Рана была неглубокая, лезвие разбойничьего топора скользнуло по рёбрам, рассекло кожу и мышцы, но сами рёбра были целы. Вот только кровило сильно.

— Мох толчёный, тряпицы чистые — быстро!

— Я мигом!

Мужик сбегал к другой подводе и принёс чистую тряпицу — вроде широкого бинта.

— Приподними его за плечи и держи, я перевяжу.

Алексей ловко перевязал раненого.

— Слава богу, жив боярин, — перекрестился обозник.

— Ты кто такой?

— Так холоп Захарий.

— Боярина как величать?

— Корней Ермолаевич Кошкин.

— Не тяни кота за хвост! Далеко ли до усадьбы боярина? Его ведь домой доставить надо.

— Ох ты, беда какая! Недалеко уже, дневной переход.

Вот хватил обозник — недалеко! Боярина целый день на телеге трясти надо — выдержит ли?

Алексей осмотрел боярина — вроде крови и порезов одежды больше не видно. По-человечески надо сопроводить его до дома. Обозник один остался — на пять подвод с лошадьми.

— Откуда идёте, что за груз?

— Издалека. В Булгар ходили, за товаром.

— Так ведь хозяин твой вроде не купец?

— Точно, боярин он — только из обнищавших. Всего-то и было что пять мужиков. Да вишь — один я ноне и остался. А осенью надо боярину на службу, вот и решил он в Булгар сходить.

— Ладно, все разговоры потом. Запрягай лошадей, сопровожу вас с обозом до дому.

— Вот спасибо, мил-человек! А то мне одному не управиться.

Обозник забегал, собрал с луга пасущихся лошадей.

— Там ещё лошадёнка — не твоя ли?

— Меня Алексеем зовут. Моя лошадёнка, веди её сюда.

Они запрягли лошадей в подводы, поводья каждой привязали к подводе впередистоящей лошади, и получился эдакий караван. Захарий уселся на первую подводу — он знал дорогу, Алексей — на последнюю замыкающим. Перед отъездом он собрал всё оружие и сложил к себе в телегу. Железо стоило дорого, и бросать его было грех.

Только они тронулись, как снова остановились. Захарий спрыгнул с подводы и подбежал к Алексею:

— Негоже нам уезжать, людей своих отпеть да похоронить бы надо.

— Правильно говоришь, только рыть могилы нам с тобой здесь до вечера. Как думаешь, выдюжит боярин?

— Эх, ядрит твою! Что за жизнь такая!

Захарий расстроился. Ведь убитые холопы — его товарищи, но и в словах Алексея была своя правда. Он понуро пошёл к подводе, запрыгнул на неё, взял в руки вожжи и тронул коня с места.

Обоз шёл до полудня, потом дали лошадям отдых. Хоть и поторапливаться надо, а животина есть хочет, и объяснить ей что-то просто невозможно. Сами пожевали сухарей из припасов боярина.

На остановке боярин пришёл в себя, повёл вокруг глазами, увидел Захария и удовлетворённо кивнул.

— Здесь я, Корней Ермолаевич! И обоз со мной, к вечеру дома должны быть, — успокоил боярина ездовой.

— Пить дай…

Обозник напоил боярина из баклажки.

— А где остальные? — напившись, спросил боярин.

Обозник отвёл глаза в сторону:

— Только я да Алексей остались. Кабы не он, все бы полегли.

Боярин кивнул и смежил веки — слаб он был после кровопотери. Ему бы сейчас покой да уход, а не тряскую подводу.

Уже в сумерках они подъехали к боярской усадьбе. За тыном располагалась изба хозяина, на заднем дворе — хозяйственные постройки, вроде конюшни, бани, амбаров. Но выглядело всё это достаточно скромно, без резных наличников на окнах. Добротно, но без шика.

Захарий и Алексей занесли хозяина в дом. Забегали, заохали женщины, принялись осторожно раздевать его.

Алексей помог завести обоз во двор и распрячь коней. Пожилой дядька принялся разгружать подводы.

Женщины усадили Захария и Алексея за стол.

— Кушайте-кушайте, устали, поди, с дороги-то.

Пища была вкусной; без изысков, но сытной. Лапша домашняя с курятиной, пироги рыбные, пиво. Заметив, что после еды оба гостя стали клевать носами, их отправили спать. Алексея вместе с Захарием уложили в людской на лавках, и оба сразу вырубились.

Утром Алексей едва расправил занемевшие члены. Лавка была жёсткой, хорошо — под головой подушка, набитая пером. Но при всём при том это была крыша над головой. А что в людской уложили, вместе с холопами, — так ведь на Руси сроду встречали по одёжке, а рубище на нём крестьянское.

Они позавтракали свежеиспечёнными калачами с сытом. Алексей поблагодарил кухарок и поинтересовался, как себя чувствует боярин.

— Почивает он. Ослаб после ранения, сердешный.

Алексей посчитал свою задачу выполненной, пора и честь знать. Гость хорош, когда уезжает быстро, особенно — если гость незваный. Боярин-то то его на поляне встретил и разговаривал не очень приветливо, подозревая в нём разбойника из шайки.

Алексей вышел во двор и нашёл в амбаре Захария.

— Мне бы лошадку свою взять, Захарий. И ещё одна просьба… — Алексей замялся. Захарий не хозяин, просить неудобно, но других слуг он вовсе не знал.

— Говори смелее, — подбодрил его холоп.

— Мне бы в дорогу хлебца и яиц варёных.

Конечно, лучше бы сала, оно сытнее, но совесть не позволила Алексею просить большего.

— Всё сделаю. Кабы не ты, мы бы все там полегли.

Захарий ушёл и вскоре вернулся с лукошком.

— Кухарки хлебца свежего в тряпице тебе положили, лука, яичек варёных, как ты просил. И ещё… — Захарий достал нечто завёрнутое в чистую тряпицу, развернул, и Алексей увидел добрый шмат солёного сала. Он немного смутился, поскольку не рассчитывал на такую щедрость.

— Ну спасибо, удружил. Ввек не забуду доброты твоей.

— На добро принято отвечать добром, — в свою очередь смутился Захарий.

Он вывел из конюшни лошадку.

— Я ей овса задал, напоил. Нельзя животину на одной траве держать, живот будет пучить.

— Даже не знаю, как тебя поблагодарить.

— Даст Бог — свидимся ещё.

Алексей повёл лошадь под уздцы к воротам. Выезжать со двора верхом мог только хозяин или князь, в противном случае это воспринималось как неуважение к боярину.

На перестук копыт на крыльцо выбежала женщина:

— Куда же ты, гость дорогой? Боярин видеть тебя хочет.

Опять неладно. Выехал бы на пару минут раньше — не было бы заминки. Да ладно, в его положении торопиться некуда, пятью минутами раньше или позже — что это решит?

Алексей подошёл к крыльцу, поставил лукошко с провизией и следом за женщиной прошёл в опочивальню боярина. Войдя, он повернулся к красному углу, перекрестился на иконы и отбил поклон, а уж потом повернулся к боярину.

— Здрав буди, Корней Ермолаевич!

Как-то быстро, на ходу вспоминались слова и обороты речи тех времён, когда он служил дружинником у Владимира Мономаха.

— Здравствуй, гость нежданный. Садись, в ногах правды нет.

Алексей устроился на лавке. Виноватым он себя ни в чём не чувствовал, потому держался уверенно и с достоинством.

— Помог ты нам, — продолжил боярин, — казню себя, что не поверил тебе.

— Обошлось ведь. Вот только мужиков положили.

— Чьих ты?

— Уже ничьих, боярин. Служил дружинником в Литве, а ноне здесь оказался, на Рязанской земле.

— То-то я слышу, говор у тебя не наш.

Княжество Литовское было православным, люди говорили по-русски, бояре и князья со всей своей челядью зачастую переходили на службу в Московское, Тверское либо Рязанское княжества, приносили великому князю клятву и служили верно. Чем-то предосудительным такой переход не считался, и потому боярин к словам Алексея о его службе в Литве отнёсся спокойно. Однако упоминание о службе дружинником вызвало у него интерес, даже глаза заблестели.

— Вон как поворачивается! Видел я тебя в схватке с разбойниками, горазд ты драться, чума просто!

Алексей кивнул, соглашаясь. Уже в скольких схватках ему пришлось поучаствовать — не счесть. И с печенегами, и с половцами, и с сарацинами; с гуннами Аттилы — всех не упомнить.

— Только не пойму, почему ты в схватку с дубиной бросился? Разбойничье это оружие, не воина.

— Саблю-то и коня боевого мне вернуть пришлось…

— Ну да, ну да, оно понятно… А кому служил? — боярин хитро прищурился.

— Прости, боярин, отвечать правду не хочу, а врать противно.

— Хм! — Боярин смотрел на Алексея с любопытством: допрежь ему не приходилось встречать таких людей.

— А одежонка почто как у подлого сословия?

— В чём же мне быть? В шлёме и кольчуге?

— Твоя правда.

Боярин задумался на несколько минут, и Алексей уже было счёл, что аудиенция окончена, собирался откланяться. Ведь боярин слаб ещё!

— Сиди! — как будто прочитал его мысли боярин. — Предложение хочу тебе сделать.

Алексею стало интересно.

— Боевым холопом служить у меня я предложить тебе не могу, не холоп ты мне. А вот в боярские дети пойдёшь? Сыном боярским?

Алексей растерялся. Боярин мог брать на службу людей достойных, скажем — воинов в дружину. Но это у кого мошна серебром полна. А дворяне победнее набирали так называемых боярских детей. Давали им землю, холопов — на прокорм. За это «боярский сын» должен был по первому зову боярина служить воинскую службу. Раз или два в году боярин должен был выставить для пограничной либо иной службы людей — «конно и оружно», причём число воинов зависело от площади пашни. А один только конь верховой и полный комплект защиты и оружия стоил немалых денег. Князь с бояр спрашивал строго, коней, оружие и прочую амуницию на ежегодных смотрах проверял лично, за нерадивость взыскивал. И по сути, боярин предлагал Алексею удел — землю и холопов в обмен на воинскую службу под знаменем боярина. Только не всякий на такую службу прельщался, в междоусобицах княжеских запросто голову можно было сложить.