слава Богу! Сподобил Господь!

Мы прошли в спальню Ксении. Она была бледна, но, завидев матушку, слабо улыбнулась.

— Жива я, матушка! Лекарь обещает — здорова буду, замуж выйду, деток рожу.

— Счастье-то какое!

Боярыня заплакала.

— Всё, всё. Ксении сейчас поспать надо, отдохнуть. Чего мокреть разводить. Радоваться сейчас надо. А к вечеру куриным бульоном дочь попотчевать.

— Сейчас распоряжусь.

Боярыня взяла себя в руки, вышла из спальни.

Вышел и я. Однако где же комнатка, что мне отвели? Я прошёлся по дому и, к своему удивлению, не обнаружил ни одного слуги.

Выглянул в окно. Да они все во дворе стоят, озябли уже на морозе. Воевода слишком прямолинейно понял мою просьбу, чтобы никто не мешал, и попросту распорядился всем выйти из дома. Я засмеялся. Он что, настолько солдафон или так сильно любит дочь? А ведь при неблагоприятном для Ксении исходе угрозы воеводы были абсолютно реальны. Умри его дочь на столе, я бы не дожил и до вечера. По спине пробежал холодок.

Я вышел на крыльцо.

— Всё прошло успешно, можно вернуться в дом, и молитесь все во здравие Ксении.

Толпа слуг дружно упала на колени и стала истово креститься. Потом потянулись в дом, в тепло.

Ближе к сумеркам домой заявился воевода. В доме сразу засуетились, забегали. Через некоторое время слуга известил, что наместник меня ждёт.

Я спустился в уже знакомую трапезную. Воевода вкушал после трудового дня. На сей раз он предложил сесть.

— Что скажешь, лекарь?

— Сейчас покажу.

Я поднялся наверх, взял замотанную в холстину удалённую опухоль, спустился вниз, положил на стол и развернул тряпку. Воевода перестал есть, подошёл поближе.

— А это что?

— То, что было в животе у твоей дочери и то, что я вырезал. Как заживёт рана, она будет здорова.

Наместник изменился в лице, побледнел, похоже — ему стало дурно. Он бухнулся на стул, приказал:

— Дай вина!

Я налил в кубок вина, подал. Наместник жадно осушил кубок.

— Бедная девочка, носить в себе эту дрянь! Как она себя чувствует?

И только я открыл рот, как он поднялся:

— Не отвечай, я сам посмотрю.

Быстрыми шагами наместник направился по лестнице к комнате дочери.

Ксения не спала, на лбу её была видна испарина. Плохо ей сейчас, но ведь после операции прошло всего несколько часов. И более крепкие люди, дюжие, здоровенные мужики, расползались, как кисель, после операции. Но девочка держалась, даже улыбнулась отцу.

Я вышел. Пусть поговорят наедине.

Через несколько минут наместник вышел, вернулся в трапезную. Снова подошёл к удалённой опухоли, посмотрел с отвращением. Неожиданно для меня взял свёрток в руки, подержал, опустил на стол.

— Фунтов пять-шесть? Как думаешь?

— Похоже на то.

— И откуда эта дрянь берётся? Ты откель такой резвый здесь взялся? Что-то раньше я о тебе не слыхал.

— Из Пскова.

— Чего убёг?

— Не убёг, сам уехал. Не хочу о том.

— Твоё дело. Садись со мной, отметим.

— Не могу, за ней сейчас присмотр нужен.

— Ну один-то кубок вина разум не затуманит. Небось, не каждый день у наместника за столом сидишь.

— Твоя правда, Демьян Акинфиевич.

— Давай за Ксению! Чтобы выздоровела.

Мы выпили, наместник показал рукой на еду:

— Угощайся.

Я не заставил себя упрашивать — наелся.

Наместник выпил ещё.

— Ты где научился лекарскому делу?

Ага, так я тебе и сказал, что только через четыреста с лишним лет закончу медицинский институт. Конечно — соврал:

— В Париже, у лучших медикусов.

Наместник покачал головой.

— Умеют же — не то что наши лапотники.

Я чуть не засмеялся.

— Ладно, будет ещё время поговорить. К дочери ступай.

Я вернулся в спальню Ксении. Она уже спала. Осмотрев повязку, пощупав пульс и не найдя поводов для беспокойства, вышел в коридор. Здесь меня уже ждал слуга — проводил в соседнюю комнату, отведённую мне на время ухода за Ксенией. Спросил, что подать к столу.

Есть я уже не хотел и сразу лёг спать. Дома бы беспробудно спал до утра, но здесь внутренний будильник уже через три часа разбудил меня. Проведав больную, я опять прилёг. Ночью ещё дважды вставал и проверял состояние больной.

Так — в заботах и перевязках — прошла неделя. Муторно, обыденно. но выхаживание пациента после операции — едва ли не половина успеха.

Настал день, когда я с лёгким сердцем снял швы.

— Ну, Ксения, на том будем прощаться. Тяжёлого не поднимай, плясать можно будет через месяц — не ранее. Через недельку загляну, проведаю. Будет плохо — пусть батюшка за мной пришлёт.

— Спасибо, Юрий. Я уже хорошо себя чувствую — как раньше.

— Не забудь на свадьбу пригласить.

— Какая свадьба — у меня даже жениха нет.

— Будет, появится вскорости. Хворала ты сильно — о том все знали, а кому жена больная нужна? Ты теперь в свет выйди, в церковь сходи. Пусть все видят, что здорова ты. Вот женихи и объявятся. Девка ты красивая, подточила тебя болезнь немного — да это дело поправимое. Икру поешь да фруктов. Через недельку румянец на щеках заиграет — парни глаз не отведут.

— Да ну тебя! — Ксения засмущалась.

Я поклонился и, забрав сумку с инструментами, вышел из дома. Завидев меня, слуга кинулся открывать ворота. Так и должно быть — встречают по одёжке, провожают по уму.

Дома у Ефросиньи всё было спокойно, тихо и уютно. Поздоровавшись, я первым делом спросил:

— Как конь? Кормлен ли?

— Да знакомец твой, Ксандр, слугу присылал дважды в день, так тот поил, кормил, вычёсывал — даже на улицу выводил, чтобы не застоялся.

Молодец купец, сдержал слово, должник я его.

А вскоре пожаловал и он сам. Обнял меня, похлопал по плечам.

— Вижу, живой-здоровый. Стало быть, хорошо всё прошло.

— Как видишь. Спасибо за коня.

— На том стоим, слово же дал. Пошли в корчму какую-нибудь, посидим, отметим твоё возвращение.

— Давай, я не против. Ты местный, веди, где вкусно кормят.

Мы с купцом отправились в город, зашли в трапезную на Монастырской. Зал был большой, народа много, не поговоришь по душам. Но, едва завидев Александра, хозяин выскочил из-за стойки и поспешил навстречу с приветствиями.

— Ксандр! Как я рад тебя видеть! Ты с гостем?

— Мой хороший знакомец и лучший лекарь в городе — Юрий Кожин, — представил меня купец.

— Гостям мы завсегда рады! Пройдите в комнату, там спокойнее будет.

Мы прошли по коридору мимо кухни и зашли в небольшую уютную комнату. По нынешнему — кабинет для VIP-персон. Чистый стол со скатертью, стулья вокруг, а не лавки. Почти мгновенно появившийся половой принял заказ.

Кормили в трактире и в самом деле вкусно, а вино было просто отменным.

Мы сидели допоздна: обмыли успешную операцию и моё счастливое возвращение, потом — начало моей лекарской работы во граде Владимире, затем за дружбу, далее я уже помню смутно. А уж как до дома добрался — вообще полный провал в памяти.

Но утром Ефросинья сказала, что привёл меня Александр. Сам едва на ногах стоял, но до двери довёл. Экий молодчина!

Отоспавшись, после обеда я отправился на торг: надо было одежонки подкупить, а то уж пообносился — не амбал, чай.

А там уж разговоров да слухов полно, да и где новости узнавать, как не на торгу. Сегодня в Успенском соборе, оказывается, была вся семья наместника. Ну, то, что сам он был, да жена его — не новость. Дочка пришла — вот что интересно, про которую раньше говорили, что недужная очень, чуть ли не при смерти. А ноне на заутренней службе — жива да здорова. Удивительно сие, стало быть — раньше-то врали?

Слушал я все эти разговоры с удовольствием — всё-таки приложил свою руку к выздоровлению Ксении.

Через неделю решил посетить с визитом дом наместника.

На стук ворота открыл привратник — тот самый, который дал мне от ворот поворот и которого наказывали плетьми. Пренебрежительное выражение его лица тут же сменилось на подобострастное, даже заискивающее.

— Хозяина нет дома.

— Я к боярыне и дочке.

— Милости просим.

Привратник распахнул калитку пошире, согнулся в поклоне. Едва я ступил в сени, слуга с поклоном принял тулуп, проводил в трапезную и исчез.

Через некоторое время по лестнице застучали каблучки, и выпорхнула Ксения, а за ней вальяжно и степенно спускалась боярыня.

Ксению было не узнать! После операции прошло-то чуть меньше трёх недель, а расцвела-то девочка как, похорошела.

Я был удивлён произошедшими переменами и обрадован, что скрывать. Когда женщина болеет — видно сразу. Непокрашена, раздевается без стеснения. А как только здоровье идёт на поправку — губки красит, за причёской следит, а раздевается со смущением.

Я притворно ахнул:

— Кого я вижу? Это ли тот почти увядший цветочек, который я увидел в первый раз? Уста сахарные, бровями союзна, стан стройный! Ты ли это, Ксения?

Моя неприкрытая лесть и восхищение были девушке приятны. На щёчках выступил румянец смущения. Да и как её не понять? Подружки уж замужем, а она в постели провалялась, в то время как с женихами миловаться надо. Выпал из её жизни волнующий кусок юности, и теперь Ксения явно старалась добрать то, что упустила из-за хвори. Мои комплименты девушка впитывала как губка воду. Я бы ещё говорил, да боярыни постеснялся. Будучи в Порте, наслушался цветистых восточных речей дворцовых подхалимов и поэтов и теперь сам мог бы расточать сладкозвучный елей.

Зардевшаяся Ксения была польщена.

— Я, нравлюсь? — кокетливо спросила она, немного смущаясь в присутствии строгой матери.

— Нет слов, я просто сражён твоей красотой.

Ксения крутанулась передо мной на одном каблучке. И впрямь хороша!

— Как себя чувствуешь?

— Как никогда! Ты просто чародей, Юрий.

— Рад слышать и видеть. Ничего не беспокоит?

— Нет, нет, нет, — пропела Ксения.

Я уж и сам видел, что девчонка здорова. И первый признак этого — глаза. У здоровых людей они прямо блестят и светятся — радостью жизни и счастьем.

Осматривать девушку не стал. Такое платье служанки полчаса снимать будут. По европейской моде, на шнуровках сзади.

— На торгу говорят — в церкви тебя видели. Город в восхищении, только и разговоров.

Ксения снова зарделась.

— Ну что, Ксения, ты теперь здорова. Прощай!

Я поклонился и вышел.

Шёл по улице не спеша. А хорошо-то как — воздух морозный, чистый, немного с запахом дыма. Человека вылечил. Как Ксения изменилась! Что было месяц назад и сейчас — два разных человека. Я был доволен, не скрою. К купцу зайти, что ли? Поделиться радостью? Так уж и сам небось в курсе, ещё раньше меня новость на торгу узнал. Так ведь и выпить потянет, нет — не пойду пока. Купец мужик здоровый, на выпивку горазд, и крепче меня.

У дома стояла крытая кибитка. Неуж наместник прислал? Неплохо бы ему и расплатиться. Или на кол не посадил и посчитал, что и одного этого уже довольно для меня? В принципе, наместник — один из столпов царских, кои в каждом городе были, а я кто? Без роду, без племени — лекаришко неизвестный. Казнят — и не заметит никто моего исчезновения. Ну и чёрт с ним, чем богаче человек, тем жаднее. Забыть про него — и все дела.

Рассудив так, я открыл калитку и вошёл в дом. А здесь Александр собственной персоной, да не один — с ним ещё купчина незнакомый. Похоже, поважней да побогаче Ксандра будет — шуба соболья расстёгнута, из-под неё однорядка с жемчужными пуговицами видна, а на шее — цепь золотая, толщиной в палец.

Надоели мне что-то богатенькие, глаза бы мои их не видели. Понтов много! Однако виду не подал, поклонился, здравия всем пожелал. Привстали купцы с лавки, ответный поклон отвесили.

Начали, как водится, с погоды. Говорил в основном Ксандр. Второй же впился в меня пронизывающим взглядом, как будто оценивал, как на торгу. Наконец перешли к делу. Заговорил незнакомый купец.

— Я Малыхин Пётр, по батюшке Иванович.

— Кожин Юрий. Что за нужда привела ко мне?

— Именно что нужда. На торгу немало прослышан об исцелении чудесном Ксении, дочери наместника. Знаю — болела тяжко и тут — такое говорят… Не поверил словам, грешен, сам на заутреню пошёл, убедился — не врут люди, истинно так! Надежду во мне сие видение вселило. Духом я воспрянул.

— Пока я про беду твою не услышал — одни слова.

— А я не сказал? Жена у меня болеет. Посмотреть бы её надо, попользовать.

— Что болит?

— Нешто я лекарь? За тем и приехал. Вот Ксандр сказал — знакомец он тебе, не откажешь, мол.

— Хорошо, поехали, посмотрим жену, там и решим — смогу я помочь или бессилен.

— Да как же бессилен!? Вона — дочку наместникову с одра поднял. А у меня жена-то сама ходит, болеет только, мается, бедняжка.

В голосе купца послышалась тоска.

Мы сели в кибитку, возничий щёлкнул кнутом. Ехать было всего ничего — меньше квартала. Однако положение купца обязывало. Ну никак не можно пешком идти, разве что в церковь.

Сани парадные у купца были ничуть не меньше и не хуже, чем у наместника. И дом по простору не уступал, только, может, слуг поменьше, так вероятно — не всех видел. Богато живёт купец, с размахом.

Пётр поймал мой взгляд на его хоромы, улыбнулся самодовольно — и мы, мол, не лаптем щи хлебаем.

Навстречу нам вышла миловидная женщина лет тридцати пяти, вынесла корец с горячим сбитнем. Вначале выпил Ксандр, и слуга тут же подал купчихе полный корец.

Теперь уже выпил до дна я.

— Вот знакомься, Меланья, лекаря знатного тебе привёз. Помнишь, вчера я ходил в Успенский собор, дочку наместникову смотреть, что чудом выздоровела? А чудо руками своими сотворил вот он. Пока другие удивляются — кто смог такое? — я уже подсуетился, других тугодумов опередил.

Радость купца была прямо мальчишеской. Наверное, он и в торговом деле такой — соображает быстрее всех. Уважаю таких — пока другие репу чешут да в носу ковыряют, раздумывая, он уже успеет дело обстряпать.

— Мне бы осмотреть твою жену, Пётр.

— Да за ради бога, для того и приехали.

Жена купца повернулась и пошла в свою комнату, я последовал за ней. Внешне она не производила впечатления тяжко больной. Может, перестраховался Пётр?

Расспросив дотошно Меланью — это называлось в медицине сборами жалоб и анамнезом, я тщательно её осмотрел. Нет, не перестраховался Пётр, похоже — камень в левой почке у женщины.

— Травы пила какие-нибудь?

— Пила, что травник давал.

— Легче после лечения было?

— Ненадолго.

Я задумался. Даже маленький камень может вызвать сильные болевые приступы, да такие, что на стену от боли полезешь.

Микролиты успешно лекарствами да травами лечить можно. Большой камень если — только операция. Нет, конечно, в моё время применяли и другие методы, например — дистанционная литотрипсия. Но сейчас не о них речь, нету этих аппаратов здесь.

— Операцию делать надо, сударыня.

— Ой, боюсь я.

— Знамо дело, кому под нож ложиться охота.

— С мужем посоветуюсь.

— Твоё дело, только не у мужа болит, а у тебя, тебе и решать.

Мы вернулись в трапезную. Я коротко рассказал, как обстоят дела со здоровьем у Меланьи.

— А что думать, — сразу заявил Пётр. — Больная — вот она, лекарь здесь, деньги тут.

Он похлопал себя по кошелю на поясе.

Меланья опять взялась за своё:

— Боюсь я.

Пётр и слушать не стал:

— Решено, вот моё слово. Когда?

— Завтра, с утра. Стол приготовь, холста белёного побольше, воды тёплой. Сама пусть искупается, но париться не надо. Комнатку для меня надобно. После операции придётся мне с недельку у вас пожить, за больной понаблюдать. Положено так.

— Да хоть весь этаж занимай! — хохотнул купец.

С утра я и взялся. Гладко шла операция, а потом… Внезапно в лицо ударил фонтан крови. Одной рукой я прижал кровоточащую артерию, другой вытер лицо. Слишком долго везение продолжаться не может. Попривык я к успеху, подуспокоился, расслабился. А нельзя было! К почке дополнительный сосуд подходил, что иногда случается, вот и задел я его инструментом. Я наложил на сосуд двойную лигатуру. Кровотечение остановилось. Не страшно, потеряла крови немного — с полстакана.

Но это сигнал свыше. Полная сосредоточенность! Далее я работал чётко, удалил из лоханки коралловидный камень в полкулака размером и мысленно себя похвалил. Никакие травы в данном случае не помогли бы, только операция. Представляю, как женщина мучилась.

Пациентка пошла на поправку быстро, и через неделю я снял швы.

— Всё, милая, здорова. Только впредь водичку кипячёную пей.

Я дал ещё несколько советов, собрал сумку с инструментами, вышел в трапезную.

Пётр сидел здесь, сиял улыбкой от уха до уха.

— За жену спасибо! Не зря, значит, перехватил я тебя. У нас в городе, как прослышали о тебе, искать кинулись. А я Ксандра попросил помолчать пока, не говорить, кто ты и где живёшь, если кто спрашивать станет.

Купец поднялся со стула, поклонился в пояс. Я в ответ поклонился тоже. Это ведь ритуал такой, нарушать нельзя.

— Сколько я должен?

— Двести рублей серебром.

Сумма не просто большая, а огромная. Но думаю — от него несильно убудет.

Купец удалился в соседнюю комнату, вынес мешочек и вложил мне в руку.

— Это — за работу.

Достал мешочек поменьше, вложил мне во вторую руку:

— А это от меня, за уважение, кое ты проявил к дому моему и жене, а стало быть — и к роду моему.

Купец лично проводил меня в сени, помог надеть тулуп, поднёс сумку с инструментами до кибитки.

— Лекаря до дома довези в сохранности, — наказал вознице.

Мы обменялись прощальными словами, и я поехал к себе. Вообще-то он неплохим мужиком оказался, этот купчина. А вначале не понравился он мне — слишком богатство своё выпячивал.