Мэри моргнула. Об этом она не подумала. Неужели Майкл написал письмо под давлением?
— Думаю, это вполне возможно, — согласилась она. — Но пока у меня не будет основания поступить по-другому, я должна следовать указаниям в его письме.
— Отлично. Поступайте как хотите. Майкл направлялся сюда, когда его задержали, и я считаю его своим другом. Просто знайте, если мистер Янг заявит, что вы самозванка, вы заплатите за свой обман.
— А что бы вы сделали, если бы я оказалась самозванкой? — От его угрозы Мэри почувствовала дрожь в спине.
— Вам бы лучше надеяться, что этого вы никогда не узнаете.
Мэри сжала кулаки. Она чувствовала такое сильное разочарование, что едва не топала ногами. Она оказалась в такой трудной ситуации, скучала и грустила, волновалась и… О, еще тысячи других неприятных эмоций. Она-то готовилась к захватывающему путешествию, но никто ни слова не сказал ей о том, что придется ждать.
— Послушайте, Эррол, мы ни о чем не договоримся, пока не приедет Янг, поэтому, — Мэри вскинула руки, — будем ждать, черт возьми. Между прочим, а что страшного в том, чтобы позволить мне пройти в библиотеку или в гостиную? Разве я не могу хотя бы поесть вместе со всеми? Мне так скучно! Я не могу оставаться под замком в этих четырех стенах еще пять или шесть дней!
— Я не позволю вам бродить по дому и искать этот чертов ларец.
— Так пусть лакеи присматривают за мной, — с недоумением пожала плечами Мэри.
— Безопаснее, когда вы заперты здесь. — Граф немного помолчал, задумавшись. — В дополнение к двум стульям я пришлю вам побольше книг, чтобы вы хоть как-то продержались до приезда мистера Янга.
— Вы так добры, — почти выплюнула от злости Мэри.
— На самом деле я осторожный. Именно поэтому мои исследования принимают в Королевском обществе.
— Это неправда. К вашим исследованиям относятся уважительно благодаря вашей способности распознавать важность обычных по внешнему виду предметов. Возьмите свое выступление, которое вы сделали перед Королевским обществом о Храме Птаха, и почему он должен быть расположен в Мемфисе, а не в долине реки Тигр, как говорили многие. Мартиник и этот глупец Дэниелс написали тот нелепый доклад, в котором говорилось, будто храм упоминался в некоем папирусном свитке. А вы опровергли это кое-как сделанное исследование, указав, что в свитке было перечислено, куда разослали различные предметы, а не откуда они произошли. Майкл говорил, будто это надолго рассорило членов Королевского общества, так как большинство приняли объяснения Мартиника и Дэниелса, не проверив факты. Вот чем вы, лорд Эррол, известны.
Ангус прищурился, и у Мэри появилась надежда, что своими знаниями она его убедила.
— Значит, вы следили за моей работой, — спустя мгновение сказал граф.
— Майкл сказал, что вы, как никто другой, разбираетесь в предметах древности и он предпочтет довериться вам, чем десятку Дэниелсов и Мартиников.
— Я польщен. Но это не поможет вам обрести свободу бродить по моему дому и украсть этот предмет.
Так, ну хватит. Мэри решительно подошла к нему, едва сдерживая себя.
— Эррол, я не собираюсь смиренно сидеть в этой комнате и ждать, пока Янг сделает вылазку в ваш Богом забытый замок!
Ангус, раскачиваясь на каблуках, сложил руки на груди. Темноволосый, зеленоглазый, в темной одежде, с вечным повязанным на шее шарфом из черного шелка, который закутывал его до самого подбородка, он был похож не на степенного исследователя, а на настоящего пирата, жестокого и бесстрашного.
— Это мой дом, и здесь я — хозяин. Единственные законы, которые я признаю, — это мои законы, и чем скорее вы поймете, что это означает, тем лучше.
— Прекрасно. Будьте хозяином вашего сгоревшего замка. А я — хозяйка своей собственной жизни, и я сама выбираю, каким законам подчиняться, а каким — нет, включая ваши, лорд Эррол. Это тюремное заключение я сделаю невыносимым для всех и особенно для вас. Вы уже видели, что я могу это сделать, и теперь ни перед чем не остановлюсь.
За секунду до того как сдвинуться с места, у Ангуса потемнели глаза. Мэри предприняла отчаянную попытку к бегству, но наступила каблуком на край платья.
Он обхватил ее за талию, развернул к себе и приподнял так, чтобы их лица оказались на одном уровне. Мэри понимала, что он сердится и пытается показать ей, кто здесь решает ее судьбу, и на сотую долю секунды испугалась по-настоящему.
Но потом к ней вернулся здравый смысл. Майкл очень высокого мнения об этом человеке, а она доверяет интуиции брата. А собственное внутреннее чутье подсказывало ей, что граф — сложная личность и свой отпечаток на него наложила произошедшая трагедия, а также удаленное расположение замка. В какой-то степени она даже симпатизировала ему из-за этой ситуации и…
— А теперь послушайте меня, — заявил граф тихим, но грозным голосом, уничтожив даже намек на симпатию с ее стороны. — Я больше не буду говорить, кто, кому и что будет делать. Вы приехали в мой замок добровольно и останетесь здесь до тех пор, пока я не разрешу вам уехать.
Как он превращается в такого властного человека?
— Если вы хотите, чтобы я прислушалась к вашим правилам, вам придется договариваться со мной намного дольше, чем вы это делали.
— Будьте осторожны, мисс Херст, или как вас там зовут на самом деле. Я не шучу. Я говорю, что вы останетесь здесь, значит, вы останетесь.
Мэри лишь недоверчиво хмыкнула в ответ.
Ангус не верил своим ушам. Она фыркнула ему в ответ, одним жестом отмахнувшись от него. Да как она смеет? Ей-богу, он покажет ей, что станет терпеть и чего не потерпит никогда. Ангус приподнял ее повыше, задумав поцеловать. «Ты поклялся, что больше не будешь ее целовать, — прошептал ему внутренний голос, — будь осторожен».
Но страсть пыталась взять верх над благоразумием. Его тело ощущало каждый изгиб ее фигуры, чувствовало мягкие груди, прижатые к нему.
Так или иначе, он все равно победит ее, заставит подчиниться своей воле. Ангус уже знал, что существует только один способ остановить ее возмущенную речь.
Но он поклялся больше не терять контроль, а если он ее поцелует, то неизвестно, найдет ли потом в себе силы сделать шаг назад.
Пока Ангус боролся с этой мыслью, его пленница схватила его за воротничок и, сверкнув глазами, поцеловала.
Одним тяжелым ударом нестерпимая смесь удовольствия и ярости сокрушила самообладание Ангуса. Он еще сильнее прижал Мэри к себе и, уступая страсти, решительно ответил на ее поцелуй.
Письмо Майкла сестре Мэри из Старой Александрии:
«Я уже две недели сижу в этом жарком вонючем порту и жду, когда местные власти дадут добро на наш груз, чтобы мы могли отплыть. Таково искусство ведения переговоров: поспешишь — проиграешь, но и если долго раздумывать будешь, тоже проиграешь. Я проигрывать не люблю.
Если сегодня мы не получим вестей от хозяина порта, то с наступлением темноты намерены отплыть. К порту правила и военные корабли. Если не отплывем, то наши запасы закончатся раньше, чем мы выйдем в море. Возможно, на это они и надеются. Чтобы обеспечить корабль продовольствием со складов хозяина порта, требуется целое состояние; вот так он и зарабатывает свои настоящие деньги.
Иногда наступает такой момент, когда надо взять судьбу за шиворот и объяснить ей необходимость поторопиться. Сейчас, наверное, такое время как раз наступило».
Какой бы ни была причина, толкнувшая Мэри к этому глубокому, бесконечному поцелую, она не отпускала ее, и Мэри оказалась бессильна справиться с нею. Поцелуи бывают хороши, когда приправлены страстью. Ее страсть вспыхнула к несносному графу. Эта страсть будто всегда присутствовала здесь, бурля на поверхности, окрашивая каждое сказанное им слово, каждое движение, которое он делал с чувственным оттенком.
Продолжая удерживать Мэри одной рукой, другую граф переместил вниз, подхватив ее под ягодицы и приподняв выше. Он с легкостью удерживал ее, словно она весила не более двух стоунов.
Как это ужасно было думать о том, где сейчас лежала мужская рука, поэтому Мэри решила не думать об этом. Вместо этого она наслаждалась ощущением тепла его тела рядом.
Когда Ангус прижал ее к себе, Мэри задрожала от растущего желания. Она обвила руками его шею и облепила его, как рваный парус в бушующий шторм, а волны страсти накатывали на нее с новой силой и кружили ей голову, пока она совсем потеряла способность думать. Она могла только чувствовать.
Граф терзал ее, целуя дерзко и самоуверенно, демонстрируя власть и господство, смешанные с явной страстью. И Мэри погибла.
Ангус никогда не был так взволнован. Эта женщина подходила ему как никакая другая, запах лаванды, исходивший от нее, так вскружил ему голову, что он едва соображал. Мэри производила впечатление невинной девушки, поэтому граф был потрясен, когда почувствовал, как она ухватилась руками за лацканы и с нетерпением раскрыла губы ему навстречу. С жесткостью урагана она требовала объятий и усиливала их, постепенно превращая во что-то другое. Более жаркое. Более пылкое. Более яркое.
Ангус вдруг окунулся в благоухание чистоты, ощутил мягкое прикосновение ее волос, скользивших по рукам, почувствовал каждый изгиб ее тела, прильнувшего к нему. Страсть рвалась к жизни, и Ангус больше не контролировал себя.
Мэри застонала, и Ангус прижался к ней бедрами, требуя большего. Она задохнулась, задрожав всем телом.
Они уже больше не стояли перед камином, а оказались рядом с кроватью. Ангус оттеснил ее назад, и у Мэри подогнулись колени, когда он склонился над ней и прижал к матрацу. Она ухватилась за него и потянула за собой, не отрываясь от его губ.
Рука Ангуса скользнула вверх от ее бедра к груди. Он наслаждался ощущением мягкой округлости, которая заполнила его руку, осторожно мял ее и сквозь тонкую ткань, ласкал большим пальцем напряженный сосок. Он прикоснулся к нему раз, другой… Мэри снова застонала, покачивая бедрами. Ангус протиснул колено ей между ног, и она нежно раскрылась, как цветок.
Ее руки не останавливались и не успокаивались ни на секунду. Она ухватилась за его рубашку, тянула его вперед, выгибаясь ему навстречу.
Его ладонь медленно заскользила вверх по гладкому колену к нежному теплу бедра. Он ощущал шелковистость кожи, чувствовал округлые и завершенные формы тела. Было невозможно не ощутить ее женственность.
Мэри застонала, когда его рука скользнула по бедру, не касаясь, но все же так близко к… Ангус замер, чтобы еще больше подразнить ее, наслаждаясь ощущением ее теплой груди и напряженного соска.
Прежде Ангус никогда не приходил в экстаз от пышной груди и теперь задумался почему. От сильного желания его плоть затвердела как камень. Он медленно стал покрывать поцелуями ее щеки, спустившись к шее и потом — к груди. Сквозь ткань платья обхватил губами напрягшийся сосок.
Мэри задохнулась от изумления и выгнулась ему навстречу, распахнув глаза, чтобы встретиться с ним взглядом. Ее глаза были шоколадно-коричневого цвета с золотистыми и зелеными вкраплениями, Мягкие губы полуоткрыты, дыхание прерывистое и умоляющее, такое искреннее и естественное, что его плоть восстала, словно желая встретиться с ней. Ангус застонал и прижал свои бедра к ее бедрам, раскрывая их еще шире, чтобы его плоть проникла внутрь.
На тончайшее мгновение их бедра оказались крепко прижаты друг к другу, их руки и рты дразнили друг друга, дыхание сбилось и вышло из-под контроля, когда рука Ангуса медленно скользнула к ее сорочке и…
Шум, донесшийся из коридора, подействовал на него как ушат холодной воды. Лакеи со стульями.
Бормоча проклятия, Ангус заставил себя отпустить Мэри и выпрямился. Он опустил ей юбки и сделал шаг назад, слыша, как глухо колотится сердце в груди. У него горели губы, все тело болезненно ныло, ожидая получить удовлетворение.
Мэри встала, расправила платье. Волосы растрепались и упали на раскрасневшееся лицо. Она взглянула на Ангуса. От его поцелуев у нее припухли губы, взгляд затуманился и исполнился таинственности, под помятым платьем вздымалась и опускалась грудь.
Ангус нервно пригладил волосы и, собравшись с духом, сказал:
— Этого не должно было случиться. Я… Мне очень жаль. С моей стороны это непростительная ошибка.
Мэри оглянулась на дверь, откуда продолжал доноситься скрежет, потом с невозмутимым видом подошла к туалетному столику и начала закалывать волосы, пользуясь шпильками, лежавшими в небольшом стеклянном блюде.
— Не надо извиняться, — сказала она. — Если вы помните, я сама это начала. Боюсь, моя несдержанность взяла верх.
Ангус заметил, что она старается не смотреть на него и у нее немного дрожат руки.
— И все же, я старше. — Он опустил голову, — И вы — гостья в моем доме. Это было… Больше это не повторится.
Ангус никак не мог поверить, что позволил страсти подвести его к той черте, где он уже не контролировал себя. «Еще раз, — сурово напомнил он себе, — да что же такое есть в этой женщине, что я не могу держать себя в руках?»
— Больше это не повторится? — переспросила Мэри. — Жаль, мне очень понравилось.
— Вам… вам понравилось? — нахмурился Ангус.
— Конечно.
Она встретилась с ним взглядом в зеркале над туалетным столиком, и он понял, что ее спокойствие было напускным, за ним она скрывала свои истинные чувства.
— Но если что-то нравится, это вовсе не означает, что это должно случиться, — резко заметил Ангус.
— Это правда. — Мэри наконец привела в порядок волосы и стала поправлять платье. — Вы правы. Это совершенно неприлично. Я и не думала, что поцелуй может быть таким… — Она помотала головой, словно желая прояснить ее, потом слабо рассмеялась. — Даже не знаю, как сказать.
— Тут нечего говорить, — мрачно заявил граф, чувствуя свою вину. «А что, если это действительно младшая сестра Майкла? Он будет недоволен, если узнает, что я потерял контроль. Она, конечно, сама проявила инициативу… — Ангус, прищурившись, посмотрел на Мэри. — А может, это часть ее плана — соблазнить меня и завоевать мое доверие? Какой бы ни была ее цель, добра не жди».
— Я постараюсь больше не приходить.
Граф открыл дверь и выглянул в коридор, где два лакея тащили парочку стульев.
— Мне кажется, я велел принести стулья из моей спальни?
Лакеи остановились и неуверенно посмотрели друг на друга. Они не успели сказать ни слова, как из-за их спин появился Муир.
— Прошу простить меня, милорд. Эти молодые люди пришли ко мне просить помощи, чтобы перенести стулья из вашей спальни, потому что они довольно тяжелые.
— Да, милорд, — сказал тот, что помоложе, утирая лоб, — мы ни один стул даже из дверей вытащить не смогли. Очень хорошие стулья.
— Слишком хорошие, чтобы выбрасывать их из окна, — спокойно продолжал Муир, передав лакею, что стоял рядом с ним, молоток и пакет с гвоздями, — Поэтому я и предложил лакеям взять стулья из передней гостиной. Они больше подходят для леди, потому что немного меньше размером и в чехлах, на случай если вы тоже соблаговолите выбросить их за окно.
— Спасибо, Муир. Уверен, с этими стульями всё будет в порядке. — Ангус повернулся к лакеям: — Я оставлю вас двоих, чтобы прибили стулья к полу.
Муир прикрыл глаза, явно раздосадованный, а лакеи обменялись изумленными взглядами.
— Э-э, прошу прощения, милорд, — сказал лакей постарше, — но в каком месте в комнате нам следует приколотить их гвоздями?
— Пусть леди сама решит. Мне нужна одна минута, чтобы попрощаться, а потом вы можете войти и выполнить свое задание.
Довольный, что они обо всем позаботятся, Ангус вернулся в комнату.
Мэри стояла у окна и смотрела во двор, солнечный свет освещал ее фигуру. Она так заколола волосы, что они упругими завитками пенились с одной стороны лица. Платье было в порядке, на лице — безмятежное выражение. Любой человек, глядя на нее сейчас, никогда бы не сказал, что Ангус только что страстно целовал ее.
Как она может держаться так, словно ничего не произошло? Но не успел он подумать об этом, как заметил, что Мэри растирает руки ниже плеч, словно замерзла, а, значит, не может до конца скрыть свою реакцию, и его собственная реакция, пока он смотрел на нее, стоявшую в лучах солнечного света, нисколько не ослабла. Он понимал, что ему необходимо немедленно уйти, поэтому, не вовлекая ее в дальнейший разговор, лишь коротко сообщил:
— Сейчас вам принесут два стула. Если понадобится что-то еще, разумеется, кроме свободы, просто скажите об этом лакеям.
С этими словами Ангус вышел из комнаты и кивнул Муиру и лакеям, проходя мимо.
В комнате несколько мгновений стояла тишина, потом донесся какой-то отчаянный шум, топнула нога, и послышался глухой стук. Может, туфель?
Ангус направился в библиотеку. Кем бы ни была эта женщина, ей отлично известно его желание. Неужели тот, кто послал ее сюда, знает его слабости? Но откуда, если Ангус и сам только теперь открывает их?
Все это лишено всякого смысла. Полная чушь. И меньше всего имеет значение его реакция на маленькую, пухлую, насмешливую обманщицу, которая, он почти уверился в этом, является лгуньей и воровкой.
Ангус вошел в библиотеку, быстро попросив кузена принести для дальнейшего изучения рисунок иероглифов. Он с головой погрузится в свою работу и забудет о женщине наверху.
— Вот, возьми, — сказал Нисон. — Мне кажется, было бы лучше отправить эти иероглифы Шампойону, чем Янгу. Говорят, что он намного ближе к разгадке кода иероглифов, чем Янг.
— Я больше доверяю Янгу. Если у него ничего не получится, тогда отправим это Шампойону.
Ангус сел за стол и заметил следы сажи на тыльной стороне пальцев. Наверное, испачкался, когда целовал Мэри и поднимал ее юбку… Воспоминания вновь вызвали реакцию в его предательском теле, и он почувствовал, что к нему буквально прилип ее лавандовый запах.
«Нельзя позволять этому очарованию властвовать надо мной. А если она на самом деле та, за кого себя выдает? — прошептал в глубине сознания другой голос. — Ты уже перешел черту, если она невинна. Что тогда ты станешь делать?»
Ангус достал из кармана носовой платок и оттер сажу с пальцев. Она не может быть сестрой Херста, потому что она никакая не невинность. Для этого она слишком страстная и нетерпеливая.
Ангус отбросил неловкие мысли и взял со стол а увеличительное стекло.
— Давай, Нисон, бери бумагу и карандаш и давай посмотрим, что еще мы можем извлечь из артефакта Херста.
— Что это за вой?! — Нисон закрыл уши.
Это произошло на следующий день, и Ангус сидел за своим столом, обхватив голову руками.
— Кто, черт возьми, так ужасно воет?!
Когда визгливое кошачье мяуканье, эхом разносившееся по коридору, снова заполнило каждый дюйм замка Нью-Слэйнс, Нисон поморщился.
— Это что… Боже милостивый, — пробормотал Нисон, — кажется, она поет «Зеленые рукава».
Несмотря на раздражение, Ангус скривил губы в ухмылке. Надо воздать Мэри должное, у нее есть чувство юмора. Пение прекратилось.
— Наконец-то! — облегченно вздохнул Нисон. — Я думал, она никогда не успокоится. Я никогда…
В этот момент пение возобновилось с новой силой.