Так что повторяю: надо самому все выпалывать, вычищать, убирать, выгранивать, шлифовать и т. д. До того момента, как вещь написана, и вы, как Творец, довольно скажете: «Хорошо!»

Вот после этого надо нести в издательство. Хотя можно бы остановиться и еще долго искать баги и находить, выпалывать, вычищать и шлифовать. Как уже говорил, улучшать произведение можно до бесконечности. Но тогда не станете автором даже одного романа.

Конечно, если бы Господь Бог не сказал после акта творения «Хорошо» и не лег отдохнуть, а почистил бы вселенную от багов, сорняков и точнее сформулировал фундаментальные законы, то Земля наверняка была бы лучше и даже интереснее.

Но, увы, мы тогда все еще жили бы в пещерах. А то и вообще по земле бродили бы замечательные и мудрые динозавры, а не носились мы, невычищенные от багов обезьяны.

Скажу крамольную вещь (да ладно, я их все время говорю), но культура не умерла, как уверяют некоторые, и даже не в упадке. Она здоровехонька, растет и развивается!

А жалобные вопли, что умерла, умерла, умирает — это слышим со времен неолита. Большинство людей почему-то культурой считают только то, что создано в прошлом, желательно — далеком. Потому и цены на Тициана всегда выше, чем на картину Васи Пупкина, хотя у Васи на самом деле вполне может быть намного выше по уровню.

Мы все еще жуткие лицемеры. Говорим, что культура — это Тициан, Рембрандт, Бетховен, Шостакович, а сами смотрим фильмы на DVD, слушаем современную музыку, пишем в блогах, шарим по инету… Мы сами себе не признаемся, что давно пришла другая культура. Ничуть не ниже по уровню, даже намного выше, но все старое овеяно дымкой сакральности, и потому…

В литературе вообще дошли до смешного. Все еще рекомендуют равняться на Пушкина, Толстого, Достоевского, Бунина, хотя вообще-то их миры уже не миры для сегодняшнего читателя, а мелкие мирки тогдашних очень ограниченных существ.

Про язык тоже не надо ля-ля, сейчас даже самые средненькие писатели владеют литературной техникой на уровне классиков той эпохи.

Это я не для того, чтобы плюнуть в классиков, нет, я их чту больше тех, кто их бездумно превозносит, но они были столпами для того времени, а для вас требования уже другие. Повыше во всех отношениях. Во всех.

Во всем вы должны уметь делать больше, лучше, интереснее. Что и понятно: вы знаете больше Толстого и Пушкина вместе взятых, как знаете больше Пифагора и Ломоносова.

И самое главное: сильные сами устанавливают правила!:-)

Писатель не должен обращать внимания на такую ерунду, как политика. Тем более не должен ей уделять внимание в своих произведениях. Писатель, погрязший в обличении власти, может получить даже Нобелевскую премию, но писателем от этого не станет.

Писатель неизмеримо выше не только политиков, но и политики, государств и прочей чепухи. Он пишет о главном! И только те, кто писали о главном, воздействовали на мир, и только они остались в нашей памяти. Гильгамеш, Одиссей, Дон Кихот, Гамлет, Обломов… кто вспомнит, какой строй был тогда и кто правил миром?

Вижу на рекламном щите красотку и надпись: «Следуй за мной». Что значит делал не профессионал, а клерк, что механически перевел так «Follow my», хотя правильнее — «Иди за мной».

Если в огромном романе следует сокращать эпизоды, фразы и даже отдельные слова, то вы представляете, насколько важна краткость в коротком слогане? На английском слышим только два слога, в русском — четыре, причем в обоих вариантах!

Потому «Иди за мной» правильнее уже потому, что даже при равном числе слогов «иди» звучит короче, чем «Следуй». Вроде бы мелочь, но от этого зависит восприятие читателями вашего текста.

А от восприятия, как вы понимаете, зависит все остальное. Смайлик.

Когда рукопись была уже сверстана, подготовлена в печать, художник сделал обложку… и тут пришло последнее озарение.

Сейчас мир усложнился, очень усложнился. В компании «Майкрософт» работают десятки тысяч высококвалифицированных сотрудников, каждую Виндоуз пишут по несколько лет, но все равно выпускают с багами. Такова расплата за сверхсложность системы. И как бы мы ни бурчали на баги и дыры, но уже понимаем, что иначе нельзя. Если постараться убрать багов больше, выпуск отложат на пару лет. Но и тогда часть багов останется.

В нашем все ускоряющемся времени своевременный выпуск продукта очень важен. В том числе и в литературе. Можно не сдавать роман в издательство, а год-два-три вычитывать, смотреть под разными углами, пытаться предугадать все требования, все ехидные вопросы, все возможные истолкования… И что? Улучшите роман на полпроцента, которые читатель даже не заметит. Точнее, массовый читатель не заметит, а буквоеды найдут, к чему придраться, даже если вы станете вычитывать свои вещи по десять лет.

Сейчас на всех литературных сайтах наперебой рассказывают о неряшливом языке Никитина, который смеет именовать себя писателем, а сам допускает ляпы, баги, глюки, гэги, у которого повторы, однокоренные слова, хреновые синонимы, отсутствие аллитерации и прочее.

Однако же тиражи только растут. Странное ощущение, что читающие говорят о неряшливом языке, но читают, а вот масса авторов с ряшливым языком остается за бортом: невнимание читателей, отсюда крохотные тиражи…

Это странное явление наблюдаю вот уже пятнадцать лет, то есть с момента, как начал писать много и активно. В смысле, это не что-то временное. Кто хоть в малой степени следил за моими книгами, подтвердит, что сперва тиражи были крохотные, популярность поднималась не рывками, а достаточно стабильно.

И это несмотря на то, что озлобленный вой по поводу моих книг на всех литературных сайтах, везде «знатоки» наперебой рекомендуют не брать книги Никитина в руки, это же редкое говно, как вам не стыдно, с вами же не будут здороваться приличные люди, как вы можете, да вы сам такой же недоумок, как и ваш Никитин, у него ляп на ляпе, баг на баге, язык совершенно невычищен…

Не означает ли эта странность, что восприятие литературы вошло в иную фазу? И что смакование красот литературного языка, что так высоко ставилось всеми эстетами пушкинского времени и все еще по инерции ценится сейчас… недостаточно умными (оцените эвфемизм), уже не срабатывает?

То есть мы все еще говорим привычно: подайте безукоризненный язык, но на самом деле нормальному человеку уже насрать на все аллитерации, аллюзии и все то, что раньше вроде ставилось как обязательное условие?

Совсем недавно муж говорил, что идет играть в гольф, но шел по бабам. Жена отвечала, что полистает на досуге Библию, а через заднюю дверь впускала в спальню распаленного похотью самца. Но с этим уже выправляемся: муж честно говорит, что сходит к бабам, мол, психологи уверяют, такое укрепляет семью, а жена говорит, что она тем временем потрахается с соседом, это улучшает цвет лица и разглаживает морщины. То есть взаимная брехня заканчивается.

Что-то подобное начинает происходить и с литературой, но только начинает. То есть мы уже по бабам, но благочестиво брешем насчет гольфа и церкви, однако скоро скажем честно и прямо, что думаем и делаем на самом деле, а не то, что говорить положено. Вот-вот скажем правду, что вообще-то нам начхать на всякие там ляпы, баги и глюки.

Когда вышел первый «Крепкий орешек», по всему инету потешались, сразу же насчитав сто восемьдесят ляпов, типа Маклейн влезает в трубу с кровоподтеком на правой скуле, а вылезает с ним же на левой, пятна крови на рубашке постоянно перебегают с места на место, и прочее. Но это не помешало бешеному успеху, после чего выпустили второй орешек, третий, четвертый…

А «Звездные войны» с красочными взрывами в космосе, лучами лазеров в пространстве, схватками на световых мечах, дураками-роботами и так далее? И никто не стал исправлять ни во втором, ни в третьем, ни в пятом фильме…

Так что пора вам, вступающим на литературную стезю, принять правила нового мира: теперь смотрят… иначе. А те, кто так не умеет, пусть остается в своем прошлом времени старосветских помещиков, когда пороли крестьян на конюшне и тщательно выпалывали литературный язык. Мы — новый мир, у нас многое иначе. Очень многое.

Крамола?

Да, крамола.

Все новое сперва было крамолой.

Сейчас книг издается очень-очень много. По сравнению, конечно, с прошлыми годами. Свое слово сказала компьютеризация, что позволяет книгу издать моментально и любым тиражом. Хоть в один экземпляр.

Как следствие — книг в магазине море. Глаза разбегаются, читатели снимают томик с полки, раскрывают, читают из середины абзац-другой, закрывают и, поставив обратно, берут другую книгу.

Для вас самое важное, чтобы вашу не поставили обратно, а отложили для покупки. Как это сделать? Как догадываетесь, при столь беглом просмотре невозможно оценить полет вашей фантазии, сюжет, образы, саспенс, двойной плот, неожиданность развязки и все остальное, что делает книгу увлекательной.

Оценить вот так с лету у книжной полки можно только язык. Для этого достаточно прочесть один-два абзаца. Это еще один довод к тому, что над языком нужно работать, работать, работать.

Скажу, как отбираю я, но, забегая вперед, сообщу, что и в этом не оригинален: так отбирают все, с кем дружу, а это люди разные, очень разные, но… неглупые и со вкусом

Первое: достаточно увидеть диалог вроде: «— Здравствуй, — я подошел к столу, — как дела?», «Все в порядке, — он тоже сел, — нормально», чтобы эту книгу поставить обратно на полку. Ну, вы поняли… надеюсь, где прокол.

Второе: если весь абзац из журнализмов и нет ни одной приметы писателя, то не стоит ожидать, что «зато сюжет и тема ого-го!». Опыт показывает, что у кого язык бесцветен, у того и темы вторичны, сюжета нет, образы блеклые, и вообще автор просто тешил самолюбие, издав книгу на бумаге с множеством буковок.

Третье: если фразы состоят из гусениц, то книгу можно смело возвращать на магазинную полку. Если автор не умеет с ними справляться, то издано такое по ошибке. Пусть за нее расплачивается тот, кто покупает по обложке.

По театральным понятиям, если пьеса быстро сошла со сцены, то это потому, что провалилась и никуда не годится. Если выдержала много спектаклей, то потому, что халтура, угождающая низменным вкусам.

В литературе примерно так же: если сошлюсь на тиражи, мне возразят, морща нос, что это халтура, а мы вот эстеты, высшая раса, пишем то, что простолюдинам не понять…

Ладно, останемся с халтурщиками, армию которых возглавляют Гомер, Сервантес, Шекспир, Пушкин, Дюма, Толстой и прочая, прочая, прочая, все классики, опозорившие себя массовыми тиражами!

Очень часто слышу упреки, что мои герои слишком легко идут, а надо, чтобы ползли, выламывая ногти, навстречу ветру и невзгодам. И чтоб побеждали ценой невероятных усилий в самую последнюю секунду, уже на издыхании…

…ну, как это принято в нынешней литературе, кинематографе и прочем искусстве, дотопавшем до нашего времени из прошлого. Разве что в сингловых баймах самому можно ставить уровень сложности, а то и вовсе подчитерить.

Да, кстати, последнее весьма характерно. С книгами и кино подчитерить не удается, а тут ввел коды и — все, идешь с комфортом, всегда полная жизнь и бесконечные патроны. Видимо, у человека есть эта жажда идти с комфортом, а его по-прежнему, по старинке заставляют ползти, окровавленного и полуживого по грязи, чтобы на последнем издыхании выцарапать победу.

Да и вообще… что это за штамп, которому следовать необходимо, иначе это якобы вообще не литература? Кто задал такие параметры?

Думаю, это было в духе тех прошлых эпох, тяжелого и жестокого времени, когда ставилось целью выжить и победить. В первую очередь победить, выжить — если получится. Сейчас же везде звучит: «Выжить любой ценой!» Чувствуете, как это звучит отвратительно? А многие уже не чувствуют. Потому что пришло просто немыслимое по комфортности с прошлым время благополучия. Человечество уже не ползет, обламывая ногти и орошая землю кровью. Шпионы уже не глотают ампулы с ядом, напротив — им свое же руководство велело, если попадутся, тут же признаваться во всем, а то еще побьют!

Правда, еще сохранились горячие точки, там в самом деле воюют, но… как? Обычно стараются с воздуха, да еще с такой высоты, чтоб уж точно туда не достали никакими стингерами, а когда и возникают ситуации, что нужно на земле… то как это проводится? Во всяком случае не так, как в битве за Сталинград, когда остервенело в рукопашную зубами и когтями. А вот в кино и книгах это по старинке и по традиции подается, что да, на последнем издыхании, ага, как же. Щас, перетрудятся.

Да если бы накал вроде Сталинградской битвы возник хоть на минуту, все западные войска вымело бы, как гигантской метлой! Там же, если вовремя не подвезут влажные салфетки и памперсы для солдат, они же в боевое дежурство не пойдут!

Это не в упрек, а как напоминание, что живем в очень комфортное время. И вот в таком благополучном времени я должен писать по рецептам старых эпох? Да идите вы… и пишите так сами, мне на вершине проще будет без таких дураков.

Ну а кто понимает, что другое время — другие песни, прислушайтесь. Старый ворон зря не каркнет.

Нападки на то, что у меня плохой и даже корявый язык, я читаю всегда с веселым настроением и полнейшим осознанием, что иду верно. Вылизанный и предельно вычищенный от сорняков язык — необходимая ступенька совершенствования писателей. Многие и ее не одолевают, абсолютное же большинство на ней и остаются. Лишь единицы поднимаются на следующую, что уже не ступенька, а новый этаж царства идей, образов, новых тем и характеров. Это бескрайнее поле, обрабатывая которое гении пропускают мелкие сорняки, ибо занимаются уже не мелкими грядочками, а огромными роскошными садами.

По предыдущим изданиям этой книги я знаю, какой злобный вой она вызвала у всех неудачников, какие ядовитые отзывы оставляют под множеством ников на форумах! Это тоже понятно и объяснимо: каждое существо старается отстоять свою позицию, даже если это существо — первоклассник, спорящий с академиком об устройстве вселенной.

Так что нападки на язык можно считать хорошим признаком. Это вылавливание блох на мчащемся экспрессе. И не важно, выловят блох или нет — экспресс все равно будет мчаться, не замедляя скорости. Но горе тому произведению, судьба которого зависит от того, все сорняки убраны или не все. Это заведомая пустышка. Таких много было в России с момента возникновения литературы, но все забыты, остались только идеи и могучие образы Толстого, Достоевского, Пушкина…

И не важно, что тяжелый язык, корявые фразы, непрополотые участки: храм литературы, как и любой храм, ценится за новизну в архитектуре, а не за мелкую лепнину. И, к счастью, читающие в массе своей это понимают. Хотя гиппиусы куда крикливее и на форумах их намного больше. А если учесть, что каждый гиппиус берет себе добавочные ники, чтобы как бы со стороны поддерживать самого себя, то это ваще…

Не останавливайтесь на вечной прополке!

Идите дальше.

Читаю шедевр Бунина «Тень птиц». Вот, к примеру, фраза: «Долгий морской путь кончен, — взглянув назад, на белый волнорез, я не вижу больше моря: вижу только мачты да синюю ленту над волнорезом».

Покажите ее тем первоклашкам, что выучили «правило однокоренных слов», и посмотрите на их мордочки. Здесь слова «вижу» и «волнорез» не только в одном абзаце, но в одном предложении!

Идем дальше…

«…он так громко и гадко заблеял, что, казалось, по всему миру раздалось это дьявольское блеяние» («Ночлег». Бунин).

«На горячих дорожках млели, цепенели огромные, сказочно разноцветные бабочки сказочно богатых рисунков». Если не сказать, что это из бунинского шедевра «Тень птиц», тупая толпа первоклассников, услыхавшая про ах-ах, «правило однокоренных слов», забросает говном. Да-да, говном, а не политкорректными экскрементами или мультикультурными отходами человеческого организма.

Как же легко стать эстетом и вхожим в круг знатоков изящного языка! Нужно всего лишь запомнить это «правило» и тупо выискивать его в книгах.

Так что вперед, первоклассники! Трепещите, писатели, первоклашки лучше вас все знают и, главное, твердо уверены, что уже знают все!

Еще раз о распространенной глупости насчет «единства времени», то есть либо прошедшего, либо настоящего не только в абзаце, но во всем эпизоде.

Но вот цитирую: «Тангейзер поискал взглядом товарища, тот прислонился к колонне и смотрит на танцующую Елизавету…» Вот как здесь видят одно настоящее или, как пишут все новички, только прошедшее?

«Прислонился» — одномоментное действие, его нельзя указать в настоящем, а «смотрел» — значит, что раньше смотрел, а сейчас не смотрит, но если он именно сейчас смотрит?

Вы не представляете, но все эти умники напишут в данном случае именно «смотрел»! И хоть кол им теши на голове.

Классическое «Тристан и Изольда» я всегда пишу «Изольда и Тристан», хотя все остальные великие истории любви: Адам и Ева, Цезарь и Клеопатра, Соломон и Шеба, Тахир и Зухра, Тарзан и Джейн, князь Андрей и Наташа Ростова… ну, самец впереди, как и должно.

Почему? В английском варианте Изольду и Тристана объединяет and, там нет этого неприятного при дословном переводе и — И. Потому для нормального звучания лучше некоторые слова в произведении переставлять, а то и заменять вовсе.

Описание может быть сколь угодно безукоризненно правильным и безошибочным, с выловленными сорняками и перебитыми гусеницами, однако и оно останется мертвым, не задевающим внимание, если не оживить, не сделать читающему ближе.

Один из безотказно действующих методов: антропоморфизм, придание неодушевленным предметам черт живых существ.

Вот смотрю по тексту:

«Ручеек, выбравшись из-под корней дуба, бежит весело, очень довольный, что наконец-то на свободе…»

«Хмурые деревья расступились нехотя, я шел в глубь леса и чувствовал, что провожают меня недобрыми взглядами…»

«Вчера солнце упорно пряталось за тучами, а сегодня смотрит ласково…»

Враги великого художника обретаются среди художников, а не среди рядовой публики (Бернард Шоу).

Это вы можете увидеть, к примеру, в инете на литфорумах, когда мелких и слабеньких авторов расхваливают девять из десяти оставивших отзывы, а сильного автора охаивают те же девять из десяти. Причем все клянутся, что «чукча — читатель, чукча не писатель!»