— Так, товарищи, если о задаче в целом — прочесывание берега реки. Ищем человека.

— Утопленник, стало быть, — догадался Сергеич. — А мешок у вас есть? Потому что в прошлом году мы вытаскивали…

— Я тебе мешок найду, — отрезал офицер. — Тут не в таре дело. Сейчас вот специалист объяснит. И рожи корчить нечего — дело серьезное. Давайте суть, товарищ Пантелеев.

Грустный дядька покомкал свою кепку, откашлялся и начал излагать. Марик слушал и думал о том, что «Психо» уже всех подряд перезаразила.

В Москве-реке выловили бутылку. Таинственную. Забавляется народ, в пиратов играет, записки отправляет. Дело понятное. Выловившие полюбопытствовали, посмеялись. Почему не выбросили, даже непонятно. Наверное, потому, что кроме пространного, накарябанного на листе оберточной бумаги, послания в бутылке имелась и карта на 16 Гб. Понятно, что не такая уж ценность в нынешние цифровые времена, но и не такая безделушка, чтобы топить в реке ради шутки. На карте имелись фото, сделанные мобильным телефоном. Кто-то шибко умный передал находку в Окружной центр ФСПП. А вот шутки там уже разучились понимать.

Грустный мужик, которого звали Леонтий Петрович, показал несколько распечатанных фотографий. Довольно кривоватых и не «в фокусе». Вот парень сидит у костра, диковато глядя в объектив. Вот он же двумя руками держит за хвост тушку животного.

— Это что, ондатра такая здоровенная? — заинтересовался Сергеич.

— Автор именует эту тварь бобром, — пробурчал коренастый лейтенант-эмчеэсник.

— У бобра хвост другой, — сказал Марик.

Лейтенант покосился:

— Охотник, что ли?

— Да не особо. Но у нас в ручьях водятся.

— Где это у вас? Таежник, что ли? — с подозрением осведомилась старушка, повелевшая себя называть «уполномоченным агентом Надеждой Вениаминовной».

— Я с Тверской губернии. У нас там бобры расплодились просто жутко.

— Губерния здесь ни при чем. И бобры тоже, — призвал к порядку лейтенант. — Специалисты уверяют, что это и вообще не бобры и не ондатры. Смутное животное, возможно, грызун.

— Розыгрыш, — уверенно сказал Сергеич. — Эти отдыхающие чего только не придумают. Как-то раз у нас бабу надувную в гальюне пристроили. С первого взгляда — точно шалава перепившая. Извиняюсь, Надежда Вениаминовна. Я к тому, что народец принял на грудь и начал в робинзонов играться. А бобр этот — небось кошка дохлая. Выловили и изображают.

— На кошку тоже не очень похоже, — заявил лейтенант. — Это уже Бегемот какой-то булгаковский. Сомневаюсь, что такого котика утопить можно. Он и сам-то кого угодно… И вообще дело не в животном. Вы к фотографиям присмотритесь повнимательнее.

— Тепло там, — сказал Марик. — В одних трусах пропавший товарищ. И берег весь в зелени.

Действительно, одна из фотографий, пытавшаяся запечатлеть панораму берега, несмотря на мутность, явно отражала глубоко летний, солнечный пейзаж.

— Точно, теплынь там. — Сергеич взял кружку с чаем. — У нас, блин… Извиняюсь, Надежда Вениаминовна, — никакого лета не предвидится. Определенно устаревшие снимки. Розыгрыш. Да и по реке видно. Здесь у Москвы таких берегов вообще нет. Скорее уж Волга. В среднем течении, ближе к нижнему. Ходили мы когда-то и до Астрахани…

— Бутылку в Серебряном Бору выловили, — мрачно сообщил лейтенант. — И вообще… Товарищ Пантелеев, вы бы объяснили…

— Это не подделка и не розыгрыш, — негромко пояснил грустный Пантелеев. — Николай Росс пропал больше месяца назад. Письмо он писал обдуманно, без спешки. Специалисты склоняются к мысли, что человек находился в адекватном, хотя и глубоко угнетенном, состоянии.

— Склоняются они… — проворчал Сергеич. — Мало ли. Я, может, тоже склоняюсь…

— От записки идет острый страх, — сказал Пантелеев. — Не панический, но вполне ощутимый. Сами взгляните…

Марик взглянул на неровный лист, густо исписанный мелкими карандашными строками. Стало нехорошо. Все, собственно, смотрели уже не на серую бумажку, а на самого Пантелеева. Как-то сразу стало ясно, что он действительно экстрасенс.

— Ну, раз экспертиза и специалисты… — Сергеич глотнул остывшего чая, поморщился. — Так куда мы идем? Я, собственно, возражений не имею, хоть до Астрахани, но надо было всю команду брать. И продукты…

— Мы просто идем, — тихо сказал Пантелеев. — Ищем. На поиск даны сутки. В любом случае завтра мы должны быть в городе. У нас Отделение не сформировано.

Надежда Вениаминовна обвела гордым взором присутствующих и скомандовала:

— Чайник поставьте. Условия для работы должны быть.

* * *

Небо ничуть не светлело, оттуда снова капало, и по лобовому стеклу катились редкие капли. Навстречу протащилась громоздкая баржа с песком. Марик сидел на неудобном боковом стульчике рубки, держал на коленях автомат, смотрел на серые берега. Черт, что за погода: листва, и та неживая. Светка в такие погоды любила под пледом греться. Встанет, кофе заварит и обратно…

— Слушай, а у вас все такие группы? — спросил долго молчавший Сергеич.

— Фиг его знает. Я же патрульный.

— Ну да. Я вот тут думаю и все меньше понимаю. Как может этот пропавший Росс где-то здесь сидеть?

— А ты не думай. Твое дело рулить. Мое — охранять. Главное, нам в какую-нибудь пристань не впендюриться и на мель не сесть.

— Обижаешь. Мели у нас все обозначены. Кстати, и абордаж сомнителен — уж очень погода для сомалийцев неподходящая.

Марик хмыкнул. От пиратов отбиться — это как два пальца. Вот от тех крысолюдых гуманоидов… Печален Пантелеев. А он ведь чувствительным должен быть…

— Слушай, Марик, может, пополдничать? Мы искателей не сильно отвлечем?

— Не думаю. Но надо и им предложить. Там в сухпае сыр должен быть. Бабульке как раз по зубам…

— Я тебе дам — «бабулька»! — раздалось снизу от трапа.

Марик чуть автомат не выронил, да и капитан вздрогнул. Надежда Вениаминовна поднялась по трапу, с удовольствием посмотрела на вытянувшиеся физиономии мужчин и поставила на штурманский столик поднос:

— Лопайте. Бабулька не бабулька, а пирожки получились. Вашу военную дрянь на вечер оставим.


Марик жевал воздушный пирожок с повидлом, запивал сладким чаем. В пирожках экстрасенсная баба-яга была большой докой. Сергеич тоже уплетал за обе щеки.

— Надо бы механика нашего подкормить.

Надежда Вениаминовна отмахнулась:

— Ходила. Ему ведро рассола нужно, а не пирожок. Уж пусть дрыхнет. — Бабка посмотрела в мокрое стекло и поинтересовалась: — Слушай, капитан, а у тебя бинокль есть?

Сергеевич, дожевывая, утвердительно промычал.

— Давай-ка оптику, — распорядилась бабка.

Приняла потертый бинокль, принялась возиться, настраивая. Уставилась на реку.

Капитан и Марик почтительно молчали. Потом Сергеич осторожно спросил:

— Ориентиры какие появились?

Надежда Вениаминовна фыркнула:

— Да уж какой из меня ориентирщик? В детстве Грина читала. Все мечтала под парусами «Секрета» хоть разок постоять. Вот и сподобилась…

Марик обеспокоился — не читала ли бабка в детстве о Робин Гуде? Ей же один черт, что лук, что автомат. Вытребует. И спорить с такой экстрасенсной ведьмой не очень хочется.

— Да вы не думайте, — пробурчала Надежда Вениаминовна, не отрываясь от окуляров. — Не совсем еще старуха спятила. Мешаю я своему начальнику. Офицерик ваш задремал, а я товарища Пантелеева отвлекаю. Он сильный, а я так — блоха символическая. Вся-то польза — пирожки.

— Куда без них? — пробормотал Марик.

Надежда Вениаминовна глянула одобрительно:

— Малой, а понимаешь. Что грустный такой? Служить надоело?

— Личное, — кратко объяснил Марик.

— Я вот думаю, — Сергеич вытер рот, — в бутылочном послании о барках упоминается. Ну, о тех, что к его берегу не поворачивают. Барок у нас уже лет сто как не водится. Может он, ваш пропавший, каких спортсменов видит? На байдарках или каноэ? Если гребной клуб…

— Не напрягайся, — посоветовала Надежда Вениаминовна. — Тут другим мозгом думать нужно. Да и то не особо придумаешь. Угадаешь разве…


Бинокль бабке надоел, теперь прогуливалась по катеру: то на нос, то на верхнюю палубу. Капюшон своей черной куртки накинула — ну точно баба-яга. Марика клонило в сон: серые берега, безжизненные дачи, причалы и рощи казались одинаковыми. Год назад со Светкой на лодке на Лещевом озере катались. Такое все было… живое…

Воспоминания мелькнули, теплом и болью согрели. Даже по рубке «Мадрида» солнечный отблеск прошел.

— Распогоживается, что ли? — Сергеич с удивлением глянул на небо.

— Ага, как же! — Марик кивнул на редкие капли, плюхающиеся на стекло.

Над головой простучали частые шажки — бабка резвилась.

— Это она к начальству, — отчего-то шепотом пояснил капитан.

Действительно, на носу появилась сутулая фигура Пантелеева. Экстрасенс зачем-то снял кепку, задрал голову. Надежда Вениаминовна что-то спросила. Поисковики коротко переговорили, и Пантелеев обернулся, начал делать неумелые знаки, призывая разворачиваться…


«Мадрид» малым ходом шел назад. Поисковики на носу замерли, лишь напряженно вертели головами. Надежда Вениаминовна казалась вороной — вот сейчас на леера вскочит, лапы, в смысле, ноги подожмет, крылья расправит, каркнет…

— Я чё-то не врубаюсь… — начал Сергеич.

Тут катер опять вошел в веселое солнце. Яркая полоса наискось пересекала русло, здесь даже вода казалась светлее.

С носа закричали в два голоса. Надежда Вениаминовна не ограничилась воплями, сунулась в рубку:

— К берегу рули!

— Да понял, понял, — в некотором ошеломлении пробормотал капитан. — Только берегов вообще-то два…

— К ближнему давай, — азартно потребовала бабка. — Там протока должна быть. — Надежда Вениаминовна оглянулась на более сильного экстрасенса: — Или как?

Пантелеев пожал плечами:

— Возможно, канал. Или что-то вроде.


Никакого канала не было. «Мадрид» почему-то опять шел вдоль реки. Но уже абсолютно не та река была. Простор ослепительный: широченное русло, живописные обрывы, пронзительно-голубое небо… И главное — солнце. Казалось, даже сквозь крышу рубки греет. Блики на воде так и слепили. Онемевший Сергеич нашарил в шкафчике на стене солнцезащитные очки, нацепил.

Из недр катера почти одновременно вылезли лейтенант-эмчеэсовец и всклокоченный моторист. Уставились на реку. Лейтенант начал правильно устанавливать на голове свою лихую фуражку. На моториста изменение пейзажа подействовало не лучшим образом — ухватился за живот и, пошатываясь, полез обратно вниз.

— Жара, — шепотом сказал Сергеич. — Оно ж как молотком по темени.

Действительно, «Мадрид» попал в летнее пекло. Экстрасенсы уже скинули куртки. Корпус катера нагревался на глазах.

Марик принялся возиться с бронежилетом.

— Ты это… не сильно-то расслабляйся, — по-прежнему шепотом посоветовал капитан. — Оно курорт, конечно…

— Угу, сейчас загорать полезу. — Марик сбросил теплую куртку и принялся навьючивать снаряжение обратно.

— Слушай, этого вообще быть не может. — Капитан глянул на то, как охранник перекладывает ПМ в нагрудную кобуру жилета. — Ты только без нервов.

— Ты уж что-то одно советуй. Или без нервов, или не расслабляться. И вообще рули внимательнее. Сейчас прямиком на хребет какого-нибудь динозавра наскочим. Крокодилообразного. Вон жарища какая. Может, вообще тот самый юрский период?

— Скажешь тоже. — Сергеич покрепче ухватился за штурвал. — Наша это река. Я даже узнаю кое-что. Вот утес тот, к примеру…

Утес и самому Марику казался смутно знакомым. Что-то такое в голове вертелось. Живописная круча на фоне сияющего неба. Вся такая картинная, поэтическая…

Пантелеев на палубе что-то сказал.

— Ближе к берегу! — продублировала Надежда Вениаминовна.

— А если отмели? — жалобно поинтересовался капитан.


Сбавив ход до самого малого, катер продвигался вперед. Лейтенант устроился на носу с багром. Надежда Вениаминовна, вновь вооружившись любимой оптикой, наблюдала за берегом.

Зеленые кусты, полоска желтенького, прямо-таки манящего песка у кромки воды, склоны в ковре колышущейся на ветру травы.

— Вижу признаки жизни! — огласила бабка.

Марик тоже видел — на берегу поднимался кудрявый столбик дыма костра.

Сергеич вопросительно глянул на Пантелеева — экстрасенс согласно кивнул.

«Мадрид» крался метрах в пятидесяти от берега. Приглушенно урчал двигатель, рядом плеснула сердитая рыба… Прошли мысик, открылась плоская ложбина…

Горел костерок, на берегу стояли два человека. Вернее, один стоял, а второй бегал по колено в воде и махал руками. Надежда Вениаминовна тщательно рассмотрела буйного человека в бинокль, открыла папку, сличила с фотографиями. Удовлетворенно поджав губы, заключила:

— Он. Объект. Росс Н.Р. Хотя и пообтрепался.

Человек на берегу действительно выглядел истинным робинзоном: бороденка неровная, по пояс голый, штаны драные.

— Стоп! На мель идем! — закричал с носа лейтенант.

— Стоп машина. Отдать якорь! — скомандовал Сергеич, задергал ручки и побежал отдавать якорь.

«Мадрид» замер. В тишине было слышно, как поют птицы на берегу. Человек, стоящий в воде, стеснительно крикнул:

— Заберите меня! Пожалуйста.

— Николай Робертович Росс? — Бабка сверилась с папкой. — Одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения?

Человек потерянно кивнул — очевидно, не думал, что его будет спасать явная баба-яга.

— Сейчас мы вас эвакуируем, — заверила уполномоченная ФСПП.

— А второго? — тихо поинтересовался Марик.

— Второй — из местных. Не поедет, — сказал Пантелеев. — Но надо высадиться. Мы должны место происшествия описать.

— Запротоколировать, — поправила Надежда Вениаминовна. — Произвести фотосъемку. Поздороваться. — Бабка очарованно смотрела на аборигена.

— Я первым иду, — сказал Марик. — А вы бы с борта протоколировали.

— Еще чего! — возмутилась бабка. — Мы уполномочены, у нас специнструкции и регламент.

— Я тоже высажусь. Для изучения навигационной обстановки, — заявил Сергеич.

— Это вам экскурсия, что ли? — охренел лейтенант.


Вода была теплой. Марик, держа на плече автомат, выбрался на берег, пожал руку спасенному. В принципе, выглядел гражданин Росс довольно бодрым и здоровым, только нос на солнце порядком облупился.

— Здоровы? — на всякий случай спросил Марик.

— Да-да! Вполне здоров. Можно побыстрее уплыть? — Робинзон крепче ухватился за руку.

— Сейчас поплывем, — заверил Марик, осторожно освобождаясь. — Мы на службе, формальности короткие уладим, и вперед.

— Понимаю-понимаю. Здесь, видите ли, не совсем безопасно…

Марик кивнул, косясь на аборигена. Здоровый такой мужик. Усатый. В руке палка приличная — то ли дубинка, то ли посох. Одет чисто, но странновато: косоворотка, подпоясанная ремешком с металлическими висюльками, широченные штаны, заправленные в сапоги. Широкополая, почти ковбойская шляпа, только поля обвисли.

— Я мирный. Не беспокойтесь. — Абориген приветливо приподнял шляпу, пригладил длинные волосы. — Милости прошу, чай готов…

Незнакомец говорил странно — непомерно растягивая слова, напирая на звук «о-о-о», — но в целом казался доброжелательным. Вот только дубинка…


Марик устроился в тени кустов, автомат был под рукой, подходы к поляне просматриваются. Лейтенант и Сергеич сидели у костра вместе с длинноволосым аборигеном, пили чай с печеньем. Опергруппа бродила по поляне, изучала и протоколировала. Особенно изучать было нечего: кривобокий шалаш, кострище, горка костей, несколько пустых бутылок странноватой формы, висящий на ветерке пиджак потерпевшего… Ну, еще шкурка от воблы имелась в изобилии. Правда, бабка выкатила из кустов черепок животного — наверное, того самого неправильного бобра.

Сам потерпевший топтался у воды, с нетерпением поглядывая на катер. Изнывает, бедняга.

Надежда Вениаминовна закончила щелкать своим миниатюрным фотоаппаратом, подошла к костру. Пожала здоровенную ладонь аборигена:

— Была рада познакомиться. Всегда была вашей поклонницей. Но нам пора…

— И то правда, сударыня. Места у нас лихие, вольные. — Усач, хитроумно сплюнув, погасил папиросу.

Марик, как положено по инструкции, прикрывал отступление. Надежда Вениаминовна поправила висящую через плечо сумку, подобрала подмокшие юбки, обхватила за шеи Сергеича и лейтенанта. Капитан закряхтел:

— И в чем в вас вес, товарищ уполномоченная?

— Груз опыта и оборудования, — сообщила баба-яга.

Эвакуируемый плескался уже под бортом «Мадрида». Совершенно одичал…


Загудел двигатель — катер задним ходом пятился на речной простор. Сергеич тихо матюкался. Абориген, стоящий у костра, приподнял шляпу, прощаясь, закурил и неспешно двинулся к косогору. Опирался на свою дубинку, весь такой степенный, значительный.

— Классик, — сказала Надежда Вениаминовна, встряхивая влажными юбками. — Теперь таких уж нет. Выродились.

— Вы знаете, — смущенно сообщил Росс, нервно почесываю свою сомнительную бородку, — Макс, конечно, очень хороший, душевный человек. Я ему безмерно благодарен за баранки, хлеб и вообще… Но он все-таки немножко неадекватный. Чертыхается через слово. Социалист пламенный, говорит иногда загадками. Безбожник и атеист. Представляете, агитировал меня в бурлаки идти. Говорит, «духом окрепнешь, с народом будешь». Я объясняю, — у меня гастрит. А он — «водкой вылечишся»…

— Понятно. Менталитет-то не тот, — согласилась бабка.

— Вы вот пиджак возьмите, — Марик протянул эвакуируемому забытый на берегу предмет одежды. — В Москве прохладно.

— Да-да, благодарю. Забылся совершенно, — поблагодарил спасенный — глаза у него были собачьи, запуганные.

— Граждане, вы бы шли в салон общаться и одеждой трясти, — сердито сказал капитан.


Рубка опустела. Марик сел на свое место, принялся протирать автомат. Сергеич стоял у штурвала, поглядывал на зеленый берег.

— Дурь какая-то, — наконец сказал капитан. — Расскажешь кому — не поверят.

— Не рассказывай, — посоветовал Марик. — Ерунда это.

— Думаешь? Что, совсем конец света идет? Все пугают, пугают…

— Да какой смысл пугать? По мне — и так уже дерьмо полное.


Помолчали. Успокоительно бормотал двигатель, было слышно, как прохаживается по верхней палубе лейтенант, завладевший оптикой.

— Да нет, выкрутимся, — сказал, подумав, Сергеич. — Мы всегда выкручиваемся. Не раскисай. По крайней мере — здесь хоть погодка нормальная. Хотя без бакенов идти непривычно…

Донесся крик.

— Это еще что? — изумился Сергеич.

Наперерез «Мадриду» выплывали лодки. Пять здоровенных корыт, похожих то ли на ладьи древних викингов, то ли на рыбацкие шаланды. Народу в них сидело густо: все в ярких одеждах, блескучих и аляповатых. Гребцы что-то выли-стонали, слаженно работая веслами.

— Поют, — сказал капитан, убавляя ход. — Ишь, целая флотилия. Фольклор, мать его…

— Ты бы их обошел… — начал Марик.

С головной лодки заорали: здоровенный мужик с окладистой бородой стоял на носу, театрально подбоченясь. Бас у бородача был дай бог оперному. Да и загибы крутые — часть Марик вообще не понял, но общий смысл, насчет того, что надо бы «дорогим гостям, песьежорцам», остановиться, был вполне ясен.

— Блин, я же их давить не могу, — растерянно сказал Сергеич.

Лодки шли навстречу, охватывая дугой сбавивший ход катер. С верхней палубы что-то крикнул лейтенант. Бух — на головной лодке сверкнуло, поднялся клуб серого дыма. Из пищали, что ли? Бабахнули и со следующей лодки. Марик, снимая с предохранителя автомат, выпрыгнул на палубу. Лодки окутывались кустистыми облачками дыма — над палубой страшновато посвистывало. Бам! — звонко грянуло в стенку рубки — на палубу шлепнулся расплющенный кругляш свинца. Марик упал на колени под защиту фальшборта. АКС задергался — короткими очередями, прижимая пиратов, мешая грести. На лодках вопили, кто-то бесстрашно поднялся на носу, размахивая узким мачете. В смысле, саблей.