— Дагмар? — переспросил Йоста.
— Она живет в красном домике неподалеку от нас. И каждое утро выходит на прогулку.
Йоста кивнул и с благодарностью принял из рук Уллы чашку.
— Спасибо, — произнес он и отхлебнул кофе, на этот раз обжигающе горячего. — Было ли что-нибудь, что привлекло ваше внимание? Что-то, что выделялось?
Эва задумалась, нахмурив лоб.
— Подумайте хорошенько. Всякая мелочь может оказаться ценной.
Она покачала головой.
— Нет, все было как всегда.
— А как с телефонными разговорами? В течение дня вы с кем-нибудь разговаривали по телефону?
— Нет, насколько я помню… нет. Хотя что я говорю — я же звонила тебе, Улла, когда вернулась домой.
— Да, действительно, ты звонила.
Казалось, Улла удивлена тем обстоятельством, что еще вчера жизнь шла своим чередом. Ничто не предвещало краха…
— В каком часу это было?
Эва посмотрела на Уллу. Теперь она дрожала меньше. Йоста знал, что это относительное спокойствие — временная передышка. На короткие промежутки времени мозг вытеснял мысль, которая в следующую секунду снова наваливалась непосильным грузом. За годы службы в полиции он так много раз сталкивался с этим. То же горе. Разные лица. Разные реакции, но, по сути, похожие. И нет этому конца. Все новые и новые жертвы…
— Кажется, это было около часу. Бенгт, ты ведь тоже слышал, как звонила Эва. Ведь было около часу, правда? Мы спустились к Ла Мате, чтобы искупаться, а к часу вернулись домой готовить обед. — Она обернулась к Йосте. — В Торревьехе у нас всегда легкий обед, моцарелла с помидорами — помидоры там намного вкуснее, так что мы…
Она зажала себе рот рукой, осознав, что на секунду забыла о случившемся и разговаривала как обычно, затем тихо продолжила:
— Обратно в квартиру мы вернулись около часу. Эва позвонила чуть позже. И мы проговорили — минут десять?
Эва кивнула. Слезы снова полились из ее глаз, и Йоста потянулся за очередным бумажным полотенцем.
— Еще с кем-нибудь вы вчера разговаривали?
Он понимал, что им кажется совершенной дикостью, что он спрашивает о телефонных разговорах и о том, не встречались ли они с кем-нибудь. Но все обстояло именно так, как он им сказал. Их нужно исключить из числа подозреваемых, посмотреть, есть ли у них хоть какое-то алиби. Сам Флюгаре ни на секунду не верил, что Эва и Петер были замешаны. Однако он не первый полицейский в мировой истории, которому трудно поверить, что родители могут навредить собственному ребенку. И, к сожалению, многим пришлось убедиться в обратном. Бывают несчастные случаи. И, что особенно ужасно, не только они.
— Нет, только с Уллой. Потом приехал Петер, и тогда я поняла, что Нея была не с ним, и… дальше вы знаете.
Она так сжала бумажное полотенце, что костяшки ее пальцев побелели.
— Есть ли кто-то, кто мог желать смерти вашей дочери? — спросил Йоста. — У вас не возникло мыслей по поводу предполагаемых мотивов? Кто-то из вашего прошлого? Человек, враждебно настроенный к вам или вашей семье?
Оба покачали головами.
— Мы самые обычные люди, — сказал Петер. — Никогда не были замешаны в криминальных разборках.
— Может, бывшая или бывший, желающий отомстить?
— Нет, — ответила Эва. — Мы познакомились, когда нам было по пятнадцать лет. Других отношений у нас не было.
Йоста сделал глубокий вдох, прежде чем произнести следующую фразу, — но все же произнес ее.
— Я знаю, что этот вопрос может показаться оскорбительным, особенно в нынешней ситуации; но были ли у кого-то из вас отношения на стороне? Я спрашиваю не для того, чтобы обидеть вас, а лишь для того, чтобы выяснить все возможные мотивы. Может быть, кто-то счел, что Нея стоит у него или у нее на пути?
— Нет, — ответил Петер и уставился на Йосту. — Боже мой… Нет. Мы все время проводим вместе и никогда бы… Нет.
Эва затрясла головой.
— Нет, нет, нет… Почему вы тратите на это время? На нас? Почему вы не ищете убийцу? Есть в наших краях люди, которые…
Она побледнела, осознав, что собиралась сказать, какое слово чуть было не произнесла — и что это означало.
— Так она… ее… О боже!
Эва разрыдалась так, что эхо отдалось в стенах кухни, и Йоста с трудом сдержался, чтобы не встать и не уйти. Так невыносимо было видеть глаза родителей Неи, когда они поняли, что у них есть к нему вопрос, ответ на который они не хотят слышать…
А у Йосты не было ответа, и он ничем не мог их утешить, потому что сам не знал.
— Извините, но там снаружи творится черт-те что!
Йорген обернулся к юному ассистенту. На виске у него пульсировала жила.
— Какого черта? Мы тут работаем, а не дурака валяем!
Он толкнул оператора, подошедшего к нему слишком близко, тот попятился и чуть не врезался в стол в павильоне, изображавшем гостиную. Одна из ваз чуть не упала на пол.
Мария понимала нервно сглатывавшего ассистента. Они снимали уже четвертый дубль, и настроение у Йоргена портилось на глазах.
— Простите, — снова извинился ассистент, которого звали Якоб. Или Юнас. — Откашлялся. — Я больше не могу их сдерживать. Там собралась целая толпа журналистов.
— Им назначено на четыре часа; тогда мы и будем давать интервью.
Йорген перевел взгляд на Марию, которая развела руками. Она надеялась, что у него не войдет в привычку разговаривать с ней в таком тоне. Иначе процесс съемок будет долгим и трудным.
— Они спрашивают о мертвой девочке, — нервно проговорил Якоб или Юнас, и Йорген закатил глаза.
— Да, нам это уже известно. Но им придется потерпеть до четырех часов.
Шея у Якоба или Юнаса пошла красными пятнами, однако он не сдавался:
— Хотя они говорят не о… не об этой девочке, а о другой девочке. И хотят поговорить о ней с Марией. Прямо сейчас.
Конец ознакомительного фрагмента