Карен Хокинс

Ее властелин и повелитель

Дюку, псу моего сына,

с благодарностью за то, что согревал

мои ноги и никогда не смотрел

на меня с таким видом, словно говорил:

«Какая же ты глупая»,— а приберегал этот

взгляд для кошки.

Каждому нужна собака вроде Дюка

ИСКУССТВО БЫТЬ ОБРАЗЦОВЫМ ДВОРЕЦКИМ

Исчерпывающее руководство, составленное Ричардом Робертом Ривсом

Завершая тридцатый год службы в качестве дворецкого в доме одного джентльмена, я оглядываюсь на пройденный путь. Не считая особого способа чистки обуви (незаменимое умение для каждого дворецкого) и поистине великолепного рецепта удаления винных пятен с бархата (что некоторые ошибочно считают невозможным), моя память обогатилась житейской мудростью и опытом, а также многочисленными поучительными историями.

Я сожалею лишь о том, что в силу преданности своей профессии не удосужился обзавестись детьми, которым мог бы передать жизненный опыт и с кем мог бы поделиться воспоминаниями. Поэтому, задумав написать книгу, я решил посвятить ее всем молодым людям, которые подумывают о том, чтобы поступить на должность дворецкого в приличный дом. Все они в какой-то степени являются моими сыновьями.

Пролог

Слуга, любой слуга, никогда не должен преступать границы своих должностных обязанностей, за исключением случаев возникновения чрезвычайных обстоятельств. Но даже в чрезвычайных обстоятельствах он должен соблюдать предельную осторожность. Исходя из собственного опыта, могу сказать, что когда слуга случайно переходит границы дозволенного, общество — или какая-то сила внутри его — в большинстве случаев немедленно водворяет его на место.

Ричард Роберт Ривс. Искусство быть образцовым дворецким

Гостиница «Белый чертополох»,

Йоркшир, Англия

1781 год

— Он приедет, — пробормотал десятилетний Тристан Ллевант, прижимаясь лбом к холодному оконному стеклу. Внизу, за грязным гостиничным двором, проходила дорога в Лондон. Но длинная и узкая дорога, которая коричневой лентой вилась по отнюдь не живописной сельской местности, была пустынна. — Я знаю, что он приедет, — прошептал мальчик, затуманивая дыханием влажное стекло. — Наш отец никогда не лжет.

— Откуда ты знаешь? — презрительно скривив губы, сказал Кристиан. — Герцог никогда не разговаривает с нами. Он даже не считает нас своими детьми.

Тристан повернулся к брату:

— Герцог Рочестер — человек занятой. И он считает нас своими детьми, потому что дает маме деньги на наше содержание и оплату услуг гувернера.

Похоже, Кристиану эти доводы не показались убедительными.

— Он нашел бы для нас время, если бы мы были его законными наследниками. И уж конечно, не оставил бы нас здесь, где так холодно и скучно.

Законные. Слово это больно отозвалось в сердце Тристана, и он крепко стиснул зубы, чтобы удержаться от слез.

— Он приедет, чтобы спасти нас. Он должен.

Кристиан скептически посмотрел на Тристана. Глядя на них, было трудно догадаться, что они близнецы. Тристан был белокур, широкоплеч и обладал крепкими кулачками, тогда как темноволосый Кристиан был худенький и изящный, хотя и одного роста с братом.

Единственным общим у них был цвет глаз — удивительный, неотразимо привлекательный светло-зеленый, как только что распустившаяся листва. Загадочный цвет, словно у эльфов, как сказала одна из горничных.

Тристану это нравилось. Возможно, он и впрямь обладает какой-нибудь волшебной силой и если очень постарается, то сможет заставить отца прискакать сюда сквозь туман и спасти их. Особенно маму, которая больше всех нуждалась в спасении.

При мысли о матери, запертой в полном одиночестве в сырой тюремной камере, Тристан потер то место на груди, где сосредоточилась боль. Он знал, что это за боль. Это был страх. Если его не одолеть, Тристан не сможет принимать решения и ему не удастся найти выход из трудного положения, в котором они оказались. А Кристиану, хоть он и делает вид, будто ему все нипочем, наверняка было так же страшно, как и Тристану.

В пивной, расположенной внизу, было шумно, и звуки громких голосов эхом отдавались в деревянных стенах лестничной клетки, отчего становилось еще страшнее.

Кристиан тревожно взглянул на дверь:

— Нам надо уходить. Здесь оставаться опасно.

— Нельзя, — решительно заявил Тристан. — Мы написали отцу, что будем ждать его здесь.

— Но Брукс сказал, что люди герцога даже не пустили его в дом. Они просто взяли письмо и закрыли перед ним дверь.

— Отец — очень важный человек. Уверен, что как только он найдет время и прочитает письмо...

— Он даже не захотел увидеться с Бруксом. Почему ты думаешь, что он прочитает наше письмо?

Тристан в отчаянии покачал головой:

— Нет, ты ошибаешься. Отец приедет. Он должен приехать, Крис. Должен.

Кристиан нахмурил лоб.

— Надеюсь, ты не собираешься расплакаться?

Тристан взял себя в руки и, хотя слезы душили его, проговорил хриплым голосом:

— Я и не думаю плакать.

Кристиан посмотрел ему прямо в глаза.

— Я тоже, — сказал он. Но мгновение спустя он ссутулился и уставился невидящим взглядом в окно, за которым сгущались серые сумерки.

Сжав кулаки, Тристан сказал спокойным тоном:

— Если отец не поможет, мама может... — Не договорив, он судорожно глотнул воздух.

Кристиан потер лоб.

— Брукс это знает. Поэтому он так странно вел себя последнее время. Он... он боится.

Тристан понимал, что мистер Брукс оставался с ним и Кристианом только в надежде на вознаграждение, которое получит от мамы после ее освобождения. Сначала гувернер исполнял свои обязанности весьма добросовестно. Но время шло, надежды на возвращение матери почти не оставалось, и настроение у мистера Брукса изменилось.

За последнюю неделю, после того как его не впустили в дом герцога, мистер Брукс заметно помрачнел и стал злым. Он сильно пил и перестал вежливо обращаться со своими подопечными. А иногда бывал с ними даже груб. Тристан пошевелил лопатками и поморщился: все еще болело то место, по которому Брукс ударил его палкой, узнав, что он осмелился написать отцу еще одно письмо.

— Все еще болит? — тихо спросил Кристиан.

— Только когда двигаешь плечом. Я почти забыл об этом.

В глазах Кристиана промелькнула такая неистовая ярость, что Тристан даже охнул от удивления. Но это выражение так же быстро исчезло, как и появилось. Кристиан снова отвернулся и стал смотреть в окно.

Это было характерно для Кристиана: он умел скрывать свои чувства. Мать всегда говорила, что он похож на озеро: на поверхности тишь да гладь, а в глубине — мощное течение. Тристан же был похож на океан: его чувства бурлили и пенились на поверхности, словно волны, разбивающиеся о берег. Он остро реагировал на все, что происходит. Особенно сейчас.

Из пивной, размещавшейся внизу, раздался взрыв пьяного хохота. Кристиан и Тристан, не сговариваясь, повернулись и взглянули на закрытую дверь. Рев голосов несколько стих, хотя было по-прежнему очень шумно. Где-то там, среди этого шума, находился мистер Брукс, который пьянствовал и проигрывал то немногое, что у них еще оставалось.

— Ненавижу все это, — сказал Тристан, прижавшись лбом к стеклу.

Кристиан взглянул на старшего брата. Он любил Тристана и относился к нему с уважением, но бывали случаи, когда его близнец продолжал цепляться за надежду, хотя надеяться уже было не на что.

— Мы не можем оставаться здесь.

— Мы должны ждать отца, — со вздохом сказал Тристан. — Может быть, мистер Брукс напишет секретарю отца и узнает, почему он не ответил...

— Мистер Брукс уже сделал достаточно, — сказал Кристиан резче, чем намеревался.

Тристан поджал губы и обиженно взглянул ему в глаза. Почувствовав себя виноватым, Кристиан заложил руки за спину и до боли стиснул пальцы. Не хватало еще, чтобы брат заметил, как дрожат у него руки. Вчера вечером, когда он сидел на лестнице, ему удалось услышать еще кое-что, о чем он не сказал Тристану. Мистер Брукс разговаривал с каким-то человеком в длинном плаще. Гувернер был должен этому человеку крупную сумму денег. Брукс уже продал все, что у них было ценного. У них не осталось ничего, кроме...

Кристиан стиснул зубы. Не станет он думать об этом сейчас. Ночью, когда Тристан заснет, Кристиан подумает, как им сбежать отсюда, пока гувернер не продал единственное, что у них осталось. Они с Трисом как-нибудь доберутся до Лондона и отыщут друзей матери. Возможно, кто-нибудь из них поможет ей. Кто-нибудь не такой равнодушный, как их отец.

Вспомнив об отце, он почувствовал нарастающий гнев. Он ненавидел его. Когда-нибудь он убьет своего отца за боль, которую он причинил ему и Тристану. За то, что этот старикашка не помог их матери. У него есть титул, земли, огромное состояние, но он и знать ничего не желает о тех, кого разлюбил. Даже о матери, которая когда-то безумно любила этого человека.

Мысль о матери повлекла за собой другие воспоминания. Прошло уже почти шесть месяцев с тех пор, как ее, подняв ночью с постели, арестовали и без всяких объяснений бросили в тюрьму. В течение нескольких недель никто не говорил им, за что ее арестовали. Когда Кристиан, подслушав разговор дворецкого с экономкой, узнал, что маму бросили в тюрьму по обвинению в государственной измене, он не поверил своим ушам. Однако он не ослышался.

Даже сейчас этот день кажется кошмарным сном. Миссис Фелтс, экономка, плакала, а мистер Мелтон, дворецкий, выглядел расстроенным и был очень бледен. Мальчики, конечно, ничего не понимали. Они знали лишь то, что сказал им мистер Брукс: мать уехала, но со дня на день вернется домой. Обвинения могут быть опровергнуты и сняты. Но время шло, и эти слова произносились все реже и реже, а потом их вообще перестали произносить.

С того момента, как мать бросили в тюрьму, перестали поступать финансовые средства от герцога. Ни одного пенса. Слуги один за другим ушли, и остался один мистер Брукс.

Как-то раз в дом прибыл толстый мрачный человек, который прибил к входной двери дощечку, где указывалось, что дом с надворными постройками и участком переходит в собственность банка вследствие большой задолженности по уплате ренты.

Кристиан плохо понимал, что такое «задолженность», но не прошло и часа, как Брукс сложил в двуколку все серебро, которое было в доме, и они двинулись в путь. Фамильного серебра хватило ненадолго. Шло время, и качество их жизни стало мало-помалу ухудшаться. Они больше не останавливались в гостиницах, расположенных в центре города, ограничиваясь теми, которые находились на окраинах. Грязные и сырые, кишевшие паразитами перины сменились набитыми сеном тюками, а потом пришлось спать и вовсе на голом полу.

У них оставалось всего две свечи. Интересно, что им делать, когда свечи догорят, думал Кристиан. А главное, что будет делать Брукс?

На его плечо опустилась рука брата.

— Крепись. Я что-нибудь придумаю, — сказал Тристан.

— Надеюсь, — ответил Кристиан.

Тристан сжал плечо брата, преисполнившись решимости выбраться из сложившейся ситуации.

— У нас все получится. Вот увидишь.

Кристиан отбросил назад упавшие на глаза волосы. Свет коснулся его лица, грязного кружева воротничка, блеснул на выношенном бархате камзола.

— Тристан, я должен кое-что сказать тебе. Вчера, когда я сидел на ступеньках, я слышал, как Брукс разговаривал с каким-то человеком. О нас.

У Тристана учащенно забилось сердце.

— Что он сказал?

— Брукс должен этому человеку много денег. Человек спросил, сильные ли мы. И он сказал... — Кристиан нервно сглотнул, явно собираясь с духом, — он сказал, что последние двое рекрутов, которых он притащил на судно, умерли, так и не вернувшись на землю.

У Тристана перехватило дыхание. Жизнь матроса тяжела и смертельно опасна. Корабли иногда посылают группы вербовщиков, которые хватают мужчин и мальчиков покрепче, а потом волокут их на судно, чтобы заставить служить матросами. Поступать так считалось делом законным, хотя многие домой так и не возвращались.

Они должны найти способ выбраться из этой ситуации. Может быть, взять свечки и убежать от Брукса? Да. Именно так они и должны поступить...

Тристан насторожился. За шумом толпы он услышал, как по лестнице поднимается Брукс. Он был не один. Времени на размышление не было.

— Кристиан! Скорее! Прыгай из окна!

Его брат, широко раскрыв глаза, прислушался к долетавшему до них голосу Брукса, потом повернулся к окну и принялся открывать задвижку.

Тристан тем временем схватил единственный стул и вставил его под дверную ручку. Жалкий колченогий стул был ненадежной защитой, но ничего другого у них не было.

Оконный шпингалет наконец поддался. Кристиан распахнул окно и выглянул наружу.

— Трис, высоко...

Дверь загрохотала. Раздался злой голос Брукса:

— Проклятие! Открывайте!

Тристан метнулся к кровати и схватил спрятанный под ней маленький красный сверток, в котором находились свечи. Дверь загрохотала еще сильнее.

— Открывайте эту чертову дверь или я изобью вас обоих! — орал Брукс.

Тристан со свертком в руке подбежал к Кристиану.

— Вот. — Он сунул брату сверток. — Возьми это.

— Трис, но ведь до земли целых два этажа.

— У нас нет выбора. Я прыгну следом за тобой...

Дверь распахнулась. На пороге со сбившимся на сторону галстуком и перекошенной физиономией стоял мистер Брукс. За его спиной виднелся длинный, мертвенно-бледный тип с красными от пьянства глазами.

Тристана охватила паника. Он действовал не раздумывая. Повернувшись к брату, он вытолкнул его из окна. Кристиан, вцепившись в сверток со свечами, полетел вниз. Одинокий вскрик раздался в ночи.

— О Господи! — воскликнул побледневший Брукс, вбегая в комнату.

Тристан как сумасшедший бросился к окну, но человек, явившийся с Бруксом, оказался проворнее его.

— Ах ты, нечисть проклятая! — взревел он. Схватив Тристана, он втащил его назад в комнату, сильно оцарапав ему грудь о подоконник.

Тристан пнул его, угодив башмаком прямо в пах.

— Ну, я тебе покажу! Никому так не позволено обращаться с Джеком Дантером! — Он еще крепче вцепился в Тристана, так что тот едва мог дышать.

— Осторожней, Дантер, — сказал Брукс. — Ты обещал, что не причинишь им зла.

— Не распускай сопли и хватай второго! — грубо оборвал его Дантер, оскалив желтые зубы. — А я займусь этим.

Гувернер судорожно глотнул воздух.

— Не думаю, что мне следует...

— Тогда плати то, что должен! — Дантер прищурился и еще крепче стиснул Тристана.

Тристан хватал ртом воздух, на глазах его выступили слезы. «Беги, Кристиан! Спасайся!» — повторял он про себя как заклинание.

Взгляд Брукса переместился на Тристана, и в глазах его промелькнуло что-то вроде печали. На мгновение Тристану показалось, что гувернер, возможно, все-таки спасет его. Но Брукс понурил голову, повернулся и молча вышел из комнаты.

Тристана охватил гнев. Сделав глубокий вдох, он высвободился из цепких рук Дантера.

— Кристиан! Беги!

Дантер схватил его за горло и с искаженной гневом физиономией занес над ним кулак. Словно во сне, Тристан видел, как кулак приближается к нему. Он не мог ничего сделать. Он мог лишь надеяться, что Кристиану удалось убежать, и что он не убил своего единственного брата, вытолкнув его из окна.

Это была последняя мысль перед тем, как кулак опустился на висок Тристана и он, испытав острую боль, потерял сознание.

Глава 1

Первейшая задана дворецкого — служить своему хозяину верой и правдой, проявляя при этом осмотрительность. Как известно, без осторожности нет и доблести. Не мешает также обладать терпимостью и очень, очень короткой памятью.

Ричард Роберт Ривс. Искусство быть образцовым дворецким

Рочестер-Хаус, Сомерсет,

Англия

1806 год

Речка с идеально прозрачной водой вилась по тщательно ухоженным перелескам и мягко впадала в кристально-чистый пруд. В темно-синих водах пруда отражались очертания безупречно спланированной ротонды, украшенной колоннами из розового мрамора. За долгие годы эта ротонда для кого только не служила местом свидания!

Над этим созданным рукой мастера идиллическим пейзажем возвышался холм. На его вершине, словно корона, возлежащая на бархатной подушке, стоял массивный и величественный дом из золотистого кирпича с высокими узкими окнами, стекла которых поблескивали на предзакатном солнце.

По общему признанию, Рочестер-Хаус был олицетворением отменного вкуса. Сам король восторженно отозвался о доме и его меблировке как о «самых изысканных во всей Европе».

Это высказывание было сделано почти два десятка лет назад, и в то время шестой герцог, услышав его, лишь слегка кивнул. В душе он, естественно, был очень польщен, однако признаться в этом было бы проявлением невоспитанности. А ни один Рочестер никогда не был плохо воспитан.

Однако, оставаясь один, герцог подолгу смаковал восхищение короля. Каждый вечер, прежде чем закрыть глаза, он вспоминал слова короля и выражение лица, с которым они были сказаны. Это помогало Рочестеру заснуть и видеть весьма приятные сны.

Только не сейчас, конечно. Сейчас он был слишком занят выполнением неприятной обязанности: умереть с достоинством.

Умереть было довольно просто. А вот насчет «с достоинством» дело обстояло значительно сложнее. Но все хорошее заслуживало того, чтобы за него как следует подраться. Эту мудрость герцог постиг очень давно.

Откровенно говоря, Рочестера не должно было удивлять, что он умирает. Как-никак ему было далеко за семьдесят, хотя этот факт он пытался скрыть от равных ему по положению пэров, нося напудренные парики, пока они окончательно не вышли из моды, щедро пользуясь румянами и отдавая предпочтение превосходной одежде, которая ослепляла великолепием и отвлекала внимание от дряблой кожи и морщин на лбу.

Для того чтобы еще сильнее поддержать иллюзию молодости, он женился на женщине, которая, как ни считай, была более чем на полвека моложе его. Казалось, он женился на миловидной, апатичной мисс Петиции Кроуэлл для того лишь, чтобы дополнить свой домашний интерьер красивой женщиной. Это было равносильно тому, чтобы добавить к убранству обеденного стола экзотическую орхидею.

Правда же заключалась в том, что Рочестер отчаянно хотел обзавестись ребенком. И он решил жениться, произвести на свет сына и закрепить за ним право наследования своих земель, состояния и титула. Он поморщился даже сейчас, удивляясь глупости всего этого. И вульгарности. Секс ради удовольствия — это искусство. Но заниматься сексом в попытке произвести на свет орущего младенца... Рочестер скорчил презрительную гримасу.

Он никогда не думал, что может возникнуть проблема с тем, чтобы сделать ребенка. В конце концов, были же у него незаконнорожденные дети до того, как он женился, так почему же должны возникнуть с этим трудности после женитьбы? Поэтому он и ждал так долго, прежде чем связать себя с какой-нибудь глупой девчонкой, которой приходится повторять дважды, что, отправляясь с утренним визитом, бриллианты не надевают. Но он знал свой долг и поэтому, хотя и с большой неохотой, в конце концов, женился.

К сожалению, судьба обладает жестоким чувством юмора. И вот теперь он, находясь при последнем издыхании, женат на особе, у которой больше волос, чем ума, но не имеет ни одного законного сына, который мог бы унаследовать его богатство или хотя бы имя Рочестеров. Теперь это имя, которое он всеми правдами и неправдами превратил в нечто единственное в своем роде, уникальное и запоминающееся, обречено умереть вместе с ним.

Он взглянул на листок бумаги, который держал в руке. Ах да, список. Он с облегчением улыбнулся. Как-никак это была надежда.

Он исправит все, что сделал неправильно. Даже из могилы он поддержит престиж имени Рочестеров и сохранит дом во владении семьи. Это был дерзкий план. Но ведь и он... человек смелый.