— В тыл волчарам ударим! — Генка, забыв о скорбном мешке, в снежном вихре покатился по склону к месту схватки.

Остальные силы Отделения устремились следом. Андрей скользил словно на лыжах, получалось довольно ловко, подошвы ботинок оставляли колеи, лишь колено изумленно возмущалось.

— С жопы! — в ужасе взвыла Мариэтта.

Андрей обернулся и тут же, потеряв равновесие, шмякнулся на спину. Группу длинными прыжками настигал огромный белый зверь. Андрей беспомощно скользил на спине — под куртку набивался пронзительно холодный снег. Начальник Отделения катился и понимал, что в жизни не попадет в цель из такого положения. ТТ целил стволом то в звездное небо, то в белое месиво снега. Рюкзак крепко ударило о камень — скольжение резко прервалось, начальника «КП-29» развернуло на девяносто градусов. Зверь безмолвно прыгнул — Андрей машинально выставил согнутую левую руку. «Господи, да не бывает таких здоровенных!» Челюсти сомкнулись на предплечье, волк рванул, едва не выдернув руку из сустава. Андрей завопил, упер дуло пистолета в пушистое брюхо, начал лихорадочно нажимать на спуск. Зверь дергался. Оба, и человек и волк, все еще скользили по склону, возможно, поэтому рука оставалась относительно цела, хотя кости скрипели. Грохнуло, в лицо Андрею ударил клуб дыма. Это Мариэтта бабахнула из своего раритета, вложив ствол в ухо зверя.

— Старый! Старый!

— Нормально. — Андрей кашлял от вонючего дымного пороха.

Вместе отвалили отяжелевшего зверя. Вытянувшийся снежно-седой волчище был чуть ли не вдвое крупнее человека. Мариэтта злобно саданула рукоятью револьвера промеж гаснущих глаз:

— Абзац, паскуда!

— Приклад сломаешь.

— Да, мы Генке помогаем. — Мариэтта откатилась в сторону, поднялась на колено, упирая приклад в плечо.

— А мне кто поможет? — прохрипел Андрей, торопливо меняя в пистолете магазин.

— Так я и… — Слова раскосой осквернительницы могил заглушил грохот выстрелов, и девушку заволокло пороховым дымом.

Вокруг нарт шла драка. Местные вдвоем отбивались от зверей, шустро прыгая через упряжки. Мелькало короткое копье, второй абориген отмахивался крошечным топориком. Собаки в отчаянии набросились на огромного волка и теперь разлетались в стороны с перекушенными хребтами. Чуть левее Генка, встав у крупного валуна, расчетливо расстреливал волков. Грохал «Фермер» — картечь не знала пощады, удачные выстрелы валили сразу несколько зверей.

— Старый, бей их! — завопила из дыма Мариэтта, пытаясь попасть в верткую серую волчицу.

— Ага, а потом просто отплевываться будем, — пробормотал Андрей, следя за ходом схватки.

Волки, встретив столь активное сопротивление, пришли в замешательство. Светлые тени кружили в темноте. Андрей, удерживая пистолет двумя руками, подбил зверя, уже ухватившего за кухлянку мелкого шустрого аборигена. Волк, схлопотавший пулю в ногу, отскочил: местный воитель с воинственным воплем еще и успел достать хищника копьецом в бок. Волчара, взвизгнув, скрылся во тьме. Мариэтта возилась, заряжая револьвер. Генка снес череп матерому гиганту и потом слегка сплоховал. До сих пор он успевал дозаряжать «Фермера» на ходу, но тут патрон упал на снег. Два волка, словно поняв, устремились на парня. Генка сообразил, что не успевает, перехватил ружье как дубинку, другой рукой нашаривал нож…

Андрей, с опозданием крикнув: «Мань, присматривай!» — кинулся вперед. Не успевал. Генка отбил одного хищника ружьем, но второй сбил парня с ног. На рычание, мат и вихри снега словно с неба свалилась небольшая фигурка, махнула топориком. Андрей выстрелил в морду другому волку, Мариэтта, присев рядом, бабахнула и наконец свалила неуязвимую волчицу. Андрей, улучив момент, сдернул с рычащей кучи фигурку в мехах, — человечек заверещал и, не глядя, чуть не срубил начальнику «КП-29» руку своим окровавленным топориком. Андрей выругался, отбросил воителя и два раза выстрелил в висок волку. Из-под вытянувшегося зверя забарахтался, выбираясь, Генка:

— Живучие. Хуже чертей, честное слово.

— Ты отдышись, — посоветовал Андрей. — Перерыв.

Действительно, уцелевшие волки исчезли. Догадавшаяся наконец включить фонарь Мариэтта шарила мощным лучом по заснеженным склонам. Луч выхватывал трупы волков и собак, темные пятна крови и разбросанную поклажу с нарт. Уцелевшие собаки, возбужденно повизгивая, жались к людям. Человечек, которому Андрей чуть не оторвал капюшон кухлянки, что-то залопотал.

— Виноват, не понимаю. — Андрей попытался интеллигентно вытряхнуть из-под подола куртки набившийся снег. — Мань, чего хотят?

— Не разумею. Это ж не инглиш.

— Чего тут понимать. — Генка старательно вычищал затвор «Фермера». — Извиняется. За топорик. Махала сгоряча, не подумавши.

— Махала?!

— Девушки. Обе, — с удовольствием подтвердил потрепанный Иванов.

— Генка, да ты откуда знаешь? — застонала Мариэтта. — Темно же как в…

— А ты посвети.

Луч фонарика скользнул по невысокой фигурке. Рожица, несколько более раскосая, чем у доблестной воительницы ФСПП, смущенно улыбнулась и загородилась от яркого света окровавленной ладошкой.

— Определенно, девчонка, — сказал Андрей. — То-то наш Геночка так на выручку летел.

— Енот-полетун, — мрачно констатировала Капчага и осеклась.

Издали донесся бой барабанов и лай.

— Что, теперь еще и черти? — осведомилась Мариэтта и принялась проверять барабан своего «смит-вессона».

— Не, это подмога, — Генка ухмыльнулся, косясь на щебечущих местных амазонок.

Подмога торопилась изо всех сил, но все равно наверняка бы опоздала: несколько факелов, с десяток бойцов и три десятка настроенных рвать и терзать псов. Собаки с воем и лаем встретились с уцелевшими собратьями из упряжек, люди обнимались, со сдержанным изумлением поглядывая на незнакомцев и яркий фонарик в руках Мариэтты. При ближайшем рассмотрении воины в мехах оказались сплошь молодыми девчонками. Две амазонки, принявшие бой с волками, махали руками, с восторгом показывая на героя Иванова.

— Сергеич, нам бы обсушиться, чаю попить, — намекнул Генка.

— Ладно, пойдем, если приглашают. Ты ж без славы помрешь.

— Не помру, но как-то невежливо будет.

Поднялась страшная суета — аборигенки возились с нартами, стаскивали в кучу волков и погибших собак, собирали поклажу. Даже гильзы были разысканы в снегу. Материальными ценностями племя швыряться явно не собиралось. Генка был в гуще работы.

Андрей с Мариэттой стащили со склона убитого волка. Зверюга был тяжел, как молодой бычок.

— Гражданин начальник, если я хвост этому монстру отрублю, это будет живодерство?

— Это будет трофей. Только учти, хвостище еще обрабатывать придется. — Андрей протянул свой «экспедиционный».

До стойбища оказалось довольно далеко. Люди и собаки впряглись в нарты. Волокли поклажу с криком и смехом. Пухлая амазонка непрерывно колотила в бубен. Андрей помогал двум смешливым девчонкам нести подвешенную на короткую жердь волчицу. Вообще-то было тяжеловато. Мариэтта тоже согрелась — волокла собаку с переломанными передними лапами. Псина оказалась понятливой: не дергалась, лишь благодарно поскуливала.

Четыре яранги, лай возбужденных собак. Тепло. Маленький, но удивительно приятный огонь в примитивном очаге. Суета хозяек, доброжелательность, от которой совершенно невозможно уклониться. Андрею пытались развязать шнурки ботинок, неуверенно брались за мудреную одежду. Сами хозяйки уже были обнажены по пояс, — в теплой части яранги было действительно жарко. Молодые тела, кожа, отливающая бронзой, темные соски, костяные украшения…

— Скромный ты, начальник, — ехидно заметила Мариэтта. — Смотри, обидишь девушек.

— У меня правильное советское воспитание, — с достоинством заметил Андрей, разоблачаясь самостоятельно.

Вообще-то туземцы вели себя тактично. В стойбище обитали девятнадцать человек, из них всего двое мужчин — косолапый старикан и мальчишка лет восьми. Остальное население состояло из девушек 14–18 лет. Были две женщины постарше и совсем маленький карапуз, изумленно взирающий на суету пуговками-глазами.

Наконец все умудрились рассесться, хотя и в тесноте, но с некоторым удобством. Подали деревянные корытца с вареным мясом, жидким благоухающим жиром и иными яствами. Девчонка, сидевшая справа от Андрея, макнула кусочек мяса в жир, отправила в рот, приглашающе подпихнула гостя в локоть. Все улыбались и мило чавкали. Мясо было ничего, особенно если не думать, в каком именно виде оно бегало при жизни. Генка, сидящий напротив, наворачивал вовсю. Вокруг него щебетали черноволосые красавицы.

— Сергеич, Мань, вы кушайте. Народ обижается, может, невкусно? Жир нерпичий, вполне свежий. А вот то, что прэрэм зовется, — колбаска оленья.

— Ген, ты как их понимаешь? — поинтересовалась Мариэтта, обгрызая полоски кожи с подвяленным мясом. — Я ни слова не улавливаю.

— Так они же красноречивые, — удивился Иванов. — Как не понять? Сергеич, ты зелень попробовал?

Андрей утвердительно промычал — квашеная зелень с мясом шла неплохо.

— Генка, а ты не можешь спросить — их не сильно обидит, если я выйду посмотреть на раненую собачку? — неуверенно поинтересовалась Мариэтта. — Ну, на ту, что я тащила? Мне ее абзац как жалко.

Генка после бурного обсуждения с соседками и стариком сказал:

— Они не против. Даже наоборот. Им тоже жалко, но собачка того… Все равно хромая не выживет.

— Живодерские времена, — заворчала Мариэтта, выбираясь к пологу. Андрей и две девчонки, накидывая одежду, полезли следом.

Собачкой занялись в соседней яранге. Андрей подсвечивал фонарем — огня двух крошечных светильников было маловато. Пес скулил, Мариэтта шепотом ругалась. Девчонки переговаривались, в костоправстве они кое-что понимали. Андрей тоже подключился, шины пришлось изготавливать из чьих-то хорошо обглоданных и очищенных ребер. Псина взвизгивала от боли, но терпела. Кости вправили, зафиксировали.

— Вот, будешь какое-то время прямоходящим, — сказала Мариэтта псу, поглаживая пышный загривок.

— Эректусом, значит, — подсказал Андрей.

— Пошленько, гражданин начальник.

— Еще бы. Хомо эректус — человек прямоходящий. А твой дружок, стало быть, канис эректус — собак прямоходящий.

— И откуда вы такой умный, гражданин начальник? Ладно, пусть Эректус. Хотя он, в отличие от всех эректусов, смотри какой умный.

Аборигенки дружно хихикали, словно все понимали. Андрей несколько смутился — раскосые красотки смотрели откровенно.

— Похоже, вы, Андрей Сергеевич, можете выбрать, — небрежно сказала Мариэтта. — Девы здесь истосковавшиеся, а я вполне понятливая. Они вообще-то обе симпатичные. Так что…

— Нет уж, это по Генкиной части. Пошли прэрэм доедать.

Пес на своих «костыликах» благодарно запрыгал за людьми, но в тепло его не пустили. В яранге и так было тесно — голый по пояс Генка демонстрировал народу достоинства «Фермера». Девчонки благоговейно внимали, разглядывали патроны. С огнестрельным оружием здесь были неплохо знакомы — имелось два до изумления разболтанных однозарядных ружья.

— Толковый народ, — с удовольствием сказал Генка. — На лету все схватывают. И совсем не суеверные. В луну и солнце только верят.

Девушки по очереди мерили футболку гостя и хохотали. Старик грозил кривым пальцем. Тихо постукивал бубен. Почему-то было удивительно уютно.

— Старый, если бы мне кто сказал, что я моржовой колбасы обожрусь, — в жизни бы не поверила, — заявила Мариэтта, облизывая пальцы.

— Колбаса оленья. Вот тот рулет — моржовый. Кажется, кымчыт называется.

— Я смотрю, вы местных леди с полуслова понимаете. Ты себе парочку подружек выбрал? Все к тому идет. Никто не против. И я в том числе. Я девушка продвинутая, без предрассудков.

— Мерси. Только ты меня окончательно не развращай. Можно я целиком и полностью на тебя сосредоточусь?

— Ну, сильно возражать не буду. — Мариэтта улыбнулась. — Плохая из меня развратительница.

Бубен тихо постукивал в соседней яранге, оттуда доносились приглушенные взрывы хохота. Андрей пил чай со стариком. Мариэтта свернулась, положив голову на колени начальника. Чай был крепкий, пили с крошечными кусочками пайкового шоколада. Старик покачивал головой, рассказывал, аккуратно прихлебывая из щербатой чашки. Общую суть Андрей ухватывал — жесты старика были доходчивы. У рода наступили тяжелые времена: охотники погибли, детей мало. У соседей на заходе так же. На восходе вообще люди кончились. Плохие времена.

Рядом со стариком сидел мальчишка, с восторгом рассматривал Генкин вороненый инструментальный нож. Утомленный карапуз, раскинувшись, посапывал с другой стороны.

— Что ж они так? — сонно сказала Мариэтта. — Мужиков порастеряли. Так и совсем вымереть можно.

Старик снисходительно улыбнулся, показал пальцами в шрамах.

— Говорит, у моей подружки красивые глаза. Как у настоящих людей, — перевел Андрей.

— По-моему, он сказал — у твоей жены. Я, между прочим, не совсем еще сплю. Старый, как мы их понимаем?

— Все мы люди, все мы человеки.

Старик еще шире улыбнулся, показывая беззубые десны, и принялся подливать чай.

Бубен в соседней яранге все еще постукивал — отгонял злых духов. А может быть, призывал луну не спешить.

Андрей обнимал девчонку, осторожно дышал ей в затылок. Лежать на мехах было удобно, никаких диких запахов Андрей уже давно не чувствовал. Вот только волосы Мариэтты упрямо пахли далекими солнечными травами. Капчага лежала неподвижно, но не спала.

— Мань, а ты знаешь… — прошептал Андрей, едва ощутимо касаясь губами теплой шеи.

— Знаю. Ты меня любишь. Я давно знаю. Мне не обязательно говорить. Я тебя всего знаю, Старый.

Тишина. Только потрескивание огня, рокот бубна. Далеко взвыл волк, немедленно ответили собаки — это тоже тишина. В эту ночь ничего не случится.

— Знаешь, мы могли бы здесь остаться.

— Ага. Только у нас дела. Генка останется.

— Думаешь?

— Ты и сам так думаешь. Самое место здесь Иванову. Он здесь нужен. Если, конечно, сегодня пополам не перетрется. Кобелище ужасный. Они его обожать будут.

— Все к лучшему. Мань, я тебя хочу. Только не сейчас.

— Ой, расстроил. Конечно, не сейчас. Старый, я с тобой как сто лет живу. И, что прикольно, не надоело. Обними покрепче…

* * *

Генка слегка осунулся, но выглядел бодрым.

— Сергеич, тут такое дело…

— Хм, дай угадаю. Оставить тебе инструмент и передать привет Хеш-Ке?

— Ну, типа того. Она самая прекрасная из всех распрекрасных, но тут дело в другом…

— Да не мнись ты. И так понятно.

Разговаривали на свежем воздухе. Воздух казался хрустальным от мороза, но солнце сияло и летели по снегу веселые тени. Стойбище взялось за утренние хлопоты, только две девчонки, скобя нарты, не сводили тревожных взглядов с молодого пришельца.

— Сергеич, я им вправду нужен, — нервно пробормотал Генка.

— Да что ты заладил? Ты человек свободный. Жаль такого бойца оставлять, но тебе «добро» свыше дали. Значит, имеются основания.

— Да что там «основания», главное, вы с Манькой на меня не обижайтесь.

Андрей обхватил парня за плечи:

— Оставайся, дурак. Решил, так оставайся. ФСПП — организация мощная, замена бойцу найдется. Мы, конечно, заскучаем. Так что нам мешает в гости заглянуть? Уж чтобы кружка чая и кусок прэгрэма всегда имелись.

— А то! НЗ всегда будет. — Генка засмеялся, махнул рукой сердечным подружкам. Те, взвизгнув, побежали к слегка оторопевшему Андрею. В следующий миг барышни неумело трясли руки начальнику «КП-29» и хохотали. Андрей не удержался, прыснул. Мариэтта обхватила девчонок:

— Эй, смотрите, мы его бодрым и работящим оставляем! Не заморите стервеца.

Оказалось, что стойбище не работает, а дожидается решения пришельцев. Генка здесь действительно был нужен. Гости мгновенно оказались окружены, все смеялись, осторожно трогали за одежду. Андрею мгновенно презентовали искусно сплетенную подвеску непонятного назначения.

— Ай, — сказала хохочущая Мариэтта, — этак они и тебя уведут. Может, это любовный амулет? Приворожат даже без бубна.

— Вряд ли, меня уже жуткая осквернительница могил захомутала.

* * *

Настоять, чтобы не провожали, было трудно. Солнце уже сияло над сопками, казалось, даже на заснеженные склоны лег намек на весну. Остатки «КП-29» уходили налегке — все раздарили, кроме личных стволов и фотоаппарата. Андрей пощупал живот и покачал головой:

— Я столько чаю в жизни не пил.

— Хороший народ. — Мариэтта вздохнула и сказала увязавшемуся за гостями Эректусу: — Всё, поворачивай, тебе вообще лежать нужно.

Пес насторожил уши — левое было порядком порвано. Восторженно гавкнул.

— Да я тебе все скормила, — с сожалением сказала Капчага. — Одни патроны в кармане болтаются. Иди домой.

Пес дал почесать себя за ушами, развернулся и бодро поковылял к стойбищу.

— Вот ни слова не понимают, а всё всем понятно, — печально сказала Мариэтта. — А у нас объясняешь, объясняешь — как глухие.

— Пойдем, осквернительница. Нам еще отчет писать. Хорошо, что глухие читать умеют.

— Идем. — Мариэтта обернулась. Эректус сидел на вершинке, увидев, что на него смотрят, коротко взвыл.

— Провожают!.. — Капчага всхлипнула. — А встречать нас некому. Вот жизнь, а, Старый?

— Жизнь, она такая. Только встречать нас будут. И координаторская группа, и милиция. И еще одно хвостатое. Небось уже орет-ругается, что утренним молоком и сосиской не обеспечили. Склочное животное, между прочим.

— Ох, пойдем. Я, кажется, дверь в пищеблок плохо захлопнула.