Вдруг опять вышел адепт здорового образа жизни и гиревого спорта. Увидев, что Геннадий занят, богатырь Алеша обратился к Глубилину. «Нет ли где в театре корвалола какого-нибудь или валидола?» Это было как-то странно. Корвалол-валидол? «Да дежурной там, бабушке на вахте… Сердце у нее прихватило». Сердечными каплями Глубилин помочь не мог. Хотя было впору и самому их принять. Вздохнув, Алеша ушел.

А Геннадий времени даром не терял. Завлек в сети своего обольщения даму-благоустроительницу. Кокетливо поправляя шапочку, взбивая вороньи пряди, она смеялась. И даже протянула ему свой черный радиопередатчик. Любитель технических прибамбасов с интересом его рассматривал. На его губах играла ухмылочка. С дъявольщинкой… что так нравится женщинам.

…Слушай!!

Богатырь Алеша выскочил из двери, как древний волхв из густого леса (с чертиком из табакерки его вряд ли сравнишь). — Ты же у нас завпост? завпост? завпост, да?! — выпалил Глубилину в лицо, не дав опомниться.

Ну, завпост. Что с этого? Чего так орать?

— Иди быстрее, там тебе звонят! спрашивают!! что-то насчет сцены!!!

Ему? Звонят?! Никогда и никто не звонил сюда по его душу.

Или объявились волшебники, которые будут автоматизировать занавес? Алеша присел на скамейку (как будто кит вынырнул из глубины, отдуваясь) — мокрый и блестящий от пота, он вытирался скомканной майкой. Глубилин со всех ног побежал на вахту, к телефону. В вестибюле полутемно, на столе дежурной включена лампа, никого нет. Привнося ощущение тревоги, витал запах сердечных капель. Ярко освещенный круг выхватывал стакан с водой, брошенную рядом с аппаратом трубку, похожую на мертвого зверька со скрюченными лапками и хвостом провода.

Да? алло? кто это? говорите!

Из мембраны выползало что-то шипящее… Помехи, треск. Вдруг донесся отдаленный, откуда-то из гулких глубин — собачий лай! Трубка лаяла, едва ли не тряслась от злости. Потусторонний пес, блуждающий рык которого повергал в ужас всех обитателей театра? Что за издевательство?! С остервенением швырнул трубку на жалобно звякнувшие рожки аппарата. Ну и шуточки! Кому это понадобилось? Нарочно пугать его этим лаем?! А между тем… подступило что-то дурное… как будто хлебнул подземной воды забвения. И дежурная куда-то подевалась, ни у кого ничего не спросишь. (А блестящий от пота, по-китовьи отдувающийся Алеша? Не проглотил ли он несчастную старушку?) В тревоге присел на банкетку. Она поставлена, чтобы перекрыть подход, чтобы дети не задели, не разбили стеллаж с медалями, вазами и прочей утварью, завоеванной на фестивалях. Змееголовохвостатая чаша посылала сверху медный отблеск своих волхований.

Визг пилы как будто оборвался. Затуманенные зеркала видны сбоку, уходя в перспективу вестибюля. Но там, в дальнем конце у выхода во двор — что-то произошло. Вспыхнул квадрат солнечного света, блик промелькнул в стеклянных поверхностях. Отражение? Скользя в ледяных глубинах, к нему двигалось нечто… Призрак!

Купчиха!!!

В чем-то белом, с распущенными волосами. Распущенными, расползающимися по плечам длинными вязкими сгустками… Спереди вся изгваздана в темно-багровом. Черные провалы глаз, горящий румянец на скулах. К себе она что-то прижимала… тискала… никак не могла ухватить, оскальзываясь липкими пальцами, измазанными бурым маслянистым…

Она… как бы протягивала… голову Геннадия! Его бледные губы кривила застывшая дьявольская ухмылка.

Разбилось что-то ледяное, мертвое, потустороннее. Слова призрака! (Но может ли призрак «говорить», тем более: отдел культуры? звони Алие Тулгутовне?) Он падал в ледяную грохочущую реку. Подскочил, рванулся назад — и врезался в стеллаж позади. Стеклянное небо раскололось. С меркнущего небосклона, точно в голову, скатилась тяжеленная Чаша волхвов. Ночь псковских лесов была бесконечна.

Подарок псковского губернатора (в перевернутом виде представляющий рогатую шапку лесного колдуна) так плотно нахлобучился на голову Глубилина — снять его невозможно. Специальный отдел МЧС распиливал чашу болгаркой, отжимал гидравлическим домкратом. Глубилин потерял сознание, ему вкатили противошоковый препарат, ничего не помнил. Нет… (А тесная, с железным гулом, кабина? серебристые фигуры? его друг Вадим? тонкая блестящая игла и гудение от нее, словно от рельсовых струн, уходящих за горизонт?)

Отчасти картина произошедшего была восстановлена со слов богатыря Алеши. То, что он увидел и запомнил перед тем, как грохнуться в обморок (оказавшись впечатлительнее тургеневской барышни). Да еще свидетельство монтажников: они прибыли как раз «вовремя», и оказались в гуще событий. Заявления таджиков, как лиц заинтересованных, не в счет. Следователи сделали вывод: все случилось из-за «грубого нарушения техники безопасности». Но глупо об этом говорить. Как если бы «купчиха» (первая и истинная хозяйка этого дома) — сцеживая из грудей переполнявшее их молоко и отдавая его псу, — не соблюдала «технику безопасности при кормлении ребенка». Это произошло, потому что ЭТО произошло. Не могло НЕ произойти.

Рабочий не удержал на вытянутых руках бензопилу.

Мощный инструмент выскользнул живой рыбой, нырнул в плотную синеву, раздирая ее режущим стальным носом.

Неостановимое вращение зубастой цепи было нацелено в голову стоящей внизу женщины (собственно, она-то и отвечала за проведение работ). И была бы распилена, располовинена, как сочный, распавшийся арбуз… Но реакция Геннадия оказалась отменной! В неимоверном прыжке он бросился на женщину — оттолкнул ее. Сам же попал под удар небесной кары. Его голова, по словам Алеши (прошедшего экстренный курс психотерапии), отскочила «как баскетбольный мяч». Безголовое тело ткнулось на четвереньки. Кто-то из таджиков бросился ловить обезумевшую рыбу-пилу. В ней проснулся демон! Она изодрала лиственный ковер, бросалась изрезать все что ни попадя, блестя окровавленными клыками. Другие рабочие поднимали свою руководительницу. Третьи кинулись поддержать в вертикальном положении (очевидно, что так вытечет меньше крови) безголовый обрубок.

У этой благоустроительницы, хотя и перемкнуло контакты, но действовала она вполне логично. Ее порывом было — поднять отрезанную голову. Не могла допустить, чтобы она валялась среди мусора и листвы. Конечно, бросилась на вахту… Звонить в администрацию. В отдел культуры. Тут-то и явилась Глубилину. Дернувшись с перепугу (а кто бы не дернулся?) — зацепился за банкетку, рухнул в стеклянный стеллаж позади. Дурацкая чаша полетела сверху, долбанула в темечко, наделась на голову. Он еще пытался подняться.

В этот момент вошли специалисты-монтажники. (Торчали в пробке, заблудились, опоздали поэтому.) Двое мужиков тащили тяжеленную станину с электромотором. Со свету ничего необычного идущий первым не заметил. Вахта, стол дежурного, горит настольная лампа. «Ну, хозяйка, где сцена-то? куда заносить?» — спросил он, запыхавшись.

Стол залит жидкой кумачовой скатертью. На ней — человеческая голова. И тут же — что-то безумное — мокрые пряди торчком, горящий взор, белый спортивный костюм перепачкан кровью… И ЭТО! звонит! по телефону! В ОТДЕЛ КУЛЬТУРЫ!

Вдруг из тьмы вырывается ревущее чудовище с деревянной башкой, медными рогами! Первый мужик тут же выронил станину (лишаясь чувств при этом). Стокилограммовый электромотор упал на ногу второму монтажнику. Тот стал выражать свои недовольсто, вроде того: Петя, не кажется ли тебе, что ты поступаешь некорректно? и т. д…

Далее: ничего не подозревая, входит еще один персонаж, их бригадир. В руке у него чемоданчик с инструментами. Горит лампа. На залитом кровью столе отрубленная голова. За столом сидит липкое лохматое чудовище. Ревет и мотается рогатый монстр. Разбитый стеллаж. На полу валяется монтажник. Другой орет благим матом и прыгает, подняв одну ногу. Не разбираясь от ужаса, что это за сюжет Иеронима Босха, бригадир бьет со всего маху железным чемоданчиком по самому страшному из уродов. То есть, по Глубилину.

По вестибюлю с топотом и криками на бригадира мчится толпа окровавленных таджиков!

Одни влекут стоймя безголовое тело, другие волочат бездыханного богатыря Алешу. Кто в жутких зеленых очках, у кого в руках мачете, у кого топор, у кого лопата или грабли (ни при каких обстоятельствах рабочие-таджики не бросают выданный инструмент). Кто-то из гастарбайтеров тащит бензопилу. Видно Аллах покинул в этот момент несчастных сынов бахчей и виноградников — они ничего не соображали!

«Постоим за веру православную!» — возопиял сей благочестивый муж, подобно тому, как мог кликнуть Пересвет при содрогании земли от топота копыт черного коня скачущего (навстречу своей погибели, надо сказать) Кочубея. И — ну разить блестящим чемоданчиком направо и налево! Забегают остальные крепкие парни из бригады (выгружали, что оставалось, из фургона). У них с собой трубы, швеллер, арматура — все необходимое для установки конструкции; и для разборок с нечистью подойдет. Разгорелось кровавое и жестокое побоище. В ход пошли мачете, топоры, лопаты, прочий инвентарь. Пильщик-среднеазиат (видимо поклонник триллера «Техасская резня бензопилой») запустил пилу-людоеда.

Врачи «скорой помощи», приехавшие первыми (их вызвала Алия Тулгутовна после звонка обезумевшей женщины-техника), позвонили в милицию. Прибывший наряд тут же отступил: мясорубку остановить невозможно! Послали SOS подразделению ОМОН. Прикатившие «маски-шоу» стали утюжить всех без разбора.

Когда Глубилин получил по рогам от бригадира — то перелетел через стол, сшиб «кровавую Мэри». В итоге их барахтаний она придавила его всей тушей, тем и спасла от возможных повреждений в последующей заварухе.

Машины «скорой», как рассказывают, слетались со всего Северного административного округа — и отваливали от театра военных действий с интервалом в минуту, растянувшись в кортеж на целый километр. По городу ввели план «Вавилон» (локализирующий массовые межнациональные беспорядки). Были заблокированы места компактного пребывания среднеазиатов: рынки, стройки, общежития. Перекрыты вокзалы. Чеченскую мафиозную верхушку в отделе культуры обезвредили. Из Пскова, Владимира, Ярославля и Новгорода Великого прибыл суровый и безжалостный спецназ.

«Медицина катастроф» еще не подоспела, побитых ребят-монтажников загрузили в их же фургон; туда же по приказу МЧС запихнули Глубилина; всех отправили в Центр. Парни были в фирменных серебристых комбинезонах… Вот и ответ, почему тогда привиделись «инопланетяне», тесная кабина «звездолета», «фантастические» приборы и оборудование. А вторая вспышка-воспоминание… Лицо его друга в какой-то неземной печали? Длинные волосы, серый халат, джинсовая куртка. Игла, по которой звонкие стеклянные пузырьки перекатились из сердца ночи. Это неотступно преследовало, мучило вопросами, на которые не находил ответа.

Убедив белокурую медсестру, что только она вернет его к жизни и восстановит пошатнувшееся здоровье, он прогуливался под руку с красавицей по дорожкам центр-катастрофского парка. «Да, вот самому Янковскому, бывало, говорю… — нес подобающую в таких случаях ахинею. — Сбегай-ка ты, Олежек, за водкой! А Машков тут как тут. Ладно, сидите, мол. Я сам схожу». Длинные ресницы девушки трепетали, кудряшки весело рассыпались из-под медицинской шапочки. Она была заинтригована. И правда, ведь его навещают такие матерые театралы! Недавно был худрук, требовал скорее выздоравливать, вернуться в театр. Без него ничего не могут, и спектакли отменяют. Без него даже занавес не откроют!

Вдруг Глубилин дернулся… Что это? Последствия сотрясения?! Лесные демоны преследуют его, черные реки непреодолимы, стеклянное небо обрушилось! Вадим прошел мимо. Длинные волосы. Джинсовая куртка, скроенная из кусочков, под чем-то серым… Халат, испачканный в земле! Серые резиновые перчатки. Несет в руках грабли! Сознание едва не померкло. Почувствовал, что сейчас рухнет, вцепился в милосердную руку сестры. К-к-к-ттт-о-о?! ЭТО??!!

Девушка проследила за его взглядом, устремленным вслед мелькнувшей и пропавшей за деревьями фигуре:

— Хм-м… А что вы так разволновались? ЭТО совсем не то, что вы думаете. — Взглянула на него многозначительно. — ЭТО только у нас здесь встречается.

«Разумеется… пытался рассуждать логически. В парке катастроф встречается именно ЭТО. А в парке английского замка, пожалуй, бродил бы по дорожкам призрак графа, убиенного наследничками. Но не схожу ли я с ума?»

— Вы думаете одно, а на самом деле, ЭТО совсем другое! — Ресницы красавицы вспорхнули, готовые вот-вот улететь причудливыми бабочками. — Ой-ой… да вы побледнели! Вам плохо? Давайте-ка, идем обратно. Что же вы, больной? Столько просили погулять с вами, и на тебе, расклеились!

Захлопотала подле, подставляя плечо, чтобы вынести с этого поля (вернее, из парка) незримого боя.

Что значит «одно»? «другое»? Да у нее самой-то все ли дома… в этой ее прелестной головке с веселыми кудряшками? А ведь не довелось общаться с представительницами этой, самой гуманной, профессии. За исключением Камиллы, конечно…

— Да объясни по-человечески! — едва не сорвался на крик.

— Не истерикуйте, больной! Сказано вам, ЭТО — ОНО! Да вы с ЭТИМ могли уже встречаться. ОНО вам капельницу ставило, когда вас всех привезли после потасовки. Врачей-то никого не было. Катастрофы у нас тут, как и снег в России, всегда неожиданны.

— Что еще за ОНО? Оборотень в медицинском халате?!

— Да, вроде того. То есть, это медбрат (хотя и не медбрат вовсе). Он раньше был на самом деле девушкой… и она, девушка… любила одного парня. Мне рассказывали, кто здесь давно работает. А этот парень пропал, погиб трагически. Она так переживала, что как бы перевоплотилась в «него». Сейчас же меняют пол? А она нет, ничего такого не делала. Но стала думать, что она как бы «тот парень». Одевается, как «он». И картины какие-то рисует… странные, непонятные. Разноцветные пятна, ничего не разберешь. Шьет себе куртки из старых джинсов. Но «он»(она) молчаливый(ая). Себе на уме. Никто и не догадывается. Так как-то прибился(лась) к больнице. Работает здесь, берет анализы крови. Кто сейчас на такие деньги пойдет? Да еще цветы какие разводит! Настоящие амазонские джунгли! Вот и прошел(ла) с граблями.

Он вернулся в палату, переоделся кое-как, сложил, что у него было здесь, в пакет. Позвонил худруку. «Сколько ты там медперсонал будешь завлекать! — кричал Мизюков. — Давай срочно в театр, наши девочки тебе любой стриптиз… тьфу! я хотел сказать сюрприз организуют. Мы предыдущий спектакль, „Мертвую царевну и семь богатырей“, разобрать на сцене не можем. Все на каких-то веревочках, проволочках, скобочках. Одно потянешь — все рушится. А ты разбирал, помнишь, как это делается! И „Волшебное кольцо“ на завтра подготовишь, не все же у тебя из мозгов вылетело. У нас детский дом приезжает. Что, опять ребятишкам от ворот поворот давать? Все, еду за тобой!»

Монтажники из волшебной фирмы, как рассказывали актеры, навещая его, поклялись на своем железном чемоданчике и на станине электромотора — ноги их в этом театре не будет! Они завещают это своим детям и внукам, они разнесут эту черную весть по всем фирмам, занимающимся театральной электромеханикой, пусть попробует хоть кто-нибудь нарушить закон! Слово их твердо и замкнуто на ключ; а ключ на море-океяне, на острове Буяне; спрятан под камень бел-горюч.

И он навеки прикован к этому занавесу.

Осторожно, держась за перила, спускался по лестнице. Навстречу поднимался стройный светловолосый «парень». Джинсовая куртка из кусочков, наброшенный серый халат. Перед собой нес цветочный горшок с буйным и разросшимся, почти тропическим растением. Широкие влажные листья, раскинувшиеся по сторонам, закрывали лицо. Глубилин посторонился, давая «ему» пройти. На нижней ступеньке остановился, посмотрел прошедшему вслед. Да… сложение явно не мужское!

— Камилла! — окликнул он. — Strange days have found us, strange days have tracked us down!

Узкая спина «парня» напряглась. Зеленые листья подрагивали, передавая нервную вибрацию.

— Ты знаешь… я давно хотел тебе сказать… Задолго до Майка Науменко, Джим Моррисон пел на втором альбоме «The Doors», «Strange Days», 1967 года. Странные дни нашли нас… Странные дни выследили нас.

Глубилин пошел к машине. Худрук Мизюков приехал, ждал его.

Утомленные виагрой

На юбилее этой американской компании я оказался совершенно случайно, разумеется, меня туда никто не звал. Кристи на меня так странно посмотрела (а до того лишь обмолвилась, где и когда это будет происходить), когда я туда к ним приперся. Недели две назад Кристи попросила меня написать сценарий предстоящего праздника, юбилея этого. Вот я и постарался, думая, что заработал вполне приличную сумму (из которой она авансом отдала только половину). Кристина устраивает всевозможные праздники для богатеньких фирм, делая на этом неплохие деньги. Вот я и пришел, чтобы встретиться (на мои звонки она к тому времени почему-то не отвечала), получить оставшееся.

Бодрые мужчины и женщины российского филиала этого американского монстра, раскинувшего свои сети по всему миру, смеялись и радовались как дети. Все с надувными шарами, в блестящих гирляндах, которыми они обматывались с ног до головы. Клоунски раскрашенный человек, наряженный фантастическим членом баклажаньего цвета из японского фильма «Империя чувств» (вообще-то, это был поролоновый костюм «перца», символа, что ли, этой корпорации), сзывал всех в кучки, чтобы с ним фотографировались. Громкими аплодисментами собравшиеся приветствовали каждого своего нового пришедшего знакомого (как можно было понять, знакомого по неким «командам», на которые делилось это своеобразное сообщество). Фирма эта, как и многие другие, устроенная по принципу «пирамиды», распространяет пищевые добавки… прямо панацею от всех бед!

«Почему ты опять такой лохматый?» — зашипела Кристи, когда я наконец-то отловил ее в бурлящей толпе. «Посмотри, какие мужчины все вокруг чистые, нарядные и побритые. Смотреть приятно!» Я сказал, что не лохматый, а отращиваю волосы под афрокосички, ничего она не понимает. А после того, как прочитал у нашего классика Шолохова определение «васильковый запах трупа», лосьон «после бритья» ассоциируется у меня с разлагающимся мертвецом. Судя же по окружающей «ауре», которой разит здесь, я будто нахожусь в морге, где испортилась холодильная установка.

Да, я был чужим на этом празднике жизни!

На огромном экране мелькали слайды островов в океане, утопающих в тропической зелени. Праздник был посвящен тому, что «райскую жизнь» нужно устроить себе здесь и сейчас, впарив своему ближнему баночку продукта этой фирмы. По сцене, в качающемся лесу бугристых фаллосов (кажется, это были «пальмы», собранные до потолка из множества зеленоватых шаров), пробирались выступающие, наряженные «туземцами». Захватив микрофон, начинали шамански заклинать, как в телевизионной рекламе женских гигиенических прокладок, «не делать перерывов в игре по имени жизнь!».

И мне не нравится делать какие-то там перерывы. Но я хорошо знаю гантели Челябинского Тракторного Завода, чугунные и с облупившейся краской (их нужно поднимать каждый день), отличную машину «Старт-Шоссе» Харьковского велозавода, едкий запах пота в раздевалке спортивного зала, яростный жар бани, изнуряющие пробежки, тяжеленный рюкзак и многокилометровые переходы… Но все это, как оказалось, ничего не значит по сравнению с волшебным препаратом «Огромные мускулы за две недели», с помощью которого можно добиться потрясающего эффекта! Зачем делать подъемы из положения лежа с отягощением, потеть со скакалкой, наматывать десятки кругов по стадиону, чтобы сбросить какие-то там полкило? — все это за тебя сделает «Суперсжигатель жира номер один в мире». Кто еще не испытал на себе его чудодейственных свойств? А каким огромным «эффектом» можно потрясать, если заглотить сразу упаковку «Суперпотенциализатора»? Ведь кто принимает его — тому будет счастье, — и Иванушка-дурачок обернется добрым молодцем, затрахает все, что шевелится. Но это уж для настоящих мачо, Антонио Бандерас им и в подметки не годится…