Юрий Никитин

Бригантины поднимают паруса

Часть I

Глава 1

Вдали от ленты идеально ровного шоссе проплывает зеленое поле, огороженное декоративным забором. Я засмотрелся на прекраснейших коней снежно-белого цвета с роскошными гривами и хвостами, довольные и счастливые пасутся и весело взбрыкивают в пышной зеленой траве.

В громадном загоне их только двое, полные хозяева. Наш автомобиль проводили взглядами абсолютных и безраздельных властелинов этих полей.

На той стороне зеленого пространства скромный особняк за пять-семь миллионов долларов. Некий аналог садового или охотничьего домика, куда хозяин наведывается изредка после утомительных раутов и вечеринок…

Эсфирь проследила за моим взглядом.

— Красавцы. В твоем будущем останутся?

— Тебе честно, — уточнил я, — или политкорректно?

— Разведчикам важна точность, — ответила она сердито. — А политкорректность засунь себе… или политикам сам знаешь куда.

— Какая ты неполиткорректная, — упрекнул я с удовольствием. — Эти избушки-развалюшки интересны разве что для любителей, которым бы жить в пещерах без нынешней угнетающей их нежные души техники. Даже не представляешь, насколько мир будет интереснее и красивее нынешнего убожества, что сейчас кажется даже умным людям вершиной хай-тека и просто ах-ах!.. совершенством.

Она вздохнула.

— Не верю. Такую красоту в прошлом кто оставит?

— А где сейчас, — поинтересовался я, — романтичные ямщики, трубочисты Ганса Христиана, коробейники и прочие-прочие?.. Ямщики, правда, пересели за руль автомобилей, но уже и шоферы вот-вот исчезнут под натиском самоуправляемых автомобилей, которыми наконец-то оправдают свое название. Не скули, сама же сказала, нет таких, кто предпочел бы жить в том старом мире! Тогда только от простейшего туберкулеза умирали десятки миллионов человек в год.

Она покачала головой.

— Это тогда. А сейчас посмотри по сторонам, мебель ты бесчувственная!.. Посмотри, какой мир!

Я не стал крутить головой, и так все вижу, ответил мирно, с женщиной опасно спорить:

— Как во времена Гарун аль-Рашида. Та же сказочная роскошь, беспечность, радушие…

— Только вот нравы, — сказала она с объективностью девочки из консервативной семьи.

— Раскованнее?

Она посмотрела с удивлением.

— Ты что? Это как смотреть старые фотографии Ирана: все выглядит по-европейски, девушки с открытыми лицами, в макияже и в коротких юбках… а сейчас средневековье, женщины даже не в хиджабах, а в никабах, а то и в парандже!

— Но в Дубае сплошной праздник, — заметил я. — Даже при этом средневековье.

Ее глаза слегка расширились.

— Похоже, не знаешь, что здесь всего пятнадцать из ста местные, а все остальные — понаехавшие?.. Восемьдесят пять процентов населения без права гражданства!.. И соответствующих льгот.

Я двинул плечами.

— В обслуживающий персонал берут только мусульман из более бедного Йемена, Пакистана и прочих исламских стран, так что со стороны и не видно, если на виду только понаехавшие.

Мы въехали в предместье столицы Эмиратов. Автомобиль свернул на тихую улочку, некоторое время двигался вдоль ряда ухоженных домиков, затем Эсфирь направила его на небольшую стоянку перед аккуратным двухэтажным домиком из белого кирпича, но с красной черепичной крышей.

— Неплохо устроилась, — заметил я. — Домик как из мультика про Рапунцель.

Она покинула автомобиль, во взгляде мелькнуло недоверие.

— А разве твоя Рапунцель жила не на дереве?

— Если классику изучать по детским мультикам, — ответил я, — а не по классическим операм.

— Ого, — сказала она, — где-то в детстве афишу видел? Ну и память у тебя!

Я пояснил с достоинством:

— У меня в самом деле родители со старыми устоями… Ах да, у вас это значит, что ничего, кроме Торы, не читают…

Не отвечая, она с достоинством направилась к домику, но шаги замедлила, давая возможность программе успеть сканировать ее лицо и фигуру и тщательно сличить с заложенным в память образом.

— Надо проц мощнее, — сказал я сварливо ей в спину, — уже есть даже в свободной продаже. И проги нужно ставить на самоапдейт…

Она не ответила, а когда взялась за дверную ручку, там пискнуло, сверху приглашающе вспыхнул и тут же погас зеленый огонек.

За дверью распахнулась широкая и очень типовая прихожая, что и понятно, если заглянет местная полиция, должны видеть, что и здесь «как у всех», памяти не за что потом зацепиться и все быстро сотрется из воспоминаний.

Справа большая роскошная гостиная, в Дубае даже у бедных гостиные комнаты большие и хорошо оборудованные, это уважение к гостю, слева кухня, столовая и малая гостиная, а наверх ведет лестница уже в личные покои, куда гости ни за что не поднимутся, это осталось со времен, когда существовали женские половины для гарема.

Она кивком послала меня наверх, словно хозяин новую наложницу в свою спальню, я горестно вздохнул, но потащился на второй этаж, переступая через ступеньку.

— Хороший домик, — заметил я. — Сколько отдала?

— Аренда, — сообщила она.

— Сколько в месяц?

— Не знаю, — ответила она с полнейшим равнодушием. — Наша строительная фирма арендует. Это чтоб разные сотрудники могли приезжать и останавливаться, не бронируя номера в дорогих отелях. У нас деньги берегут, мы не русские, которые потому и нищие при всех своих природных богатствах.

Я спросил коварно:

— Эмир Мухаммад позволяет израильтянам что-то строить в своем королевском эмирате?

Она взглянула с холодным высокомерием.

— Я работаю в германской строительной фирме.

— Прости, Эсфирь, — сказал я примирительно, — Эсфирь Ройтблат… Хотя фамилия у тебя немецкая. Имя, кстати, тоже почти немецкое. На немецком ты Блюм.

— Звучит отвратительно.

— Но тебе идет, — ответил и торопливо добавил: — Вообще тебе все идет. Даже когда на тебе ничего лишнего.

Она покосилась в мою сторону с подозрением:

— Звучит как-то двусмысленно… Вообще-то для арабов мы все франки. Которые однажды остановили натиск их армии ислама в Европу почти под Парижем. Располагайся, можешь сделать кофе… а я сейчас вернусь.

Я проводил ее взглядом, уже подключился к внутренней сети и вижу маленькую комнату, которая вроде бы не существует в доме, так как защищена от любого подслушивания, оттуда свяжется со своими и получит инструкции, а я, понятно, за это время приготовлю кофе.

Для этого не нужно даже спускаться на первый этаж, вон на столе небольшой портативный аппарат на две чашки, моментально размелет зерна, приготовит и разольет по чашкам, а еще и пискнет «Готово!»

Когда она вышла, освеженная и поправляющая волосы, якобы все это время провела в душевой комнате, хотя в самом деле заскочила туда на минутку, я уже поставил на стол две чашки горячего парующего кофе и раскладывал на широкой плоской тарелке печенье.

— Ого, — сказала она и села напротив, — и печенье отыскал… Тебя в разведчики взяли не из домушников?.. Ой, и кофе латте.

Я сказал скромно:

— Мне показалось, что это тебе подходит больше. Что-то в тебе эдакое латтетное…

В ее взгляде промелькнуло удивление.

— Почему латте?

— Тебе идет, — объяснил я. — По твоему психологическому характеру подходит именно латте и в меньшей степени капучино.

Она указала взглядом на мою чашку:

— А себе эспрессо?

— Ну да, — ответил я и сделал большой глоток, выказывая, что мне начхать на древние правила этикета, — потому что я экспрессионист временами. Могу экспрессивные картины рисовать, но не стану.

— Почему?

— А на фига? — спросил я.

— Ну… это же высокое искусство.

Я сделал еще глоток, закрыл глаза от удовольствия.

— Хрень. Все хрень.

— Грубый ты, — сказала она с отвращением. — И невежественный.

— Лет через сорок-пятьдесят, — пояснил я, — не будет никакого искусства.

— Будет, — возразила она с вызовом.

Я взял печенье, переспросил:

— В новом мире?

Она сказала резко:

— А что будет?

— Вместо извозчиков появились самобеглые коляски, — сказал я. — Это еще могли предположить. Но вот Интернет никто и представить себе не мог… Прекрасное печенье, люблю восточные лакомства!.. А новый мир будет в миллион раз непохожее… Да что там миллион! Вообще будет другим. Будь у тебя сейчас диапазон зрения пошире… ну-ну, не обижайся, я говорю о шкале инфракрасного до ультрафиолета, включая рентгеновское и прочие возможности видеть в гамма-лучах и всех прочих… так вот, ты бы видела эти картины… гм… иначе. Как нечто крайне примитивное и не использующее возможности. Что-то вроде детских каракуль, только хуже и глупее.

Она хмуро смотрела, как я жру восточные сласти и запиваю и без того сладким кофе, что крайне неинтеллигентно, но трансчеловеку насрать на то, что считается интеллигентностью в уходящем в прошлое веке, у трансчеловеков собственная гордость, на буржуев смотрим свысока.

— Ладно, — сказала она с вызовом, — если ты такой продвинутый, то как отбить эти заряды?

Я допил кофе, с сожалением посмотрел на кофейный агрегат.

— Отбить, это в каком смысле?