Слуги подали горячие блюда на шестерых человек: две тарелки с поднимающимся над ними паром предназначались для Мейсона и Селены, единственной дочери в семье; видимо, их все же ожидали к столу.

— Мы надеемся, что ты не сбита с толку итогом вчерашнего Представления, — как ни в чем не бывало заметил драконий глава, расстилая льняную салфетку на коленях.

«Сразу в бой», — подумал Джонас и мягко укорил отца:

— Папа, мы еще даже не поели, а ты сразу о делах. Только посмотри, как Айя приоделась ради тебя — не помню, когда в последний раз видел ее в таком красивом платье.

— Джонас, — предупредила его мать, взглядом прося не вмешиваться. Ложка в ее руках задрожала, и женщина отложила прибор в сторону.

— Конечно, я заметил, — нехотя подтвердил глава рода, раздраженный поведением сына, — и очень рад, что наследница трона наконец избавилась от мальчишеской одежды.

Над столом повисла тишина. Джонас с опаской перевел взгляд на Айю — принцесса молчала, не донеся до рта кусочек сырного хлеба. Кажется, она сочла замечание оскорбительным.

— Дядюшка, — разбавила наконец тишину Айя, и в ее глазах заплясали огоньки, — вы слишком высокого обо мне мнения. Моя швея по сей день плачет, когда приходит с примеркой. Она мечтает мастерить для меня юбки с оборочками, а получаются одни штаны.

Мгновение спустя столовая утонула в хохоте, и громче всех смеялся старый отец Джонаса. На его глазах выступили слезы, а руки дрожали, пока он вытирал раскрасневшееся лицо.

Глубина у окна наклонил голову, пряча улыбку.

— Клянусь драконьими звездами, ты — мое самое любимое дитя среди тех, в ком не течет моя кровь, — торжественно признался глава семейства, и гордость в его глазах оказалась для Айи слаще любой похвалы. Мать Джонаса согласилась, и натянутая атмосфера за столом постепенно растаяла в легком разговоре.

Когда исчезли пустые тарелки после первых и вторых блюд, а стол заставили чашками с дымящимся кофе и сладостями, к которым были неравнодушны жители дома, отец Джонаса, покуривая трубку, вновь решил перейти к делу.

— Твой отец не принимает меня, Айя, — спокойно сообщил Маттео; за дымом от табака его глаза казались затянутыми пеленой. — Я хочу, чтобы он знал о моем решении, и надеюсь, что ты передашь ему эти слова: Драконы чтят свои обеты.

Веселый, добродушный отец Джонаса этими словами вмиг напомнил забывшейся в приятном разговоре принцессе о том, что он не простой дядюшка, а глава рода, за плечами которого годы главенствования в большой семье, пусть сейчас за столом и присутствовала лишь малая ее часть. О преданности Драконов, столь же древней, как и их магия, не зря слагали легенды: веками отпрыски этой монаршей семьи клялись в защите короны, и неважно, на чьей голове она была. Из Драконов получались лучшие стражи, сильнейшие маги и самые преданные друзья. Отец Айи, король Азариас, в далекие времена назвал господина Маттео своим братом, пусть и не по крови. За десятилетия дружбы двух монарших семей, Орлов и Драконов, их связь подвергалась испытаниям не единожды, но никогда не прерывалась. И сейчас Айя точно знала: Маттео не согласится возвести на престол старшего сына, рискуя оборвать дружбу с королем.

— Я обещал твоему отцу, что ты сядешь на трон. И вчерашнее досадное происшествие не отменит моей клятвы.

Айя, прислушиваясь к внутреннему голосу, рискнула спросить:

— А что думает по этому поводу Мейсон?

— Мой сын, пока я жив, будет подчиняться мне.

Мать Джонаса кивнула, хоть гостья и видела: у женщины на уме другое. Ее любовь к сыну сильнее, чем преданность мужу, оттого она не спешила отметать желания Мейсона. Наивная, недальновидная женщина — Айя была уверена, что Мейсону хватило всего нескольких слов, чтобы склонить ее на свою сторону. Наверняка он рисовал для матери яркие безоблачные картины: он сам, взошедший на престол, счастливые Драконы и, самое главное, тихо ушедшие в тень Орлы. Самая легкая за всю историю смена правящей семьи. Безопасная. И неосуществимая.

— Я передам отцу ваши слова, — пообещала Айя. Принцесса не видела лица своего охранника, но знала, что слушает он внимательно.

«А королева узнает о вашей преданности от Глубины», — мысленно добавила девушка.

— Ваши серьезные лица меня пугают, — заметил Джонас, тут же получив укоризненный взгляд матери. Но отчитать сына ей не дала младшая дочь, заглянувшая в столовую.

Семилетняя пухлая девочка в кружевном платье, к которой тут же обратились все взгляды, ничуть не смутилась. Ее взгляд скользнул по столу и остановился на вазочке со сладким. Глаза ребенка быстро наполнились слезами, а комнату огласил жалобный писк:

— Про конфеты мне не сказали…

Айя изумленно наблюдала за тем, как самый младший ребенок в семье Джонаса устраивает в столовой потоп, пока слуги во главе с матушкой стараются ее утихомирить. Однако маленькая Селена прекратила выступление так же неожиданно, как и начала, и, устремив светлые очи на старшего брата, заявила:

— У Джонаса есть большой секрет! Или конфеты, или секрет! — Девочка поставила ультиматум, упирая кулачки в мягкие бока.

Айя видела, как побелел ее друг, и страх колыхнулся внутри. Секрет у Джонаса был один, и не дай Владыка узнать о нем кому-либо…

Джонас, вскочив на ноги, судорожно протянул сестре хрустальную вазочку с конфетами, но драгоценный приз вымогательница не получила. Сладкое уплыло в руки матери, и в общем-то добрая женщина вмиг стала похожа на рассерженную дракониху.

— Какой секрет, Джонас? — сощурив глаза, спросила она, и в ее голосе отчетливо послышалась угроза. Жена господина Маттео придерживалась мнения, что ее дети должны делиться с ней всем, а иначе крепкий фундамент доверия в семье даст трещину. Джонас не ответил, и женщина, распаляясь с каждой секундой его безмолвия, обернулась к дочери: — Говори немедля.

Для Селены путь к конфетам мог открыться всего парой слов — Джонас видел, как быстро девочка решила, что ей сейчас важнее. Пытаясь опередить сестру, которая вот-вот станет предательницей, драконий наследник выпалил на одном дыхании:

— Я влюблен в Айю!

В тягучей тишине звон разбившейся чашки перевел все внимание на гостью. Глубина спрятал Ям-Арго в карман сюртука, обратив взгляд на «друга» принцессы. Дело принимало интересный оборот.

О браках между представителями монарших семей начинали разговоры только смелые, особенно если речь шла о союзе старших отпрысков. За многовековую историю наследники правителей не единожды объединяли себя брачными узами, тем самым навлекая проклятие сразу на два рода. Дети в таких семьях получались здоровые и сильные, без видимых отклонений. Но защитники… Смешение королевских кровей оказалось смертельно для дара Владык. Одним из первых задокументированных случаев стала история защитника, родившегося вместе с ребенком Медведя и Куницы. Существо от такого союза не походило ни на одного зверя, обитавшего на континенте. Большое и округлое, с бурой шерстью и несоразмерно тонкими, когтистыми лапами, оно не могло передвигаться самостоятельно; его впалые, слишком маленькие для крупной морды глаза едва различали свет. Зверь постоянно издавал свистящие, пронзительные звуки, о природе которых несложно было догадаться — существо ежесекундно испытывало боль. Даже наделенный магической силой и имеющий связь со вторым сердцем, зверь не прожил и недели. Его новорожденный хозяин, хвала Владыкам, вырос без видимых изъянов. Служители Санкти, напуганные произошедшим, немедля запретили подобные браки как нечто омерзительное, идущее против воли Владык и угрожающее целостности их великого дара — защитников.

Шли года, запретный плод оставался сладок. Через десятилетия история повторилась, а после еще и еще, и с каждым разом результат смешения получался все более ужасающим; вслед за нежизнеспособными защитниками умирали и их новорожденные хозяева, а у тех, кто каким-то чудом пережил детство, туманился разум. Напуганные служители Санкти годами молили Владык о том, чтобы они забрали свой дар обратно, так как монахам было не под силу держать четыре монаршие семьи в полном повиновении закону. И Владыки услышали их молитвы. У отпрысков королей, которые решились по жизни идти рука об руку, больше не рождались ни дети, ни защитники. В глазах монахов они сознательно отрекались от Владык, а потому верующие маги отворачивались от них тоже. Дар Владык переходил к следующему по старшинству ребенку в монаршей семье, как и право принести в этот мир наследников рода и новых защитников. Но Айя была единственным живым ребенком короля, оттого простые слова, сказанные Джонасом, звучали как угроза всему орлиному роду.

Кажется, господин Маттео оказался более удивлен, нежели его супруга. Матушка Джонаса прятала глаза под светлыми ресницами так, словно подозревала о чувствах младшего сына долгое время. Но сам факт, что он смело признался, смутил женщину. Ее робкий, наивный мальчик явно преследовал свои цели, открываясь под столь слабым шантажом сестры.

Глава рода, открыв рот, тут же закашлялся. Он дал время Айе восстановить разбитую чашку, пристально наблюдая, как фаянс послушно принимает прежнюю форму, а после сказал: