Я перехватил отведённый к окну взгляд Кашина. Это был умный и немного злой взгляд. Про себя я отметил, что Кашин явно неглуп, напротив, он, скорее всего, умён и даже очень.

— Признаю, что от бессилия и безвластия у меня одно желание — врезать, Саня, тебе по роже. Наслаждайся. Ведь ты довел меня, как, наверное, доводил учителей в школе. Наслаждайся моим бессилием, — с безысходностью в голосе произнес Виктор.

Кашин уже очень серьёзно и немного виновато посмотрел на Виктора и произнёс:

— Мне это не приносит удовольствие. Я бы помог, чем мог. И мне, кстати, стыдно. Но я сто раз говорил, что не могу я в вашей военной системе доставать и решать, и не могу я с солдатами. Понимаете? Не могу их заставить! Не могу я людей заставлять, особенно если они не хотят ничего делать. Бить их тоже не буду. Ставьте мне задачу, где я бы мог выполнять работу лично, и вы меня не узнаете.

— Но ты же офицер, командир взвода. Ты же должен учиться руководить, учиться командовать.

— Не хочу и не буду. Я сказал, используйте мои способности, какие есть. Тогда не подведу. Вот Миша хочет быть у себя в деревне директором совхоза, поэтому у него все получается. Я другой.

— Кто из вас сегодня ответственный по роте?

— Моя очередь, — ответил Михаил.

— Что у тебя сегодня сделано?

— Ту часть траншей на запасном командном пункте, что нам нарезали, всю восстановили. Но там еще много работы, очень много. Надо стараться как можно больше людей туда направлять. С туркменами опять пришлось повоевать, одному ввалил, как следует, теперь шипят за моей спиной.

— Я поговорю с Курбаном. Чувствую, навалять придется многим и этому Курбану тоже, надоело уже это гадство. Не сделаешь — получишь от комбата, наваляешь, чтобы заставить работать, — получишь от замполита полка, если узнает.

— Давно пора этого охреневшего Курбана на место поставить, — сказал Миша.

— Не все так просто. Но я понял. Сегодня займусь.

— Саша, ты хотел отдельную задачу. Получай. Плакатным пером писать умеешь?

— Умею, хорошо.

— Завтра, после развода, подойдешь к замполиту полка, он тебе поставит задачу по оформлению ленинской комнаты в пункте приема личного состава рядом с запасным командным пунктом полка на полигоне, чем-то обеспечит. Эту ленкомнату нарезали нашему батальону, ну а комбат мне. Задача понятна?

— Вот это другое дело. Все сделаю, — ответил Саша.

— Если вопросов нет, все свободны. Юра, останься.

Я сидел молча и с трудом переваривал состоявшийся разговор.

— Ну что, увидел вершину айсберга?

— Да.

— С личным составом еще хуже. Совсем от безнаказанности оборзели. Замполит их в задницу целует, а они совсем обнаглели.

— А ты какое училище закончил, где служил?

— Я Киевское ВОКУ закончил, потом взводным три года в Польше был. Золотые времена! Потом еще год здесь, тоже взводным в разведроте. После этого предложили мотострелковую роту, я согласился. Командую этой так называемой ротой уже полтора месяца, в следующем году капитана надо бы уже получать, поэтому ждать что-то в разведке не хотел.

Виктор посмотрел на часы, вышел из дверей канцелярии и громко крикнул:

— Дневальный! Скажи Курбану, пусть срочно ко мне зайдет.

Вернулся, сел за стол и произнес:

— Этот чурка, Курбан, он у них здесь авторитет. Я еле-ели терплю. Но, похоже, мое терпение закончилось. Я ведь все время служил в разведротах, там одни славяне, а здесь еще этот национальный фактор. Как говорят политработники, надо учитывать обычаи и традиции разных народов. Только я задолбался это делать.

В это время дверь канцелярии роты широко распахнулась, и в нее нагловато ввалился азиат. Крючок на воротнике не застегнут, как и верхние две пуговицы. Форма сильно ушита, бляха ремня изогнута подковой, а сам ремень ослаблен максимально возможно, сапоги обточены по последнему слову зоны, на голове огромная грива волос.

— Я здесь, что хотели? — произнес Курбан.

Лицо Виктора побледнело, и кожа приобрела зеленоватый оттенок. Полоска губ стала белого цвета. Тем не менее Виктор спокойно произнес:

— Проходи, Курбан, и прикрой за собой дверь, пожалуйста.

Курбан прошел и сразу размашисто уселся на стул у стола.

— Курбан, что там сегодня произошло?

— Так ничего такого. Этот летёха совсем обнаглел, избил моих земляков. Теперь отвечать будет.

— Как отвечать?

— Посмотрим. Он обидел настоящих мужчин.

— А почему они ему не подчинялись?

— А кто он такой, этот салабон?

— Курбан, мы же с тобой договорились обо всем. И ты мне обещал, что проблем не будет.

— Там надо было копать, это работа для русских, туркмен не должен делать такую работу. У вас что, русских или хохлов нет?

— Еще раз. Мы с тобой о чем договорились?

— Че? Я с тобой не договаривался, что туркмены будут делать работу русских. Понял? Пошел ты на….. старший лейтенант! Если рыпнешься, я тебя накажу. Всех порежем.

Курбан резко вскочил со стула, но выпрямить ноги не смог, в него уже врезался сапог Виктора. Курбан рухнул на пол на бок и выпустил какой-то звук, похожий на скрип. В это время Виктор нанес еще один удар ногой в район почек, потянул Курбана за шиворот в середину комнаты и тут же начал точечно, с прицелом методично наносить удары в туловище. По всему было видно, что Виктор серьезно чем-то занимался.

— Юра, закрой дверь на ключ, он в двери торчит, и возьми из шкафа вафельное полотенце.

Я все это быстро проделал. Курбан валялся на полу и издавал хрипы. Виктор подошел не спеша к столу и достал из ящика веревку. Затем связал Курбану руки сзади, потом ноги и потом их соединил. Было видно, что делает он это не первый десяток раз.

— Слушай внимательно, чу. бан! Если начнешь орать, заткну рот полотенцем. В любом случае ты первый на меня напал, свидетель лейтенант Тимофеев. Второе. Ты больше никогда не назовешь ни одного офицера на «ты», и меня тем более. Никогда ты не посмеешь такие слова говорить офицеру, какие произнес сейчас твой вонючий рот. Никогда больше ты не подойдешь к офицеру в таком виде. Ты будешь делать все, что я и мои офицеры скажут. Если ты хоть с чем-то не согласен, я буду тебя пытать всю ночь, а утром выставлю перед всем батальоном лысым, пописаю тебе на лицо сам и заставлю это сделать многих солдат.

Тишина.

Виктор взял ремень Курбана и нанес ногой удар по бляхе ремня, которая распрямилась. Потом молча ножиком начал распарывать ушитую форму Курбана, оторвал толсто подшитый подворотничок и принялся распарывать голенища обточенных сапог.

После этого достал из шкафа телефонный аппарат ТА-57.

— Не надо, товарищ старший лейтенант. Я знаю, что это. Не надо. Я согласен.

— А где гарантии, что ты меня не обманешь, ч…н ты долбаный?

— Что сделать?

— Бумагу сейчас напишешь на каждого туркмена, напишешь все, что знаешь. В общем, я из тебя делаю стукача, шестерку. Эту бумагу я никому не показываю и отдаю тебе лично в руки, когда поедешь домой, а ты будешь моим слугой. Слугой! Понял? Теперь я для тебя господин. Ты не хотел, чтобы я был тебе товарищем офицером, ты, ч…ка, лучше понимаешь, когда тебе господин приказывает, так?

— Нэт.

— Сейчас мы посадим тебя на стул и за стол, будешь писать. Одна рука будет привязана к ногам, а правая будет свободной. Это потому, ч…ка, потому что тебе, обезьяна черная, верить нельзя. Понял?

— Понял.

— Так точно, товарищи старший лейтенант, надо отвечать. Повтори.

— Так точно, товарищи старший лейтенант.

— Теперь, прежде, чем я тебя посажу на стул, расскажи мне устно, что ты напишешь на своих друзей, ч…к.

Молчание. Виктор начал бить Курбана толстой книгой по голове, слегка.

— Опять меня решил обмануть. Говори.

— Сейчас расскажу. Хватит, пожалуйста.

— Пожалуйста, не бейте меня, мой господин, товарищ старший лейтенант, я же ваш слуга, верный вам. Повтори.

Курбан исправно повторил.

— Юра, возьми в шкафу мой магнитофон, возьми там любую кассету, отмотай в начало и по моей команде включишь запись.

Курбан глубоко вздохнул.

— И еще, если я узнаю, что ты или твой земляк обидит хоть какого-нибудь русского или любого славянина, последует разрыв нашего договора. Понял? Теперь начинай рассказывать. Если мне рассказ не понравится, сначала начинаю стричь тебя налысо, потом подключу телефон.

Курбан начал свой рассказ. Несколько раз по команде я останавливал запись, и Курбан получал сильные удары, один раз опять достали ТА-57. После звукозаписи мы его развязали. Все было кончено. Сломлен. Начал писать все на бумаге на каждого земляка отдельный лист. Закончили мы уже после 23 часов. Виктор приказал ему постричься через день, чтобы Курбан всех смог убедить, что ему самому надоела такая длинная прическа.

— Вот так, Юра. Это твой первый офицерский день службы. Извини.

— Для меня это такой урок, который я за четыре года в училище не получил.

— Завтра, если получится, пойдем ко мне в комнату, в общагу. Я там сейчас один, поужинаем, поговорим и познакомимся. Насчет еды и выпивки не беспокойся, у меня все есть.

После КПП наши дорожки разошлись. Я пошел к себе.