А вот про разнообразную траву и про то, как выглядит чья-то рана изнутри, — вообще без проблем. Причем трава тут местами обычная, а местами странная донельзя. Насчет ран, правда, не скажу, я волонтерствовала, конечно, но медицине не обучалась.

— Прекрасная синьорита, — позвал накормленный крысой головорез, — позвольте узнать, с кем свела меня судьба и кого мне с благодарностью упомянуть в молитве живым богам?

«Синьорита» — это я так «госпожу» машинально для себя перевела. Знание языка тоже досталось мне вместе с извилинами, все, что говорят люди, я понимала. Но не могла не слышать, что язык другой, совсем не похож на русский, зато отдаленно напоминает что-то испано-португальское.

— Не думаю, что боги будут рады моему имени, — позориться не хотелось, вдруг все же «Имран Рохау» — вовсе не имя-фамилия, а какое-нибудь особо неприличное ругательство, которого святая в силу своей святости раньше не знала, так что и мне это знание передать не смогла. — Поэтому и ваше не спрашиваю, синьор. Ложитесь поудобнее. С наложением рук у меня проблемы, но помочь вам излечиться я все же попытаюсь.

— Потеряла свои силы? — мужчина произнес это едва слышно, но мой слух всегда был лучше, чем у здоровых людей.

— Скорее нашла, — легонько улыбнулась я. Все же грех жаловаться — в этом мире, не имея дома, родных, даже имени, я нашла то, что позволяет мне пусть плохо и неумело, мультяшно и нечетко, но видеть.

— Если не секрет, синьорита… кто лишил столь прекрасный цветок зрения?

— Думаю, судьба. — Тема для разговора была не самая приятная, тем более что ожог на месте глаз все еще побаливал, здесь ведь он свежий. Я лечила его травами и нитями, он заживал, но требовалось время. — Не беспокойтесь и вообще лучше расслабьтесь и еще поспите. Или дать вам лекарства, чтобы крепче спалось?

Мужчина только хмыкнул, но плечи его под моими пальцами и правда обмякли. До этого я осторожно трогала его рану зеленой нитью, а красной оттягивала нехороший цветной «мусор» подальше от тела пациента. И он, кажется, что-то чувствовал. А теперь нить скользила по коже снаружи, заодно обрисовывая мне все тело целиком.

— Щекотно, — доложил раненый, опуская свои роскошные ресницы. В моей мультипликации это смотрелось довольно забавно — мне так друг когда-то описывал компьютерную 3D-симуляцию.

А вообще он на меня все время смотрел. Такое ощущение, словно сидишь на солнцепеке — как тепло и давление с его стороны. Только я не могла угадать, что в этом взгляде. Просто отметила про себя: если не спит или не закрывает глаза нарочно — следит за мной. Не отрываясь. Наверное, опасается. Хотя чего? Вряд ли здесь принято спасать кому-то жизнь, чтобы тут же убить.

Хрюша, кстати, все время лезет между мной и этим человеком. Словно загораживает.

Может, мужик действительно вампир? Вот и жаждет моей кровушки, а питомец это чувствует. Все-таки не зря у раненого там, внутри, обычные светло-голубые нити магии переплелись с какими-то темно-фиолетовыми. Я без понятия, что это значит, но в Хрюше тоже такие есть, потому не особо паникую. А вот в других людях фиолетовых нитей нет, как и во мне.

В любом случае его рана очень хорошо и быстро заживает — та, которая основная. У него и других полно, погладила и там и тут. Наверняка он еще слаб потому, что мои нити собирают с тела все цветные обрывки, которые годны в дело, и латают ими прорехи. Но еще денек-другой — и поскачет резвым зайчиком… или котиком. Учитывая зубы.

А я пойду своей дорогой. Причем раньше, чем прыгучесть к этому хищнику вернется. Только в сказках волк и тигр помогают царевичу-дураку в благодарность за спасение. А у людей в реальной жизни все работает по-другому. И лучше убраться подальше прежде, чем спасенный окончательно очухается.

Зачем тогда спасала? Потому что могла. Это было не очень трудно. Заодно вот потренировалась в нитях. И парню хорошо, и мне полезно. К тому же приятно поговорить с человеком, который не шарахается и не плюет вслед, как остальное население этого мира.

— Уснул, Хрюш? — уточнила я на всякий случай у своего щетинистого друга. — Хорошо. Не фырчи, не фырчи. Поймай лучше нам еще крыску, будет ровно десять шкурок. Сдадим в этой… как ее… в Эхенове старьевщику, будут деньги на припасы. Что? Нет, глупый. Его мы с собой не возьмем, с какой стати? Он взрослый мальчик, вылечится и пойдет своей дорогой.

А сама подавила вздох. Все всегда идут своей дорогой, и это правильно. Мое желание, чтобы хоть кто-то остался, — только мое. Даже родители ушли, когда настало их время. Что говорить о постороннем головорезе.

Эй, да я и не хочу, чтобы он остался! Надо занять голову делом, а то она мне уже разные несанкционированные мысли тут думает. Безобразие.

Глава 8

Инсолье

Когда я в очередной раз очнулся, глаза открывались с трудом. Шатт! Кажется, святая дура мне помимо лечебных трав еще и сонные подсунула! Зачем? Неужели хочет сдать меня своим собратьям для улучшения кармы?! Когда эта идиотка научилась так притворяться и лукавить? Она же была прямая как бревно. Бревно, кстати, это ее женишок, паладин — командир алых сов. Интересно, совсем сгорел во время моего подарка храму или наполовину только поджарился?

Ладно, мой организм, как у любого темного создания, легко справлялся с ядами и наркотическими веществами. Не прошло и пяти минут, как я уже мог осмотреть окружение трезвым взглядом. Заодно и проверить свое состояние.

Хм… а поработала святая на славу. Не знаю, чем она меня пичкала, но времени прошло больше, чем я думал. То есть я продрых как минимум двое-трое суток. Потому что даже с помощью силы святых пробитое легкое так быстро не залечить. А у меня на спине только новая полоска свежего шрама среди сети других таких же, и почти ничего не болит. И остальные порезы-ссадины только чешутся. Даже шишка на голове пропала, как не было ее. И эта дура меня, кажется, вымыла. И одежду постирала. Дожили, шатт.

Ну-ну… скажу святой спасибо. Перед тем как…

Стоп.

Где она?!

Я еще раз внимательно осмотрел окружение и увидел лишь кучу собственных вещей рядом с импровизированной лежанкой. Сбежала? Напоила меня снотворным и сбежала, святая дура?! Неужели у нее после пожара появились зачатки мозгов? Только вот, может, зачатки и появились, но точно не развились в полноценный орган!

Потому что я прекрасно видел и чувствовал тропу, по которой она ушла. А с учетом ее слепоты и умения передвигаться по лесу, любой среднестатический охотник может выследить такую неуклюжую добычу. Пока я не узнаю ответы на все свои вопросы, пока не получу удовольствия от твоих мучений, пока не наиграюсь этой новой куклой, тебе от меня не сбежать!

Сборы в путь заняли не больше десяти минут. Стукнутая милосердием святая даже оставила мне завтрак. Как мило с ее стороны, сейчас растаю… от предвкушения.

Кабан, скотина, оказался умнее хозяйки. И путал след. Только не знал, нечисть, что его попытки ведут меня лучше, чем если бы он развесил сигнальные флажки на каждом кусте по дороге. Эманации этой свинской смерти я запомнил отлично. Специально лежал, притворялся паинькой и считывал узор, пока не опоили сонным.

Кто этого кадавра создал, интересно? Гений был. Кабан — как живой, очень функциональный и разумный для твари. Был — потому что связь с созданием обрублена, такое бывает, если заклинателя убили. Сами они не помирают обычно, так что точно ухайдокали за все хорошее. А тварь осталась, хотя должна была развоплотиться максимум через сутки после смерти создателя.

Каким образом святая подобрала эту дрянь и не только заставила жить, но и привязала к себе — ума не приложу. Но одно хорошее во всем этом сумасшедшем доме есть — их со свиньей путь для меня словно выстлан сияющими сигнальными стрелками.

Эхенова — дрянной городишко. Что святой там понадобилось, интересно? Вышла со своей свиньей из леса и прямо по дороге поперла в сторону поселения. Словно кадавр — домашняя собачка при богатой синьоре. Идет по обочине, мол, что такого?

Как ее еще никто не прибил, такую… такую святую, а? Кишки выпущу, если кто пальцем тронет. Это теперь моя добыча. Но вот посмотреть на то, как ее будут шпынять все, кроме меня, причем из-за ее собственной глупости, — это неплохая идея. А что? Слепая, в драном платье, с каким-то зверем. Со свиньей — мало кто на моем уровне разбирается в кадаврах.

Да на ближайшем рынке грязью закидают такую святую. Людишки — народ пакостный, неблагодарный. Любят посмеяться и поиздеваться над тем, кто не может ответить. Мне ли не знать. А теперь и святая дура макнется в реальную жизненную грязь по маковку.

Надо поспешить. Я хочу это видеть. Видеть и…

Так. А это что еще?! Кто позволил?! Совсем охренели, уроды?! Сжигать представителей церкви — это моя привилегия!

А потому я с силой бросил кинжал прямо в веревки, что сейчас приматывали к столбу руки моей жертвы. Приправленное магией лезвие не только разрезало их, но и сломало пополам столб, который с треском чуть не придавил местного активного гражданина — того, который больше и громче всех орал.

— Прочь, падаль! Что тут происходит?! — раздался мой рык на всю городскую площадь.