— Я пытался разобрать иероглифы, но они слишком сложные. — Ангус взял небольшой кусочек бархата, чтобы, не касаться ларца пальцами, приподнял его и передал Нисону, который с благоговением принял артефакт.
— Как бы там ни было, но он прекрасен, — отметил Нисон, передавая его назад. — Уверен, Британский музей заплатит за него хорошие деньги, — не скрывая волнения в голосе, продолжал он. — Я должен написать…
— Нет. — Ангус поставил ларец на бумагу. — Это не для продажи. — Он выдвинул ящик стола, достал увеличительное стекло и стал рассматривать надпись. — Или иначе, этот предмет особенный. Херст не сказал, где купил его, но у меня такое впечатление, будто из-за этого он и волнуется. Интересно, знает ли наша гостья, где произошла покупка. Это могло бы стать полезной информацией.
— Значит, ты опять собираешься говорить с ней.
— А как еще я раскрою ее секреты?
— Ангус, — пождал губы кузен, — не отвлекайся. За последние месяцы ты сделал столько открытий! Не стаешь же ты тратить время на эту женщину, кем бы она ни была.
— Когда закончишь кудахтать как курица, — оторвался от увеличительного стекла Ангус, — возьми бумагу и восковой карандаш. Если мы сможем скопировать эти иероглифы, я знаю нескольких людей, которые могли бы расшифровать их по крайней мере частично.
Нисон покраснел, но подготовил все необходимое для работы, пока Ангус обдумывал свой следующий шаг. Он отправит копию иероглифов своему другу-ученому Жану-Франсуа Шампойону. Может быть, французу удастся что-то разобрать. Сам Ангус тем временем возьмется за раскрытие тайны с помощью единственного доступного ему способа. «Какие, секреты вы храните, госпожа Мэри? И скоро ли вы мне их откроете?»
Ангус не был уверен, но знал, что получит удовольствие от попытки что-нибудь разузнать у нее. На самом деле он…
Лязг.
Звук глухим эхом пронесся по комнате.
— Ангус, ты… — поднял голову от стола Нисон.
Лязг. Лязг. Лязг.
Над головой закачалась люстра, с полки упала книга.
Лязг. Лязг. Лязг. Лязг-г-г!
С каждым ударом из дымохода вырывалось облачко пепла. Шум был даже громче, чем от удара стулом. Намного громче.
«Значит, я ее не укротил, несмотря ни на что. — Ангус ухмыльнулся. — Ей-богу, мужества ей не занимать».
— Что это такое? — спросил Нисон.
— Это, мой дорогой кузен, наша гостья выражает свое недовольство. Вчера я лишил ее орудия, производящего шум, но, похоже, она все равно вооружилась.
— Вчера?
— Нуда. Разве ты не слышал, как они стучали со служанкой?
— Так это была она? Я слышал шум, но он быстро прекратился, и я решил, будто это слуги что-то двигали.
— Это наша гостья стучала стульями по полу, чтобы я разозлился и выпустил ее. Поэтому…
Лязг. Лязг. Лязг.
— Поэтому я освободил ее от стульев, — продолжил Ангус.
— Ты освободил ее от стульев?
— От всех до единого, включая все скамеечки и все маленькие столики. Я освободил ее от всего, чем можно стучать. Ее комната пуста. Там остались только кровать, шкаф и стол. Но эти предметы слишком тяжелы, чтобы поднимать их.
— Тогда… — Нисон поднял глаза к потолку. — Чем она сейчас молотит по полу? Я…
Лязг. Лязг. Лязг-г-г!
— Оставайся здесь и копируй иероглифы. — Ангус встал и направился к двери. — Я позабочусь о нашей гостье.
Он закрыл дверь, прошел мимо удивленных лакеев и легко взбежал наверх по величественной лестнице. Лязганье продолжалось, только теперь слышалось еще громче. Конечно, она была довольна собой.
«Ах ты, маленькая фурия! Подожди, пока я доберусь до тебя».
Письмо Майкла сестре Мэри из консульства в Каире:
«Как только доставили саркофаг, я понял, что меня обманули. Это была очень хорошая подделка, но я знал, как это определить. Когда я понял, что произошло, то пришел в ярость. Я отправился к продавцу, но тот, очевидно, понимая, что я не потерплю обман, закрыл свой магазин и исчез. Мне потребовалось почти два года, чтобы отыскать негодяя и заставить его вернуть деньги. Но в итоге я это сделал.
И все же этот случай кое-чему научил меня. Теперь, покупая артефакт, я не спускаю с него глаз до тех пор, пока его благополучно не доставят мне в руки. С тех пор меня ни разу не обманывали.
Мэри, всем нам не хочется совершать ошибки, но если на каждой ошибке, при каждом обмане мы учимся и не позволяем этому повториться, тогда опыт — это не проигрыш, а выигрыш на всю жизнь. На короткий миг наша гордость может быть уязвлена, но от этого наше будущее только выиграет».
Мэри стучала по железной решетке своей серебряной щеткой. Металлический звук получался необыкновенно громким и долгим. Хорошо, камин уже почти догорел. Она бы даже радовалась своей затее, если бы сыпавшийся пепел не заставлял ее чихать.
Каждый удар резонировал в трубе как гонг, что бесконечно воодушевляло ее. Она покажет Эрролу, что ее нельзя угнетать.
Мэри стучала снова и снова, потом останавливалась, чтобы растереть начинавшее болеть плечо. Хуже всего, что ей неимоверно жгло глаза от рассеявшегося повсюду пепла. А еще ей было неудобно стоять на коленях на твердой каменной плите так близко к камину, но она продолжала делать свое дело.
Мэри пошевелила плечами и начала стучать с новой силой. Если уж быть честной перед собой, то надо признать, что по-настоящему она расстроилась не из-за положения пленницы. Она была уверена, что в конце концов окажется на свободе. Просто как она ни старалась, не могла забыть вчерашний поцелуй графа.
Ее опыт в поцелуях был весьма скромным. Те несколько взрослых мужчин, что жили по соседству, вели себя сдержанно и спокойно. И не принадлежали к тому типу представителей противоположного пола, что могли запросто сорвать поцелуй, особенно у дочери викария. Одно дело — пренебрегать осуждением общества, и совершенно другое — проделывать это почти на глазах потрясенного священника.
На ее счастье, у Мэри до приезда в Шотландию случилось два быстрых и абсолютно не впечатливших ее поцелуя, ни один из которых ей не запомнился.
И теперь она была уверена, что поцелуй графа не забудет никогда. Такой страстный, чувственный, и властный, и… Мэри даже не могла подобрать слова, чтобы описать свои ощущения в тот момент. Даже теперь, спустя день, у нее все еще горели губы.
Вообще-то она считала, что настоящий путешественник не должен так реагировать на простой поцелуй. Настоящие путешественники все воспринимают легко, спокойно и с достоинством. Они не вспоминают снова и снова какое-то мгновение, пока ощущение и воспоминание не отпечатаются в мозгу навсегда.
Нет, настоящий путешественник должен справляться с тем, что отвлекает внимание от основной цели: поцелуи и ноющие плечи.
Собравшись с силами, Мэри еще сильнее ударила щеткой по железной решетке, и рука немного дрогнула. Вместо того чтобы попасть по краю решетки, конец щетки соскользнул на тлеющее полено. В воздух взметнулись искры, полено раскололось на две половинки, и одна упала на пол и откатилась к краю каменной плиты перед камином, всего в нескольких дюймах от ее платья.
Мэри охнула и отскочила назад. Как раз в этот момент дверь в комнату открылась.
Граф за секунду оценил ситуацию. Выругавшись, он подбежал к камину, вырвал из рук Мэри щетку и ногой затолкнул в камин дымившееся полено.
С побелевшими губами и сверкающими от ярости глазами граф повернулся к Мэри:
— Вы что творите, черт возьми?
Мэри только открывала и закрывала рот, все еще дрожа от мысли о том, как близко к ее платью оказалось горящее полено.
— Отвечайте мне, черт возьми! Вы понимаете, что могло произойти?
Резкий тон переключил ее внимание.
— Конечно, понимаю, — ответила она слегка дрожащим голосом. — Я вела себя осторожно, но потом расстроилась и… — Мэри покачала головой, глядя на решетку, где теперь, весело потрескивая, горели поленья, как будто ничего ужасного и не произошло. — Я ударила и случайно попала по одному полену, и оно выкатилось.
— Замок уже горел однажды, — мрачно смотрел на нее Эррол. — И я не позволю, чтобы это повторилось.
Мэри почувствовала себя виноватой. «О Господи, нет. Я даже не подумала об этом».
— Эррол, я не собиралась подвергать риску вас или кого-то другого. Я просто хотела создать шум, но для этого вы оставили мне очень мало возможностей.
Эррол одарил ее таким взглядом, что сразу стало понятно: его не интересуют объяснения Мэри.
— Это останется у вас, — обратился он к двум глазевшим у дверей лакеям и отдал им щетку.
Те кивнули и исчезли.
— Вот так. Все закончено, — повернулся он к Мэри.
У Мэри почему-то было такое чувство, будто она разочаровала его. И эта мысль встревожила ее больше, чем следовало.
— Простите, я испортила ваш день, но мне нужно поговорить с вами.
— Если вам что-то нужно, вы могли бы просто сказать об этом одному из лакеев.
— О? Неужели они принесли бы мне стул? Стучать стулом по полу было бы намного легче, чем щеткой.
— Удивлен, что вы не стучали щеткой по полу.
— Это повредило бы дерево. Кроме того, я воспользовалась эхом в трубе, чтобы усилить звук, — с некоторой гордостью произнесла Мэри. — Я подумала, что с моей стороны это довольно умный ход.
Он скривил губы, и во взгляде уже не было такой ярости, как прежде.
«Итак, у нашего мрачного графа присутствует чувство юмора? Это хорошо», — подумала Мэри. Это помогло ей овладеть собой, так как напомнило, что он такой же человек, как она, и способен делать ошибки. Ей надо только находить эти ошибки и использовать их в своих целях.
— Полагаю, я должен поблагодарить вас за то, что не испортили мне пол? — Граф окинул взглядом комнату.
— Должны, но сомневаюсь, что вы сделаете это. — Мэри опустила глаза на платье и поморщилась, увидев тлеющую золу. — Боюсь, я испортила свое платье.
— Так вам и надо, — бессердечно отрезал граф.
— Неудивительно, что я испортила платье, — нахмурилась Мэри, — у меня даже стульев нет, чтобы присесть. Мне приходится все время сидеть на краю кровати, а это очень неудобно.
— Но это только ваша вина, что у вас нет стульев, — пожал плечами граф. — И только ваша вина, что теперь у вас не будет и щетки, чтобы расчесать волосы.
Да он просто невыносим! Несмотря на свое раздражение, Мэри не могла не заметить поразительный контраст между его черными волосами и светло-зелеными глазами, который подчеркивал солнечный свет, льющийся в окна. Длинные золотистые лучи придавали блеск его коже, подчеркивали строгие контуры рта и делали его похожим на греческого бога возмездия.
Когда Мэри встретилась с ним в первый раз, она подумала, что яркое солнце хоть немного развеет ту мрачную таинственность, которую он распространял вокруг себя, но их встреча сегодня утром рассеяла иллюзию. Если уж на то пошло, солнечный свет сделал его совершенно неотразимым, потому что в лучах солнца его прекрасные глаза приобретали оттенок молодой листвы. В обрамлении черных ресниц они были невероятно красивы, а ее светло-карие глаза казались ужасающе невыразительными.
— Удивлена, что вы не выбросили мою щетку за окно, как поступили со всем остальным в этой комнате, — быстро сказала Мэри, встретив его холодный взгляд.
— Мой дворецкий, а его мнением я очень дорожу, объяснил мне, что если выбрасывать вещи за окно, можно повредить кусты роз.
Что это? В его глазах промелькнула язвительная усмешка?
Мэри была заинтригована.
— Вам не удастся убедить меня, что судьба роз вам важнее мебели.
— Меня не волнует ни то, ни другое. На самом деле меня заботит лишь тот факт, что в замке Нью-Слэйнс семья моего садовника работает уже четыре поколения. Мне было бы неприятно потерять их из-за того, что я невольно погубил лелеемые ими кустарники.
Мэри вынуждена была признать, что в его рассуждениях есть смысл.
— Было бы замечательно, если бы вы точно так же позаботились о своей гостье. Если бы вы просто позволили мне выйти из комнаты, я бы…
— …вы бы сделали все, что в ваших силах, чтобы найти и забрать предмет, который требовали таким бесстыдным образом.
Мэри молчала, потому что возразить было нечего.
— Ну по крайней мере хоть честно, — улыбнулся Ангус, и его лицо обрело спокойное выражение.
— Ради всего святого, хватит, мне это надоело! — Мэри уперла в бока сжатые кулаки. — Эррол, вы не можете удерживать меня здесь! Если вы это сделаете, предупреждаю, я найду другой способ шуметь!
В этом Ангус нисколько не сомневался. Он думал, что сидение взаперти поубавит в ней решительности, но, похоже, это еще больше раззадорило ее. А его самого по какой-то причине все больше увлекала головоломка, которую представляла собой эта девушка. И пусть она была в золе почти как трубочист, казалось, что она светится. Решительный блеск в глазах, порозовевшая кремовая кожа. Одна щека перепачкана золой, легкая пыль от которой покрыла платье и руки. Сжатые кулаки вымазаны в саже, от которой точно останутся следы на платье.
У Ангуса задрожали губы, и он с большим трудом подавил ухмылку, взглянув на ее волосы. Несколько густых прядей выскользнули из булавок и теперь, свободно извиваясь, рассыпались по плечам. В солнечном свете, который проникал в окна, они сияли, словно темное золото спелой пшеницы, сверкая, словно их подожгли изнутри, и образуя нимб вокруг лица в форме сердца. Один локон, завиваясь около шеи, спускался на грудь, обхватывая ее, словно нежный любовник.
«Интересно, сколько ей лет?» — задумался Ангус. Она выглядела довольно юной. Слишком юной, чтобы проделать путь из Англии сюда, в замок.
— Сколько вам лет?
— Почему вы спрашиваете? — с подозрением спросила Мэри.
— Если вы — сестра Херста, тогда каждый полученный мною факт поможет либо подтвердить, либо опровергнуть ваши заявления.
— Мне двадцать семь.
Мэри потерла кончик носа, оставив там черный след от сажи.
— Я думал, вам лег семнадцать, — удивился Ангус.
— А вам сколько лет?
— Это не имеет значения.
— Но меня же вы спросили, — справедливо заметила Мэри.
— Мне тридцать пять, — ответил граф, решив, что никакого вреда от этого не будет.
— Правда? — удивленно спросила Мэри. — Я думала, что вам по крайней мере лет… — У нее покраснели щеки. — Я… то есть я хотела сказать, что у вас очень… необычный вид.
У Ангуса пропало желание ухмыляться.
— Это комплимент, — вспыхнув, торопливо сказала Мэри.
— Для мужчины младше пятидесяти лет — нет, это не комплимент. — Эррол сложил руки на груди и внимательным взглядом окинул комнату. — Итак, щетку вашу забрали, думаю, здесь больше не осталось ничего такого, что вы могли бы использовать как орудие пытки. Думаю, теперь вы полностью обезоружены.
— Здесь не слишком уютно, — нахмурилась Мэри и убрала за ухо прядь золотистых волос со щеки, оставляя на коже следы от перепачканных сажей пальцев.
Ангус окинул взглядом почти пустую комнату и попытался представить себя в такой ситуации. Мэри права, это невыносимо. Он вышел в коридор, где к нему сразу же поспешил лакей.
— Томас, принеси два стула из соседней спальни. Темно-синие, помнишь?
— Да, милорд, — с готовностью кивнул лакей.
— Еще мне понадобится молоток и несколько гвоздей.
Томас замер, обменявшись удивленным взглядом с другим лакеем.
— Простите, сэр, вы сказали…
— Ты слышал, что я сказал. Немедленно принеси все сюда.
— Да, милорд!
Оба лакея помчались выполнять задание, а Ангус вернулся в спальню и остановился в дверях. Закрывать дверь или нет? Он не собирался больше целовать ее, такой промах он допустил только один раз. Но, оставшись с ней наедине, ему, возможно, удастся получить какую-нибудь информацию.
Ангус закрыл дверь. Мэри с печальным видом по— прежнему стояла у камина.
— Я приказал принести два стула.
Она оживилась.
— Но они будут приколочены к полу, чтобы у вас не появилась возможность использовать их в ваших гнусных планах.
Он видел, что ее это не обрадовало.
— Майкл говорит, что надо всегда думать о хорошем, — после минутной борьбы пожала плечами Мэри. — По крайней мере у меня будут стулья.
— Мне кажется, без них неудобно.
— Не могу сказать, что слишком страдала без них, — с унылым лицом сказала Мэри, — но приятного было мало. Мы сидели либо на полу, либо на моей кровати. — Она взглянула на графа. — Полагаю, что должна поблагодарить вас за то, что моя жизнь в плену такая роскошная. Или была такой, пока вы не выбросили мебель за окно.
— Мне не хочется видеть ваши страдания, — пожал плечами Ангус.
— Спасибо, — сухо ответила Мэри.
— Итак, чем вы занимались со вчерашнего дня? — Ангус поймал себя на том, что пытается подавить ухмылку. Он осмотрел комнату, но не нашел книг ни на кровати, ни на туалетном столике, ни на умывальнике. — Я послал вам несколько книг из библиотеки. Они вам не понравились?
Он нарочно выбрал книги, которые, как он знал, не заинтересуют ее. Меньше всего ему хотелось развлекать ее; скука могла воодушевить ее сознаться в своих истинных намерениях, чтобы получить свободу.
Ангус собирался отправить ее восвояси, как только узнает, кто послал ее; эта женщина — простая заложница. Привлекательная, обаятельная, очень похожая на Киру заложница.
— Да, я получила книги и уже отправила их назад в библиотеку.
В ее голосе граф уловил нотки некоторой отстраненности, пробудившие в нем любопытство.
— Но почему?
— Две из них я уже читала, а другая оказалась совсем короткой. Я прочитала ее в течение часа, так что не было смысла держать их здесь без толку. — Мэри склонила голову набок. — По-видимому, у Майкла много одинаковых с вами книг, но это и неудивительно, поскольку вы занимаетесь одним и тем же делом. Монография о торговле вдоль реки Евфрат оказалась для меня новинкой, и мне кажется, что брат получил бы огромное удовольствие от прочтения, хотя она оказалась довольно короткой. Две другие — исследование материалов манифеста из древнего монастыря, который снабжал Крестовые походы, и огромный том о Ксерксе — являются любимыми книгами брата.
— Мне трудно поверить, что вы их все прочли.
— Хотите проверить меня? — удивленно подняла брови Мэри, и легкая улыбка тронула ее губы.
— Возможно.
— Так проверьте, — усмехнулась Мэри, и в глазах появился озорной блеск и даже какой-то намек на вызов.
Интересно. Она даже глазом не моргнула.
— Кто отец Ксеркса?
— Дарий Великий.
— Чей трон он захватил, чтобы получить власть?
— Дарий организовал заговор среди шести других знатных персидских фамилий, чтобы убить Смердиса под предлогом того, что Смердис — самозванец.
— А был ли Смердис самозванцем? — с потрясенным видом продолжал Ангус.
— Хороший вопрос. — Мэри наморщила лоб, взгляд ее потемнел. — На эту тему идут горячие споры. Я точно знаю, что Дарий захватил власть на следующее утро после убийства и большую часть времени занимался тем, что подавлял мятежи в своем новом королевстве со стороны тех, кто не желал принимать его в качестве нового правителя. Поэтому если Смердис и был самозванцем, то его все равно любили.
Ну что ж, пока она права.
— А что думаете по этому поводу вы, Мэри?
Она поджала губы, и от этой гримаски его вдруг бросило в жар и стало трудно следить за ее словами.
