Глава 1

Галахад

— Мне оржавела твоя унылая рожа, — рычал Мордред, со злостью замахиваясь косой и мощным росчерком срезая траву. — Меня бесит эта бесполезная ржавая хер… аур-р-р, — взвыл Боевой Посох, когда браслет на его руке с функцией «антимат», купленный лично главой клана Умбрайя после того, как он не сдержался и обматерил бабушку в присутствии посторонних, щелкнул его безопасным для боевого Оружия зарядом электричества.

— Я урою их! — Мордред зашвырнул косу в середину огромного поля так, что та по пути, вращаясь, срезала всю встречную траву. — Как только избавлюсь от этих кандалов, я засуну им всю эту траву в кишечник, предварительно вскрыв им его со спины! Вот этой гребаной ржавой косой, помяни мое слово!

Я лишь равнодушно взглянул на родственника, чем вызвал еще одну судорогу гнева на его лице. С одной стороны, я понимал его возмущение: использовать сильное тренированное Оружие для добычи корма низшим формам жизни, выращенным аборигенами, — глупо и нелепо.

С другой стороны, Мордред давно заслуживал сурового наказания. Если б Мор не был единственным сыном Мастера Артурии, от которого зависело ее ментальное здоровье, его б уже давно развоплотили. Просто… из жалости. И никакие прогрессивные мысли о «единстве и равенстве», что притащили в наш мир чужаки, не были б помехой. Потому выбранная главой местного клана «трудотерапия» была даже слишком щадящей для психически неуравновешенного и больного родственника. Пусть и унизительной.

— Ты ведь сейчас тоже мысленно вскрываешь мне глотку, ржавая оглобля, да? — Мор пнул небольшой стог, который я собирал граблями. Свежескошенная трава взвилась вверх и осела на плечи и волосы, а в нос ударил слишком сильный травяной запах. Двоюродный брат очень быстро приспосабливался к ситуации: контролирующие браслеты не позволяли ему использовать силу и вредить себе, но вот такие вот «безопасные» действия не ограничивали.

— Я не желаю твоей смерти, — ответил я абсолютную правду и снова принялся собирать скошенную траву. Присоединиться к работам я решил сам, хоть так поддержав опального родственника.

— Знаешь, а я теперь тоже, — мерзко ухмыльнулся Мор, и я заранее насторожился. — Ведь теперь мы на одном уровне, на самом дне этой су… дрянной выгребной ямы. Ты не представляешь, как у меня стоит на то, что теперь ты, золотой Меч, гордость клана, копаешься в том же дерьме, что и я. — Посох слегка поморщился и сглотнул слюну. Видимо, браслет, снова зафиксировав сильную вспышку эмоций, ограничил его ауру.

Я прикрыл глаза, тоже скрывая бурю чувств, что вызвала во мне его фраза. Пусть грубо и грязно, но Мор прекрасно озвучил мои собственные мысли. Непонятно как, но мы внезапно встали с ним на одну спираль. И я не понимал, за что мироздание меня наказывает.

— Ути-пути, иди и осыпься ржой в ближайшей канаве! — неприлично заржал Посох. — Развлеки меня, выброшенное «сокровище» нации! Я ж только ради этого тут и прозябаю — увидеть наконец, как ты от безысходности коньки отбросишь, — продолжил издеваться Мор.

— Верни косу. Мы должны закончить до исчезновения с неба ближайшей желтой звезды. — Искры гнева чуть привели меня в себя и снова позволили вернуться к хладнокровному состоянию.

— Они называют эту хрень солнцем. Привыкай, болезный, ты тут надолго, — снова запустил в меня травой Мор и все-таки пошел за выброшенной косой.

Отступление второе, разговорное;)

— Не, ба, не в этом дело. Мало ли кто ругается, мы и сами умеем — и материться, и подкалывать. Дело в том, что этот Мор — он… какой-то пустой. Не просто заносчивый или балованный, а вот прям пустой, как оболочка от фантика, он не скрывает в себе другие эмоции, у него что на уме, то и на языке… эм, не понимаю, как ещё пояснить. В общем, с ним не интересно. Его не хочется развернуть, не хочется его перевоспитывать и приручать — не горит в нем… не знаю, искры. Мы всяких по призме видели, и поломанных, и дурных, и слишком умных — все были с изюмом. А эта булочка — пустая, — распиналась темноволосая девушка лет восемнадцати, жестикулируя сушкой, как дирижер палочкой. На плите весело кипел старый жестяной чайник, чуть посвистывая, а в фигурной вазочке на столе красовалось сразу три вида варенья.

— Я бы на твоем месте не была так категорична. Он обычный парень, не хуже и не лучше других. Просто он не подошел ни одному из вас. Это не повод обзывать его пустышкой, — возразила глава клана, слегка хмурясь. Конечно, в такой вот непосредственности ее внуков было некоторое очарование, но, кажется, придется все же чуть поднасесть на воспитание потомков. Ее уже начинало напрягать их поведение, дети и правда становились слишком… высокомерными? Чересчур уверенными в защите клана. Но здесь, вдали от политики и этикета, в уюте собственного дома, это вполне можно было позволить.

— Ну… наверное. — Девушка зачерпнула ложку ярко-красного вишневого варенья. — Я вообще не поняла, зачем ты согласилась взять их… ну ладно, его. Второй, конечно, мороженый, но хоть не противный. Мы что теперь, колония для несовершеннолетних инопланетных снеговиков?

— Анна, мне казалось, что ты умнее. Все же старшая правнучка. В пятнадцатом поколении, — еще больше нахмурилась Гиттиннэвыт, смотря на облизывающую ложку внучку. Жаль, хмуриться на своих потомков слишком долго она не могла, хоть и честно старалась.

— Ну, значит, не настолько умна. Ты объясни тогда! — фыркнула темноволосая девчушка, запуская ложку в следующее лакомство.

— Я объясняю. — Задумчиво постукивая пальцами по столу, за которым родственники пили чай, женщина продолжила: — У старшего мальчика классическая клиническая депрессия. У младшего проблемы посерьезнее. Он с детства нестабилен. Тот браслет, который все время бьет его током за нецензурщину, на самом деле нужен не для воспитания, а для того, чтобы ребенок не убился.

— Хм-м-м… то есть все же поломанный? Тогда да, понятно… но я не знаю, как ему помочь, — теперь уже задумалась девушка.

— Да. Поломан. И серьезно. Ему противопоказано волноваться, — кивнула глава клана, доливая кипятка в чашку.

— Что?! Ба, да он только и делает, что психует! — не поверила Анна. — По поводу и без. Мы честно старались не дразнить, когда поняли, что его реально бесит. Но не помогло.

— Да, он постоянно на взводе. Но браслет держит его в рамках, переключая эмоции, перенаправляя гнев на легкие болевые ощущения и не давая этому чувству развиться настолько, чтобы начать рвать ауру, — все еще терпеливо ответила Гиттиннэвыт, задумчиво посматривая на сушеные цветки ромашки.

— То есть без матершинного ограничителя он еще больший псих, но не потому, что козел. Понятно. — Девчушка тяжело вздохнула и тоже отпила горячего напитка. — Знаешь, я уже ему сочувствую. Это, получается, не он сам злится, а его болезнь?

— Без ограничителя он труп. Насчет болезни — не знаю, вполне вероятно, что там и характер не подарок, но это не преступление. И наверняка большая часть его неадекватности — именно от дестабилизации ауры. Сама подумай, когда тебе плохо долгое время, ты тоже не образец терпимости и приветливости. Хорошо, если кусаться не начнешь. Как любой живой человек. Единственное, что его может спасти, — это спокойный, эмоционально уравновешенный и идеально сопряженный Мастер, который проведет привязку. Сложно объяснять, много медицинских терминов, но, как только мальчик получит внешний стабилизирующий фактор в виде привязки, он сам успокоится. И даже сильные эмоции перестанут корежить его ауру.

— М-да… То есть понятно, был шанс, что такой найдется среди наших. Но тут вот «упс» — он никому не срезонировал. Да и второй… Он милый, но… При том что куча девчонок теперь мечтает о таком же принце, как у Лизки, ни одна его не почувствовала. Жалко, конечно… только чем еще мы можем помочь? А что с этими чудо-лекарями в призме?

— Чудо-лекари уже не справились. А для нас Умбрайя — союзный клан. Нам не трудно оказать им услугу, тем более если это в перспективе будет нам очень выгодно. Изначально я и не планировала легкий исход, хоть и очень надеялась.

— Понятно… и что станем делать? Мордреда мы только еще больше злим, а Галахад нас боится. В смысле, не боится-боится, но его мы тоже раздражаем. Слишком шумные, слишком непосредственные, и нас много. Тут ведь самый секрет в том, что Лизиному принцу на самом деле это в нас нравится. Ему подходит. А этим двоим — нет.

— Что же, если привычная нам шоковая терапия действия не возымела, используем нестареющую классику.

— Природа, горы, медитации?

— Ну… почти.