— Я в вашем распоряжении, Мастер, — вздохнул я и внутренне приготовился… ко всему.

Но не к тому, что меня затолкают в дальнюю комнату и начнут с ходу раздевать. Как говорит одна странная женщина… Однако. Я тут к вполне логичному тщательному допросу готовился. Правда, Мастер бросила процесс раздевания на полпути, скомандовав:

— Штаны тоже снимай и ложись… вот зар-р-раза… только не вошкайся, а то будешь весь в шерсти.

С этими словами она вытащила откуда-то из глубины стоящего в комнате шкафа свернутую… шкуру какого-то животного. Целую — с ногами, головой и частью черепной коробки с рогами. Эм… цивилизация этого мира до этого самого момента казалась мне более, как бы сказать, развитой. Микроволновка та же… и вода в кране. Как это сочетается с рогатым черепом, я не очень понимаю.

Чихая и бурча, что этот чертов «а-лень» линяет как последняя сволочь, Марина расстелила шкуру на широкой низкой кровати и подтолкнула меня в нужном направлении:

— Ну чего застыл! Штаны, говорю, снимай и ложись. На шкуру.

Это, наверно, традиция у них какая-то? Эм-м… брачная? М-да. Ну, вряд ли она меня на этой шкуре собирается приносить в жертву местным богам, не на собственной же кровати. Значит, все же брачная.

Марина

Вот я знала, знала!

Когда бабка Гиттиннэвыт перед отъездом на учебу увезла меня к себе в стойбище и почти две недели учила правильно камлать, а также заставляла наизусть задалбливать некоторые правила, меня всегда брал нервный смех по поводу того, как единственной среди внучек «сильной охотнице» надлежит в будущем определять годность потенциального мужа.

Так и представляла себе, как я укладываю голым задом на оленя своего горящего страстью ухажера, вручаю ему бубен, учу отстукивать нужный ритм, а сама, усевшись верхом на его бедра, зажимаю зубами хомыз и начинаю выводить мелодию, чтобы впасть в транс.

Что-то мне всегда казалось, что большинство мужиков от такой прелюдии навсегда забросит в страну импотенцию и у меня не только мужа не получится, но даже и потрахаться в свое удовольствие будет затруднительно.

Хорошо еще, что под конец бабка уточнила — мол, того, кого на оленя валить, я почувствую заранее. А просто потешить тело — это и без оленя можно, это баловство. Ну слава тебе тундра… я тогда выдохнула и забила.

А вот сейчас не знаю, то ли ржать над растерянным лицом насильника, то ли успокаивать его, что, мол, нет, я не спятила, у меня просто инструкция от главы рода.

— На, — упихав уже голого бедолагу на оленя, я вручила ему шаманский бубен, вынутый из той же шкуры. Пришлось, правда, сдуть прилипшую шерсть, но в остальном инструмент был в полном порядке. — Репетируй, пока я раздеваюсь. Стучишь так: раз-два-три быстрых стука, потом один через долгую паузу.

Я продемонстрировала ритм и сунула бубен в руки совершенно и окончательно ошизевшему парню, кивнула подбадривающе и начала сама раздеваться. И подумала — ну в целом-то, в целом… не все так страшно. И даже справедливо. Он меня по телепортам трахал и про мастеров скверны втирал, а я его бубном на оленьей шкуре… так что мы квиты.

Мельком глянув в зеркало, я с удовольствием подумала, что в общем довольна своими внешними данными — если медную морду тряпочкой прикрыть, все остальное очень даже ничего. Талия есть, грудь есть, и даже задница подкачанная имеется. Ноги не от ушей, но прямые, все приятно смугленькое и миниатюро-миленькое. Так что будущему лежателю на олене не на что жаловаться.

Он, кстати, вроде как и не собирается. Лежит с круглыми глазами, в бубен послушно стучит. И на меня смотрит. Заинтересованно смотрит, прямо как медом по спинке, приятно так. Люблю, когда мои прелести оценивают по заслугам…

Так, погодим пока с приятностями, сначала инструкция…

Усевшись на парня верхом и не без удовольствия почувствовав, как ему это понравилось, я вздохнула и зажала зубами пластинку хомыза. Кивнула насильнику — стучи, мол, не останавливайся — и извлекла из инструмента первый заунывно дребезжащий и длинный звук. Парень подо мной не выдержал и забулькал, пытаясь сдержать хохот, но послушно продолжал бить в бубен — кажется, даже начав немного разбавлять простенький ритм вариациями в такт моему дзыньканью.

Дурдом на оленьей шкуре начался.

Глава 10

Скорп

Сдерживаться и не ржать было трудно. Очень уж забавное лицо было у Марины во время всех этих манипуляций. Такое озабоченно-серьезное, и в то же время словно она и сама не верила, что все это проделывает. Судя по тихим комментариям, это какая-то традиция их семьи, которую она и сама считает глупой, но… надо так надо.

А уж когда она зажала в зубах какую-то железку и начала на ней далеко не мелодично дзынькать, я почти не сдержался. Но все же послушно подыграл, сделав такую же сосредоточенную и безэмоциональную мину и продолжив постукивать по кожаному кругу. Что я, ритм, что ли, отстучать не сумею? Во всяком случае, если не обращать внимания на вполне закономерный от близости Мастера стояк…

Правда, мысли о том, что Мастер у меня на всю голову больная, крутились в мозгу все настойчивее. Но, может быть, и к лучшему? В смысле, легче будет с ней управляться? Болезнь у нее не опасная, даже в какой-то мере веселая. Ерзает только она на мне, ржа возьми, возбуждающе. И выглядит так же. Может, ну его в бездну, этот бубен, и пора снова брать инициативу в свои руки? Обычно женщинам нравятся настойчивые, пусть даже и Оружия. Тем более она дикарка, иерархия Мастеров для нее — пустое.

Я мысленно выдохнул, приготовился и внезапно понял, что мы уже не в спальне! То есть, если бы Лакоста не сказала прямо, что Мастер у меня дикарка, я решил бы, что она меня на астральный план вывела.

Лежу я вроде все еще на оленьей шкуре. Или не на шкуре?! Кажется, то, что подо мной, теперь двигается и, судя по звукам, что-то жует. А вокруг странная степь — волнистая и серо-зеленая до одного горизонта, такая же волнистая, но стального цвета — до другого. Море?

— Ох и ни хрена себе… — пробормотала Мастер, и я понял, что для нее происходящее — такая же неожиданность.

— Хараша внучка, аднака! — вдруг сказали у меня прямо над головой. Я попытался резко обернуться и наткнулся глазами на пожилую женщину с довольно характерными чертами лица. Старшая родственница или и вовсе старейшина семьи? Причем, судя по ощущениям, она… тоже Мастер?

— Ты, стригунок, нэ на меня, на нее гляди. Ишь, в раж вошла. Хараша внучка!

— Ба! — сидящая на мне Марина бросила свою железку, поерзала на мне, ржа ее возьми, и уставилась на пожилую женщину с возмущением. — Все вообще-то как ты учила.

— Хараша, хараша, — продолжила бабка, обходя меня по кругу и чуть ли не тыкая пальцем то в руку, то в живот. — Свежая кровь, сильная. Хараша будет добыча жирный бить, детей сильных даст! Не зря, не зря тебя в ту помойку отправила, выкопала же в гнилом мхе самородок.

Марина хихикнула, посмотрела на мое, уже привычно, видимо, ошалевшее лицо и радостно доложила:

— И не один! Он мне сразу с прицепом достался: четверо детей с ним, и все такие, как он, если я правильно поняла. Ба, они не с нашей планеты, кровь — свежее не придумаешь.

— Четверо! Ух-ху, какой плодовитый стригунок. Много детей — сильное стойбище! Много жира добудем, много здоровых стригунков вырастим.

Старуха даже начала приплясывать на месте от счастья, так что я решил не заикаться о том, что мелкотня мне не родственники. Похоже, тут вся семья немного… странная, ржа знает, что в голову ударит. Или же я чего-то сильно не понимаю. Дикари? Ну вроде да. Только вот бесхозные ли? Кажется, Лакоста залезла на чужую территорию.

— С внешних планов кровь, давно, давно такой не было… Хараша внучка, хараша! — продолжила восхищаться бабка, словно подтверждая мои мысли. Она знает про призму?! Про других Мастеров? А почему тогда внучка не в курсе и до сих пор была одна?

— Значит, так, ба, слушай с начала, — кажется, Маринин ступор прошел и окружение ее уже не удивляло. — Дела у нас такие…

И Мастер выложила бабке весь расклад. Причем я с внутренним вздохом вынужден был констатировать: мозги у моего Мастера в полном порядке, и она совсем не дура. Все четко по полочкам разложила. Про меня, как я ее привязал и почему, про Горгонзолу, которую она метко обозвала помойкой апокалипсиса, про главу клана Лакоста и ее заявления.

— Дети хилые и больные, надо откармливать и жиром отпаивать, — закончила Мастер. — Да и его, — она ткнула пальцем мне в грудь, — тоже надо. В чем только душа держится? А мужик должен быть сытый и довольный, ты сама учила. Вот не знаю, как теперь? До отпуска четыре месяца, увольняться не хотелось бы. А их бы всех надо к тебе в чум и откамлать как следует. И потом, с документами что-то думать, соседи настучат в опеку — будут проблемы.

— Все дела по очереди делай, не спеши, за тремя оленями погонишься, все убегут, — мне кажется или ее речь вдруг стала… более грамотной? Словно старуха на минутку сбросила маску примитивной дикарки. — Китовым жиром тоже нада, но раньше особым жиром накормить стоит. Пустой он, права ты, внучка. Съеденный. Зато теперь он сам тебя кормить будет, у деда на один рот меньше. Эй, Алелекэ! Сюда иди, духа с жиром неси, внучка копье нашла, кормить нада! — вдруг зычно крикнула старуха, и ее голос раскатился по всей степи, до горизонта. — Ты слушай, стригунок. Сейчас до упора накормим, а ты деткам своим уже сам передашь. И внучку нашу не забудь. День проживете, а завтра в ночь поваляй ее как следует и приходите — будем вместе большого духа загонять, особый жир на все стойбище добывать. Давно я помощников ждала, давно. Хараша вышло. А про Лакосту эту забудьте. По незнанию влезла на чужую территорию, станет наглеть — я приду. Поговорю.