— Э-э-э, — подаю я голос, — ничего, если мы сюда заедем ненадолго? Надо забрать кое-какие вещи. Остались от папы.

— М-м-м, — Кэлли жует губу, — а в другой день тебе их не отдадут?

— Я не спрашивала, — честно говорю я. — Просто подумала, что хорошо бы их забрать.

Кэлли пожимает плечами.

— Хорошо. Только вбей адрес в мой GPS.

Через десять минут мы уже останавливаемся на тюремной парковке. Когда Кэлли заводит фургон на стоянку, я отстегиваю ремень.

— Вернусь через пару минут, — говорю я. — Тебе необязательно идти со мной.

Я хлопаю дверью, прежде чем она успевает возразить. Все возражения по-любому будут пустыми. Я ее не виню. На ее месте я тоже не пошла бы в тюрьму. Тем более в ту самую, где держат Уайатта Стоукса.

По сравнению с субботой в приемной совсем пусто. Охранница по имени Ванда узнает меня. Она откладывает ручку и уже готовится защищаться, по-видимому, думая, что я пришла, чтобы снова наехать на нее — за то, что они не сообщили нам о скоропостижной смерти отца. Мы несколько секунд неловко разглядываем друг друга, дожидаясь, пока кто-нибудь не выскажется первой. Вот только она не знает, что я могу заниматься этим весь день. Всю жизнь совершенствуюсь в искусстве ставить людей в неловкое положение одним своим присутствием.

Наконец она сдается: милосердие побеждает.

— Как тебя зовут, милая?

— Тесса, — отвечаю я.

Ванда складывает руки на груди и откидывается на спинку стула.

— Что ты хотела, Тесса?

— Пару дней назад сюда приходила моя сестра, — говорю я, стараясь прикинуть, как бы это сформулировать. — Я ее ищу. Может, она оставляла вам свой контактный номер или…

— Мы не выдаем такой информации. — Ванда качает головой, чтобы слова прозвучали убедительнее.

Меня обуревает отчаяние.

— Это моя сестра. Мне просто нужен ее номер, больше ничего.

Лицо Ванды чуть смягчается. Она помнит, что я так и не попрощалась с отцом. Раз ей передо мной стыдно, можно на этом сыграть.

— Пожалуйста, — умоляю я, разыгрывая бедную сиротку. — Я не виделась с ней много лет.

Ванда откатывает кресло к компьютеру. Она что-то печатает и при этом продолжает смотреть на меня. Я стою на месте, впиваясь ногтями в трясущуюся ногу. Потом раздается жужжание принтера, и Ванда возвращается, протягивая мне листок бумаги.

Это скан водительского удостоверения Бренди Батлер.

Я сжимаю кулаки, сдерживаясь, хотя мне очень хочется прикоснуться к фотографии. Хоть фото и черно-белое, я замечаю, что Джослин перекрасилась в блондинку. Брови остались прежнего цвета. Они такие же густые и темные, как у Брук Шилдс, по словам Лори.

Выражение лица — вот что ее выдает. Глаза широко раскрыты, слишком широко. Джос всегда моргала, когда срабатывала вспышка, поэтому, если ей надо было позировать для фотографии, она выпучивала глаза. Я чуть не писалась от смеха.

Мы не имели фотоаппарата, поэтому у родителей не было наших детских снимков. А когда в школе фотографировали класс, мама оставляла нас дома, чтобы потом не платить фотографу.

Но я и без фото точно знаю: Бренди Батлер — это моя сестра. Ванда вырывает листок из блокнота, чтобы я переписала адрес. Я хватаю ручку, прикрепленную к столу цепочкой, и записываю: Федеральная улица, 34е, Аллентаун, Пенсильвания.

— Ты этого не видела, — мягко говорит Ванда. Я встречаюсь с ней взглядом и киваю.

— Э-э-э… — я пытаюсь подобрать слова, — а как насчет Аннетт, жены Гленна? Она приходила попрощаться?

Сочувствие на лице Ванды сменяется невыразимой жалостью. Конечно же, мама не приходила.

— Аннетт до сих пор числится его ближайшей родственницей, — отвечает она. — Насколько мне известно, она здесь не появлялась много лет. Номер, по которому мы пытались с ней связаться, был рабочим. Видимо, там ее тоже уже нет.

Я киваю, киваю, киваю. Не стану говорить незнакомке, что это единственная информация, которую я получила о родной матери за много лет.

Когда я была маленькой, мама не рассказывала о бабушке, потому что в свое время убедила нас с Джос, что ее родители умерли. Когда бабушке сообщили обо мне, она, кажется, не удивилась моему существованию или тому, что мама нам врала.

— Скажу тебе то же, что и твоей сестре, — Ванда наклоняется вперед. — Мне запрещено разглашать информацию о семьях заключенных, но номер телефона гостиницы «Блэк-рок» находится в публичном доступе, и я не могу запретить тебе звонить туда и спрашивать об их бывшей сотруднице.

«То же, что и твоей сестре». Ноги подкашиваются, как будто кто-то подошел сзади и с размаха ударил меня по ним бейсбольной битой.

— Сестра… спрашивала, как найти маму? — спрашиваю я.

Ванда моргает, как будто в желании моей сестры увидеть маму нет абсолютно ничего необычного. В другой семье, наверное, так оно и есть.

— У тебя все хорошо? — Ванда хмурится.

— Да, просто… — Просто меня сейчас стошнит. — Неважно. Спасибо.

Просто Джослин ненавидела маму и все-таки нашла время, чтобы спросить о ней. Просто сестра точно знала, куда я поеду, если вернусь, и даже не сподобилась позвонить.

У двери я вспоминаю повод, который использовала, чтобы убедить Кэлли сюда заехать. Я поворачиваюсь, скручивая лодыжку. Меня трясет. Кэлли была права, когда сказала, что сестра меня только разочарует.

— От папы остались какие-то вещи? — спрашиваю я Ванду. — В смысле, личные вещи?

Она хмурится.

— Мы их обычно выкидываем, если семья не просит вернуть. Подожди, я позвоню офицеру из его блока.

Я сую руки в карманы толстовки, чтобы согреться. От ледяного дыхания кондиционера волосы на затылке встают дыбом. Я думаю о Кэлли, которая сейчас сидит в машине под раскаленным полуденным солнцем.

Мне становится стыдно, но не настолько, чтобы уйти отсюда без папиных вещей. Иначе она станет меня подозревать.

Ванда вешает трубку и предлагает мне присесть и подождать. Я тяну руку к заднему карману, чтобы достать мобильник и предупредить Кэлли, что приду через несколько минут, но вдруг осознаю, что у меня нет ее номера.

Тогда я перевожу взгляд на крохотный телевизор в углу под потолком. Показывают местные новости.

И тут, только потому, что мне неинтересно слушать банальный репортаж о наступающей жаре, я улавливаю короткий заголовок в бегущей строке внизу экрана.

Федеральный апелляционный суд заслушает новые доказательства по делу Уайатта Стоукса, осужденного серийного убийцы, в октябре этого года. Казнь Стоукса могла состояться уже в начале следующего года, но теперь благодаря новому слушанию она будет отложена.

Я расстегиваю молнию на вороте толстовки. Октябрь. Всего через несколько месяцев.

Какое новое доказательство нашли его адвокаты? О чем они недоговаривают?

Сигнал над дверьми отвлекает меня от этих мыслей. В зал ожидания заходит коренастый бородатый мужчина в форме охранника.

— Лоуэлл?

Я встаю, ноги дрожат. Он протягивает мне прозрачный мешок для мусора.

— Это все. — Он чуть заметно мне улыбается. Тюремным работникам не положено быть такими любезными. Я хватаю мешок и ухожу, не поблагодарив его, потому что сегодня и так превысила норму благодарности к людям, которые меня жалеют.

Выходя, прижимаюсь спиной к кирпичной стене и зажмуриваюсь. Не нужны мне его пожитки. Не нужно мне физическое напоминание о человеке, который оставил нас, когда закончились деньги, и который раз в год звонил нам из тюрьмы с просьбами о материальной помощи.

Я опускаю взгляд на мешок. Через полиэтилен я различаю его содержимое. Библия — какая ирония — и бумаги. Много бумаг, с набросками.

Значит, папа в тюрьме подался в рисование. Наверное, это получше его старых хобби: по большей части злоупотребление колесами и воровство.

Я убеждаю себя, что мне все равно, что там, внутри мешка, и что только простое любопытство заставляет меня выудить конверт, прижатый к боку.

На нем неровными печатными буквами выведено имя.

ТЕССА.

Я задираю подбородок к небу и гляжу на солнце, пока не перестает щипать глаза. Не стану распускать нюни из-за какого-то бездельника, который считал, что красть деньги на выпивку и сигареты важнее, чем заботиться о своей семье и смотреть, как растут дети.

Его поймали после ограбления третьего магазина — там, где он выстрелил в грудь Мануэлю Гонзало. Бесплатный адвокат, которого назначило отцу государство, описал его как семейного человека, которого на преступление подтолкнули безработица и обвал экономики; а вообще он был хорошим человеком, работягой. Он не хотел калечить Мануэля Гонзало — просто запаниковал, когда увидел, как кассир достает из-под стойки ружье, и потому выстрелил первым.

Даже в детстве я понимала, что все это — брехня. Когда отец шел в магазин, в кармане у него было оружие, а в голове — четкий план нападения. У всех нас есть выбор, и он сделал свой.

Я переворачиваю конверт и провожу пальцем по краю. Кто-то его открывал.

Внутри пусто.

Я снова гляжу на солнце. «От тебя осталось лишь безжизненное тело, — думаю я, — но ты все равно сумел меня разочаровать».

Я не замечаю, как подъезжает машина, но слышу шорох шин. Кэлли глядит на меня сквозь открытое пассажирское окно, воздев руки к небу в непонимающем жесте: мол, «какого черта ты там делаешь?».

Я залезаю в машину и кладу мешок в ногах.

— Прости.

— Надо ехать домой. — Костяшки ее пальцев белеют: так сильно она сжимает руль. — Мама звонила. Полиция хочет поговорить со мной насчет Ари.

Остальные ее слова звучат гулом в ушах. Я до сих пор под впечатлением от того, что сказала Ванда.

Пока Джос была в Фейетте, она все время была на шаг впереди меня. Может, она даже виделась с мамой, разговаривала с ней.

Единственная зацепка, ведущая к сестре, — это человек, который больше всех хотел, чтобы она держалась от меня подальше.

***

Кэлли так нервничает, что, вернувшись домой, чуть не забывает припарковать минивэн. У обочины на другой стороне улицы стоит патрульная машина. Сквозь окно гостиной Гринвудов я вижу затылок какого-то мужчины.

— Это дядя Райана, — бормочет Кэлли, пока мы поднимаемся по лестнице. — Я влипла. У меня под кроватью огромная бутыль водки.

— Это ведь следователи из отдела убийств, — говорю я. — Вряд ли им есть дело до твоих запасов.

Когда мы заходим в гостиную, Мэгги не улыбается. Перед Джеем Элвудом на кофейном столике стоит кружка. Еще один детектив сидит на диване, в противоположном от Мэгги углу.

— Тесса, на кухне сэндвичи, — говорит она. — Ты, наверное, проголодалась.

Джей наблюдает за мной, а я — за ним. Ему уже под пятьдесят. Гладко выбрит. Он отхлебывает из кружки и откидывается на спинку дивана. Ярко-серые глаза не отрываясь следят за моими движениями. Интересно, узнал он во мне Лоуэлл или нет.

Конец ознакомительного фрагмента