— Тогда где его носит, черт возьми?
Он пожал плечами.
— Вероятнее всего — решил немного проветрить голову.
— Проветрить голову? С какой стати ему могло это понадобиться?
Мак не ответил, отвел глаза в сторону и сказал:
— Я обзвонил всех его друзей, но думаю, он может быть у родителей. Ты с ними связывалась?
Вопрос привел Клару в замешательство.
— Еще нет.
— Может, стоит попробовать? Это то, что в первую очередь сделала бы полиция.
Мак был прав. Даже странно, что такая очевидная мысль — дом мамы и папы Люка в Саффолке — не пришла ей в голову ранее. Она не знала никого, кто был бы так привязан к родителям, как Люк. Возможно, он был настолько напуган, что решил уехать из Лондона на несколько дней. Но если это так, почему он ей ничего не сказал?
Она в замешательстве посмотрела на телефон.
— А если его там нет? Ты же их знаешь — они с ума сойдут.
— Эй, а ты права…
Они уставились друг на друга, думая об одном и том же: Эмили.
Люк никогда не говорил о своей старшей сестре, Кларе были известны лишь сухие факты: в восемнадцать лет Эмили покинула отчий дом, и больше о ней не слышали. На тот момент Люку было десять, его брату Тому — пятнадцать. Люк рассказал ей об этом однажды поздно вечером в его старой коммунальной квартире в районе Пэкхем, расположенной в полуразрушенном викторианском таунхаусе в переулке рядом с Куинс-роуд, через несколько месяцев после того, как он и Клара стали встречаться; они валялись там в кровати ночи напролет, слушая музыку и голоса из баров и ресторанов, теснившихся под железнодорожными арками вдоль улицы, а над ними по эстакаде с грохотом проносились поезда.
— Ни малейшего представления, что с ней случилось? — спросила Клара, сраженная его историей.
Люк пожал плечами, а когда заговорил, в его голосе звучала горечь, которую она до сих пор не замечала.
— Нет, ни единой мысли ни у кого из нас. Просто однажды ушла. Оставила записку, в которой сообщила, что покидает дом, после этого никаких вестей от нее не было. Это полностью разрушило мою семью; родители так и не смогли оправиться. У мамы случился нервный срыв, после чего мы решили, что будет лучше никогда больше не упоминать имя Эмили. Мы убрали ее фотографии и перестали о ней говорить.
Клара в ужасе села на кровати.
— Так страшно! Тебе было всего десять, наверное, очень хотелось поговорить о ней… должно быть, это невероятно опустошило и тебя, и брата.
Он перестал водить рукой по ее ноге.
— Думаю, мы поняли, что не стоило этого делать.
— Но… разве не … я хочу сказать, полицию разве не привлекли к расследованию?
Он понурил голову.
— Она ушла сама по доброй воле. И мне кажется, это особенно ранило моих маму и папу — в записке говорилось, что она уходит, но не объяснялось, куда и почему. Отец говорил мне, что нанял тогда частного детектива, чтобы попытаться разыскать ее, но безрезультатно. — Он пожал плечами. — Она словно испарилась.
В этот момент Клара поняла про Люка то, что до сих пор оставалось загадкой. Нет-нет, да мелькала за его смехом и шутками, его потребностью быть живительной силой и душой любой вечеринки едва уловимая печаль, которую Клара до сегодняшнего дня не могла распознать.
— Какая она была? — тихо спросила Клара.
Он улыбнулся.
— Классная. Забавная, милая, но немного неистовая, что ли… Тогда я был десятилетним мальчиком, и сейчас не могу быть объективным, но мне кажется, такие люди редко встречаются. Ее страстно увлекали многие вещи, все эти собрания и марши за спасение китов, права женщин… да что угодно. Сводила с ума родителей, не могла спокойно усидеть на месте, просто выполняя школьные домашние задания. Я был ребенком, но ее принципиальность, уверенность в том, что правильно, а что — нет, даже в то время вызывали у меня восхищение. Свободный духом человек, понимаешь? — Он вздохнул и почесал лицо. — Может, у нас дома ее слишком ограничивали, а ей хотелось свободы? Кто знает? По-видимому, поэтому она и ушла.
— Мне так жаль, — мягко сказала Клара. — Не могу представить, каким ударом это стало для всех вас.
Он встал, прошел по комнате, достал с полки книгу и протянул ей. Тоненький том с детскими стихами: Т. С. Элиот, «Практическое котоведение».
— Она отдала ее за несколько месяцев до своего исчезновения, — сказал Люк. — Читала мне, когда я был маленьким. Это было… — Он прервался. — Так или иначе… это все, что у меня от нее осталось.
С благоговением Клара открыла книгу и прочла вслух надпись на чистом листе в начале: «Шаромыге от Разваляхи [Имена котов из книги Т. С. Элиота «Практическое котоведение» / Пер. с англ. и коммент. С. Г. Дубовицкой — Спб.; М.: Летний сад, 2000.]. Люблю тебя, мелкий. Целую, твоя Э.».
— Шаромыга? — удивилась Клара, и он улыбнулся в ответ.
— Это имена котов в одном из стихотворений, ее любимом.
Он немного помолчал, прежде чем сказать: «В любом случае, все в прошлом», — взял книгу из рук Клары, притянул ее к себе и вновь начал осыпать поцелуями, лишь бы — как ей показалось — она перестала задавать вопросы. Когда бы впоследствии Клара не пробовала говорить об Эмили, Люк только пожимал плечами и менял тему разговора, пока она, наконец, не сдалась, хотя мыслями часто к ней возвращалась — пропавшей сестре ее парня, однажды ушедшей из дома, о которой больше не было слышно.
С внезапной решительностью Клара сказала Маку:
— Я еду туда.
Он удивленно вздернул брови:
— В Саффолк? Сколько это занимает времени?
Она озиралась в поисках ключей и сумки.
— Час-полтора, не больше. По крайней мере, я буду что-то делать. Не могу просто сидеть здесь и ждать, мне кажется, я схожу с ума. Думаю, ты прав — я найду его там. Он так близок с отцом и матерью. И если он уехал, испугавшись писем, пусть сам скажет мне об этом, глядя в глаза.
— О’кей, — протянул Мак. — А если его там нет?
Она посмотрела на него.
Мак кивнул и похлопал по сумке с ноутбуком.
— Конечно, у меня полно фотографий, которые нужно отредактировать — мне все равно, где работать.
Она помедлила.
— А ты не обзвонишь госпитали?
— Клара, я не думаю, что…
— Тогда я позвоню в полицию — еще одна причина, почему сначала я хочу предупредить Роуз и Оливера. Ты останешься здесь на случай, если он все-таки вернется? Пожалуйста, Мак!
Он обезоруживающе развел руками.
— О’кей, сделаю.
Клара села в машину и сразу же позвонила в офис, переключив телефон на громкую связь, прежде чем отправиться на другой конец города в сторону трассы М11. Она немного не доехала до Северной окружной дороги, а ее редактор уже согласился, хотя и неохотно, предоставить ей еще один выходной ввиду «личных обстоятельств». После этого она связалась с Лорен, которая подтвердила, что от Люка весь день не было новостей. В конце разговора Клара попросила соединить ее со службой безопасности и поговорила с Джорджем, охранником, дежурившим в прошлую ночь. Тот рассказал ей, что Люк покинул здание через служебный выход около 7.30 вечера, они перекинулись парой слов о футболе, ничего необычного Джордж не заметил.
— Ты же знаешь Люка, — хмыкнул он, — всегда с улыбкой на лице.
Проезжая по лондонским улицам, она думала о родителях Люка. Клара помнила, как сильно волновалась в тот день, когда Люк впервые привез ее в «Ивы», дом его детства в Саффолке. Роуз и Оливер произвели большое впечатление на Клару — преисполненные жизненной силой, они так мало походили на ее собственных маму и папу.
Это было утром в конце мая. Они подъехали к одиноко стоящему дому, застывшему перед суровой красотой Саффолка: равнинные поля, казалось, тянулись бесконечно, а безбрежное небо над ними было синим и безоблачным. Они обошли дом и Люк провел ее в сад с длинными извивающимися дорожками; по краям были высажены кусты, поражавшие воображение многообразием красок, посередине росла белая сирень, ее ветки сгибались под тяжестью цветов, а в воздухе чувствовался сладковато-пудровый аромат.
— Ух ты, — прошептала она, и Люк улыбнулся.
— Гордость и радость моей мамы. Ты бы видела вечеринки, которые она устраивает здесь каждым летом — собираются все деревенские жители, просто какое-то безумие!
Роуз стояла на коленях перед клумбой в дальнем краю сада с секатором в руке. Она поднялась, заслышав их голоса, и у Клары скрутило живот от страха. Что подумает о ней эта культурная, образованная женщина, в прошлом хирург? Понравится ли ей Клара, сочтет ли она ее достойной своего сына?
Но Роуз улыбнулась, пошла им навстречу и в тот самый момент Клара поняла, что все будет хорошо. Эта стройная, симпатичная, моложавая женщина в летнем розовом платье абсолютно не выглядела устрашающе. Наоборот, Клара была сражена обаянием Роуз, тем, как сверкали ее глаза, когда она улыбалась, той искренней теплотой, с которой Роуз обняла Клару. Энтузиазм, звучащий в ее голосе, был заразителен. В тот день Роуз провела Клару на кухню и, похлопав по руке, сказала: «Давай выпьем чего-нибудь, и ты мне все о себе расскажешь… я так рада тебя видеть».
Оливер, отец Люка, вынырнул откуда-то из глубин дома, — высокий мужчина крупного телосложения, широкоплечий бородач, похожий как две капли воды на своего сына; их роднило и великолепное чувство юмора, и доброжелательный взгляд практически одинаковых карих глаз. Оливер преподавал в университете, написал несколько книг по истории искусства. Немного застенчивый, он был деликатнее и сдержаннее своей жены, и Клара сразу же прониклась к нему симпатией.