Френсис покачал головой, глаза стали очень серьезными.

— Максим, — сказал он с предостережением в голосе, — тебе это надо?.. Ты ученый, как и я, только я круче, что естественно. И давай заниматься наукой. Мы в одном шаге от настоящего бессмертия!.. Каким житейским мелочам позволено не то чтобы остановить, но даже замедлить на шажок нашу великую работу?

Максим вздохнул, подумал, Френсис молчал и, приблизив голову с экрана, нависал над ним в массивной трехмерности, наблюдал, как медленно меняется лицо Максима, когда мысли и чувства борются, побеждают, уступают, идут на компромиссы.

— Не знаю, — сказал Максим нехотя. — Я не то чтобы ответить благородством на благородство, просто я из тех, кто выполняет условия контракта, даже если тот не скреплен подписями. Договор есть договор. Тот магнат выполнил со своей стороны все. Я должен либо отказаться, либо взять… все, как и было в договоре.

Френсис посмотрел с интересом.

— Хотя можешь взять только часть? В смысле взять деньги и оборудование, но не брать в придачу дочку?

— А честь? — спросил Максим. — Когда-то такое понятие существовало. Возможно, у торгашей ее давно нет, но мы, ученые, единственные наследники рыцарских традиций. Если и мы, ученые, утратим честь и достоинство, что будет с миром?

Френсис прервал:

— Понял-понял, к чему склоняешься, как деревцо под ветром обстоятельств. Ишь, как я загнул! Во мне поэт помер. Крупный, как я думаю. Я вообще-то во всем крупный, кроме роста. Ладно, поэтов не жалко. Но тогда да, получается, этот торгаш тебя обыграл!.. Он рассчитал, что ты со своими понятиями о чести не сможешь деньги взять, а его дочку в зад пинком.

— Возможно, — согласился Максим, — но сути это не меняет.

— Точно?

— Я должен, — сказал Максим, — либо взять все, либо не брать ничего.

— Тогда сделаем так, — сказал Френсис быстро, по его виду Максим понял, тот все еще страшится, что Максим откажется вернуться в лабораторию. — Эту красотку берешь лаборанткой с условием не приближаться к тебе и твоему столу! Ну, как в штатовских судах запрещают разведенным супругам приближаться друг к другу ближе, чем на сто метров… Ей будет позволено убирать у всех, но не у тебя. Ты лучше будешь гордо тонуть в говне, чем позволишь ей пройтись там с тряпкой. И вообще на нее можно надеть паранджу или хотя бы хиджаб! Мы это проведем по статье толерантности и усиления мультикультурности. Или в знак протеста против агрессии США в Ираке… или в Иране… где они сейчас добывают нефть?

Максим уже не слушал, машинально поднялся и ходил по комнате, а Френсис вытягивал шею, пока еще не в состоянии выдвинуться из экрана и подойти, похлопать дружески по плечу.

— Не знаю, — ответил Максим после долгой паузы. — Завтра позвоню Томбергу…

— Не надо, — сказал Френсис живо, — лучше я ему сам позвоню. Сегодня. Сейчас. А ты мне место для ра- боты организуй. И уголок… Понимаешь, я решил, что хватит ставить эксперименты на бедных мышках…

— Перейдешь на крыс?

Френсис сказал протестующе:

— Разве это скачок? Я вот тут стадо слонов присматриваю. Лучше африканских, они мельче индийских, а генокод не отличается. Зато можно взять на пару слонов больше.

Он захохотал, очень довольный, Максим еще не отошел от шока и чувствовал, что выглядит глупо, не различая грань между серьезом и юмором.

Когда Максим утром переступил порог лаборатории, навстречу бросилась с опушенной головой молодая женщина в плотно повязанной косынке на странный манер. Он даже отступил на шаг, а она встала на колени и быстро-быстро протерла перед ним пол влажной тряпкой.

Он не сразу сообразил, что это и есть Аллуэтта, край косынки надвинут по самые брови, так носили комсомолки двадцатых годов прошлого столетия, платье простое ситцевое, розовые уши свободны от тяжелых гроздей бриллиантов, а высокомерной надменности в согнутой спине не больше, чем воды на Солнце.

Георгий, Джордж и Анечка сдержанно улыбаются, он перевел дыхание и, торопливо входя в роль руководителя проекта, оглядел их грозными очами.

— Это что еще за шуточки?

Георгий торопливо сказал от своего стола:

— Обряд инициации!.. Посвящение в коллектив.

— Масонское общество дверью дальше, — буркнул Максим. — А здесь лаборатория. За такие шуточки буду изгонять из стаи.

— А меня можно вместо изгоняния оставить без обеда? — пискнула Анечка.

Максим окинул хмурым взглядом ее пышное тело.

— Нет, — отрезал он.

Аллуэтта распрямилась, голова покорно опущена, глазки долу, в руках с роскошным маникюром влажная тряпка, точно такая же, какой вытирали пыль и грязь еще в кабинетах Павлова и Мечникова, дикий анахронизм в век автоматики.

Максим молча прошел дальше по залу, что вовсе не зал, а отныне его лаборатория. Странное ощущение, здесь бы самолеты собирать, а не эксперименты на бедных мышках проводить. Перемудрили, на самом деле столько места и не нужно, не соревнования же по футболу проводят, ну да ладно. Томберг пожадничал, не верил, что получится, а магнат взял и в самом деле оплатил и закупку уникальной установки, да еще и отстегнул эти жалкие для него двадцать миллионов.

Все пятеро, теперь еще и Аллуэтта, он чувствовал, провожают его взглядами, но оглядываться не стал, все равно тут же уткнутся мордами в окуляры микроскопов, начнут всматриваться в экраны или спешно записывать мышиные теломеры.

И вообще не его дело общаться с полотерами. Хотя эту дуру взяли на ставку лаборанта, но это все равно почти полотер, разве что обречена с утра до вечера мыть и вытирать не пол, а пробирки.

— А где Френсис? — спросил он в пространство.

— У директора, — сообщил из-за спины торопливый голос Анечки. — Здесь он в твоем распоряжении, а там получает ключи от его квартиры.

Максим буркнул:

— Может быть, еще и автомобиль?

— Точно, — обрадованно сказала Анечка и добавила льстиво: — Все вы заранее знаете, шеф!.. «Теслу» последней модели только что подогнали к воротам.

— Ничего себе, — сказал он озадаченно. — Ладно, все за работу!.. А где стол Френсиса?

Джордж крикнул издали:

— Хотели поставить рядом с вашим, но Данил Алексеевич сказал, что вы оба неуживчивые гады, вас лучше в разные углы ринга. И мы решили соблюсти принцип золотой середины… Георг, не смей хихикать! Я совсем не то имел в виду. Вон там стол Френсиса и все остальное.

Максим демонстративно не обращал внимания на остальных, весь как бы в делах, а Френсис, понимая, что некоторые особо деликатные функции заведующего нужно бы выполнять другим, со вздохом вылез из- за стола и пошел к Аллуэтте.

Выражение его лица постоянно менялось, он то видел перед собой ослепительно красивую женщину, и в глазах блистал восторг, то простую лаборантку, и рука тянулась взять ее за булочки, но, когда она подняла голову и посмотрела ему в глаза, он ощутил с холодком во всем теле, что перед ним наследница миллиардов, а сам он начинает смотреть на нее чуть ли не заискивающе, разозлился на себя и сказал с превосходством классового противника, взявшего власть в Институте благородных девиц:

— Мадам, вам предстоит раз в день перемывать все пробирки и колбы. Вне зависимости от того, использовались они или нет. Вообще чистота здесь должна быть идеальная… нет-нет, сюда нельзя приводить толпу ваших служанок.

Аллуэтта слушала молча, ежесекундно напоминая себе о разговоре с отцом. Тот с такой уверенностью заявил, что она не доработает и до обеда, что будь этот вот не парнем, уже бы дала по гнусной наглой роже. Отец утверждал, не доработает вовсе не потому, что будут обижать. Просто в лаборатории нормальные люди, как вот этот, что либо таращит глаза на ее сиськи, она их решила не очень-то и прятать, либо смотрит так, будто вот-вот ударит.

Отец сказал, что если не к обеду, то к концу дня точно сорвется, завизжит в истерике избалованной светской куклы и убежит с визгом и воплями.

Когда Френсис закончил перечислять, она поинтересовалась:

— Как, это все?

Он изумился:

— Вам мало?

— А как же пересчитать все маковые зерна, — спросила она, — что высыпались из мешка? Вымыть лапы вашей кошке?..

Он отмахнулся.

— Это оставим на завтра. А мешок мака будет перемешан с просом, так что будет намного легче. Просо в одну горку, мак в другую. Вам понравится.

— Мне уже нравится, — заявила она.

— Вот и отлично, — сказал он. — А пока сделайте мне большую чашку кофе. Можно бы и нашему шефу, но, полагаю, сразу подеретесь, так что лучше не приближаться… Шеф нам еще нужен.

— Спасибо за предупреждение, — сказала она.

Он усмехнулся.

— Не за что. Вам у нас понравится.

— Я уже в восторге, — сообщила она с мокрой тряпкой в руках. — Мне пробирки вытирать вот этим?

— Для пробирок у нас особые салфетки, — сказал он. — Извините, спирт, которым протирали пробирки в прошлом веке, больше не завозят.

Она поинтересовалась:

— А что же тогда пьете?

— Алергейт, модафигант, — сказал он, — а еще бурстэйд. Все это запрещено к употреблению, людей нужно оберегать, как вы знаете.

— Что, — спросила она, — правда?

— Что употребляем?

— Нет, — уточнила она, — что людей нужно оберегать?

Он улыбнулся шире.

— Если верить массмедиа…

Когда Аллуэтта делала кофе, к ней тихонько приблизилась полная молодая женщина украинско-испанского типа, посмотрела, как управляется, покачала головой.

— Тебя как зовут?..

— Аллуэтта.

— Красивое имя, — сказала женщина. — Меня зовут Аня.

— Анечка, — сказала Аллуэтта. — Я слышала. Ты занимаешься секвенированием.

— Ого, — сказала Анечка, — у тебя хорошая память. Давай помогу…

— Я сама.

— Конечно, сама, — ответила Анечка, — просто подскажу, что Джордж не пьет кофе, только зеленый чай, а Георгий только кофе с молоком и не терпит сливок.

Аллуэтта сказала шепотом:

— Спасибо, ты меня выручаешь. Нет, просто спасаешь. А что предпочитает шеф?

Анечка чуточку помедлила с ответом.

— Понимаешь, у него вкусы очень простые. Кофе любой, лишь бы крепкий и сладкий. Булочек ему не надо, хотя их тоже ест. Но любит больше, как я заметила, поджаренные гренки с козьим сыром от фирмы Вайт энд Вайт.

Аллуэтта спросила с сильно бьющимся сердцем:

— А здесь такой есть?

Анечка покровительственно улыбнулась:

— У нас есть все. Нужно только назвать правильно. И отчетливо, здесь твоего голоса еще не знают.

Аллуэтта кивнула с некоторым запозданием, ну да, здесь же принтеры, что печатают все: от металлических конструкций до утонченных блюд, отвратительно, но так везде. Только в высшем свете по-прежнему делается эксклюзивно вручную и очень дорого, зато качество… хотя злые языки утверждают, что эти чемпионы кулинарии используют те же принтеры, чувства человеческие не в состоянии отличить еду, приготовленную самым лучшим поваром, от той, что составляет автомат и выдвигает на лоток принтера.

— Вайт энд Вайт, — повторила она. — Хорошо, только бы не перепутать.

— Если что, — шепнула Анечка, — спрашивай у меня.

— Спасибо.

Конец ознакомительного фрагмента