— Доброго вам пути.

* * *

Супруги вновь зашагали по прежней тропе сквозь заросли папоротника и крапивы. Прошедшая гроза осложнила путь, поэтому, как бы ни хотелось им оказаться от виллы подальше, шли они с осторожностью. Когда они наконец добрались до разбитой дороги, дождь все еще шел, и они укрылись под первым попавшимся большим деревом.

— Ты промокла насквозь, принцесса?

— Не волнуйся, Аксель. Плащ послужил мне на славу. Как ты сам?

— Ничего такого, чего не высушит солнце.

Они положили котомки наземь и прислонились к стволу, переводя дух. Спустя недолгое время Беатриса тихо сказала:

— Аксель, мне страшно.

— Почему, принцесса, что случилось? Тебе больше ничто не угрожает.

— Помнишь ту странную женщину в черных лохмотьях, с которой ты застал меня тогда у старого терновника? Может, она и походила на сумасшедшую странницу, но история, которую она мне рассказала, очень похожа на историю этой старухи. Ее мужа тоже забрал лодочник, и она осталась на берегу одна. А когда, рыдая от одиночества, она возвращалась из гавани, то увидела, что идет по краю высокой долины, а впереди и позади тянется длинная тропа, и по ней бредут люди, рыдающие, в точности как она сама. Услышав это, я не особенно испугалась, сказав себе, что к нам с тобой, Аксель, это не имеет отношения. Но она все твердила, что эти земли прокляты хмарью забвения, что мы с тобой часто и сами замечали. А потом она спросила: «Как вы с мужем докажете свою любовь друг к другу, если не помните вашего общего прошлого?» И с тех самых пор это не идет у меня из головы. И временами мне становится очень страшно.

— Но чего здесь бояться, принцесса? Ведь у нас нет ни намерения, ни желания ехать ни на какой остров.

— Пусть даже так, Аксель. Что, если наша любовь увянет раньше, чем нам придет в голову подумать о таком месте?

— Что ты такое говоришь, принцесса? Разве может наша любовь увянуть? Разве теперь она не сильнее, чем когда мы были глупыми юными любовниками?

— Но, Аксель, я даже не могу припомнить тех дней. Ни лет, что нас от них отделяют. Мы не помним ни наших пылких ссор, ни мгновений, которыми наслаждались и которые так ценили. Мы не помним ни собственного сына, ни почему его нет с нами рядом.

— Мы сможем вернуть эти воспоминания, принцесса. Кроме того, чувство к тебе, что живет в моем сердце, останется прежним, не важно, вспомню я что-то или забуду. Разве ты не чувствуешь то же самое?

— Чувствую, Аксель. Но я все равно спрашиваю себя, чем отличаются чувства, которые сейчас живут в наших сердцах, от дождевых капель, которые все падают на нас с мокрых листьев, хотя дождь давно уже перестал. Я боюсь, что без воспоминаний наша любовь неминуемо померкнет и умрет.

— Бог ничего подобного не допустит, принцесса. — Аксель произнес это тихо, почти в такт дыханию, потому что сам чувствовал, как в нем пробуждается необъяснимый страх.

— В тот день у старого терновника, — продолжала Беатриса, — странница предупредила меня, что нельзя терять времени. Она сказала, что нам нужно сделать все возможное, чтобы вспомнить то, что мы пережили, как хорошее, так и плохое. И вот лодочник, когда мы уходили, дал мне именно тот ответ, которого я ждала и страшилась. На что нам надеяться, Аксель, если мы останемся такими же, как сейчас? Если кто-то вроде него спросит о наших самых драгоценных воспоминаниях? Аксель, мне так страшно.

— Ну, принцесса, бояться нечего. Наши воспоминания не исчезли бесследно, просто затерялись где-то из-за этой проклятой хмари. Мы найдем их снова, одно за другим, если будет нужно. Разве не за этим отправились мы в путь? Как только мы увидим перед собой сына, многое, без сомнения, сразу же вспомнится.

— Надеюсь, что так. Слова лодочника меня еще больше напугали.

— Забудь о нем, принцесса. Что нам за дело до его лодки или до того острова, если на то пошло? И ты права, дождь уже перестал, и мы быстрее высохнем, если мы выйдем из-под этого дерева. Давай продолжать путь, и не будем ни о чем беспокоиться.

Глава 3

С отдаленной возвышенности саксонская деревня показалась бы вам больше похожей на собственно деревню, чем нора Акселя и Беатрисы. Во-первых, наверное, саксы были более склонны к клаустрофобии — потому что тут никто не зарывался в недра холма. Спускаясь по крутому склону, как Аксель с Беатрисой тогда вечером, вы увидели бы внизу сорок или даже больше отдельных домов, расположенных на дне долины двумя неровными кругами, один внутри другого. Возможно, с такого расстояния было бы трудно заметить различия в размерах и богатстве отделки, но вы наверняка разглядели бы соломенные крыши и то, что многие из них — это так называемые круглые дома [Тип жилища с круглым основанием, распространенный в Западной Европе еще до римского завоевания. В древности стены таких домов делали либо из камня, либо из деревянных столбов, соединенных обмазкой, а коническую крышу крыли тростником. Отверстия в крыше над очагом не было, дым выходил наружу, просачиваясь сквозь тростник.] и ненамного отличаются от тех, в которых довелось вырасти некоторым из вас или, возможно, вашим родителям. Однако если саксы и были готовы пожертвовать толикой безопасности ради прелестей свежего воздуха, они позаботились о мерах предосторожности: деревня была целиком обнесена высоким забором из связанных между собой кольев с заостренными, точно у гигантских карандашей, концами. На любом отрезке он был по меньшей мере вдвое выше человеческого роста, а чтобы перспектива забраться на него стала еще менее заманчивой, вдоль всего забора снаружи был выкопан глубокий ров.

Вот какая картина открылась Акселю и Беатрисе, когда они остановились перевести дух, спускаясь с холма. Солнце уже садилось за горизонт, и Беатриса, у которой зрение было получше, снова встала, чуть наклонившись вперед, в траве с одуванчиками, доходившей ей до пояса, на пару шагов впереди Акселя.

— На воротах четверо, нет, пятеро стражников. И, по-моему, у них в руках копья. Когда мы с товарками были здесь в последний раз, на воротах стоял только сторож с парой собак.

— Ты уверена, что здесь нас ждет добрый прием, принцесса?

— Не волнуйся, Аксель, мы с ними достаточно хорошо знакомы. Кроме того, один из их старейшин — бритт, и все считают его мудрым предводителем, пусть и чужой крови. Он позаботится подыскать нам на ночь надежный кров. Но все равно, Аксель, мне кажется, здесь что-то случилось, и мне не по себе. Вот пришел еще один с копьем, а с ним свора свирепых собак.

— Кто знает, что там у саксов происходит. Возможно, стоит поискать приют на ночь в другом месте.

— Аксель, скоро стемнеет, а те копья предназначены вовсе не для нас. Кроме того, в деревне есть женщина, которую мне хотелось навестить, у нас дома никто не разбирается в снадобьях так, как она.

Аксель ждал, что жена скажет еще что-нибудь, но та снова принялась вглядываться в даль, и тогда он спросил сам:

— А зачем тебе понадобились снадобья, принцесса?

— Временами я чувствую небольшое недомогание. Знахарка может подсказать, чем его облегчить.

— Что за недомогание, принцесса? В каком месте у тебя болит?

— Ерунда. Я и подумала-то об этом только потому, что нам нужно здесь переночевать.

— Но где она прячется? Твоя боль?

— Ох… — Не оборачиваясь, она приложила руку к боку чуть пониже ребер и рассмеялась. — И говорить не о чем. Видишь ведь, она не помешала мне сюда дойти.

— Она нисколечко тебе не помешала, принцесса, это мне пришлось молить о привале.

— И я о том же, Аксель. Стало быть, беспокоиться не о чем.

— Она совсем тебе не помешала. Правда, принцесса, силы в тебе больше, чем в иной женщине вдвое тебя моложе. И все же, если здесь живет та, что cможет облегчить твою боль, разве повредит нам к ней зайти?

— И я о том же, Аксель. Я взяла с собой немного олова, чтобы обменять на снадобья.

— Кому нужны эти недомогания? У каждого они есть, и все мы избавились бы от них, будь такая возможность. Бога ради, давай пойдем к той женщине, если она сейчас здесь и те стражники дадут нам пройти.

К тому времени, как супруги перешли ров по мосту, уже почти стемнело и по обеим сторонам ворот зажглись факелы. Стражники были высокими здоровяками, но приближение Акселя с Беатрисой явно внушило им страх.

— Подожди, Аксель, — тихо сказала Беатриса. — Я пойду одна, поговорю с ними.

— Держись подальше от их копий, принцесса. Собаки с виду спокойны, но вот саксы точно могут от страха учудить какую-нибудь глупость.

— Если это они тебя испугались, старика стариком, то я им сейчас покажу, как сильно они ошибаются.

И она храбро пошла к воротам. Стражники обступили ее со всех сторон и принялись слушать, бросая на Акселя подозрительные взгляды. Потом один из них по-саксонски крикнул ему подойти поближе к факелам — наверное, чтобы убедиться, что перед ним настоящий старик, а не переодетый молодчик. Обменявшись с Беатрисой еще несколькими фразами, стражники пропустили супругов внутрь.

Аксель подивился тому, что деревня, которая с расстояния выглядела как два ровных кольца домов, теперь, когда они шагали по узким улочкам, оказалась беспорядочным лабиринтом. Конечно, свет был уже не тот, но, следуя за Беатрисой, он не мог уловить в организации поселения никакой логики или системы. Дома неожиданно вырастали прямо у них под носом, преграждая путь и вынуждая сворачивать в переулки. Кроме того, супругам приходилось идти с еще большей осторожностью, чем по дорогам за пределами изгороди: не только потому, что земля была вся в рытвинах и покрыта лужами после недавнего ливня, но и потому, что саксы считали вполне приемлемым бросать посреди дороги все что ни попадя, даже булыжники. Но больше всего Акселя тревожил неприятный запах, который то усиливался, то слабел по мере того, как они продвигались вперед, но никогда не исчезал совсем. Как и все люди в те времена, он легко мирился с запахом экскрементов, как людских, так и животных, но преследовавшая супругов вонь была гораздо противнее. Вскоре он определил ее источник: по всей деревне, перед домами или на обочинах, местные жители навалили горы гниющего мяса — в качестве жертвоприношений разнообразным богам. В какой-то миг Аксель, поразившись особенно сильной волне смрада, повернулся и увидел свисавший с навеса одной из крыш темный предмет, чья форма изменилась у него на глазах, когда слетели облепившие его мухи. Мгновение спустя им повстречалась свинья, которую тащила за уши ватага ребятишек, собаки, коровы и ослы бродили повсюду без всякого присмотра. Немногие встреченные ими жители смотрели на них молча или же быстро исчезали за дверьми и ставнями.