Отец и братья исчезли. Нет больше ни луга, ни солнца. Только огонь потрескивает в камине.

— В лечебнице.

На какое-то время повисает тишина, ее нарушает долгий вздох.

— Хорошо, остановимся на этом.

От облегчения в пальцах покалывает.

— Как только я досчитаю до одного, вы откроете глаза, — приказывает Диамант.

Он считает, и я открываю глаза.

Как же он расстроен. Я чувствую себя такой виноватой, мне уже жаль, что я не сказала ему хоть что-нибудь, — тогда бы он знал, что ему все удалось. Сама не понимаю, почему должна беспокоиться о его переживаниях. Думаю, это все его глаза, и этот мягкий голос, убаюкивающий меня, чтобы я раскрыла все свои секреты.

— Вы очень сопротивляетесь, Мод. — Укоризненно смотрит на меня он.

— Правда?

— У меня нет цели сделать вам больно. — Он ловит мой взгляд. — Я хочу, чтобы вам стало легче.

Было бы так легко поверить ему, так просто и так глупо.

— Время пить чай, — произносит он бодрым голосом. За этим следует целая церемония: налить, размешать и подзынькать серебряными ложечками о фарфор — громко и с резкими движениями. И все это время он безостановочно рассказывает о пользе гипноза.

Подбородок поддакивает ему постоянными «да, доктор» и «конечно, доктор», но я не произношу ни слова. Приготовив чай и вручив каждой по чашке, Диамант устраивается за своим столом.

— Вы улыбнулись, Мод, во время сеанса.

Лицо выдало меня.

— Судя по всему, вам удалось найти время и место, где вы были счастливы. Можете вспомнить, что вы видели? — спрашивает он.

— Нет.

Я продолжаю размешивать чай. В золотистой жидкости образуется воронка.

— И все же это было счастливое воспоминание, правда?

Сладкий чай переливается, курится паром.

— Мод?

Я не отвечу, как бы меня ни умоляли его карие глаза.

— Чего вы боитесь?

— Я ничего не боюсь.

Дверь открывается, и блюдце едва не выскальзывает из моих рук. Чай выплескивается и проливается на колени.

— Доктор Диммонд, — гулко раздается голос Уомака. — Я к вам с результатами вскрытия, которые наверняка вас заинтересуют. Думаю, вы захотите на них… — Он переводит взгляд на меня, и улыбка уступает место серьезному тону. — Вы собираетесь опробовать гипноз на этой пациентке?

— Собираюсь. — Диамант не сводит взгляда с меня, залитого чаем блюдца, с моих дрожащих рук. — Она идеально подходит по всем критериям.

— Великолепно. — Улыбка намертво приклеилась к лицу Уомака, застыла в точности как его вощеные усы.

— По правде говоря, мы уже завершили второй сеанс, — уточнил Диамант.

— Уже? — Остекленевший взгляд Уомака задержался на мне. — И вам удалось выяснить что-нибудь интересное?

— Пока нет, не удалось.

Уомак щипает себя за ус. Он уставился в мои глаза — все смотрит и смотрит, будто забыл, где находится. Наконец он переводит холодный взгляд на Диаманта.

— Мне глубоко жаль, что Мэри все еще не может отличить фантазию от реальности. Думаю, в какой-то степени это мой промах.

Пауза. Наверное, ждет, чтобы Диамант возразил ему.

Но он молчит.

Уомак дважды моргает.

— Полагаете, ваше лечение принесет результаты, которых не удалось добиться нам?

Он тепло улыбается, но его бесцветные глаза холодны, как могила.

— У меня есть основания на это надеяться, — отвечает Диамант.

— Думаю, среди наших пациентов есть более подходящие кандидаты. — Глаза Уомака сужаются.

Диамант склоняет голову набок.

— Да, меня интересуют несколько пациентов. Их более чем достаточно для моего исследования.

Уомак кивает.

— Хорошо. Хорошо, тогда надеюсь, что вы сосредоточитесь на них.

— Возможно, — отвечает Диамант, помечая что-то на полях своих записей.

Уомак откашливается.

— Буду ждать отчетов о ваших успехах.

— Само собой, буду рад ими поделиться, — кивает Диамант и, видя, как Уомак разворачивается к двери, напоминает ему: — А как же вскрытие?

— Не буду отвлекать вас от работы. Может, в следующий раз.

Он уходит, оставляя за собой распахнутую дверь. В комнату проникает сквозняк, и пламя в камине вспыхивает длинными желтыми языками.

Слегка нахмурившись, Диамант забирает у меня чашку, утонувшую в блюдце.

— Все хорошо, Мод?

— О да, — нарочито беспечно отвечаю я.

Его глаза сужаются. Правильно, что я держала рот на замке. Диамант наверняка рассказал бы Уомаку все о моем прошлом, а этого допустить никак нельзя. Нет уж, даже за весь чай мира! Но от одной мысли, что я никогда больше не выйду из своей комнаты, мне становится плохо, а ведь так наверняка и будет, если я в скором времени не заговорю. В голову не приходит ничего, чем я хотела бы поделиться с Уомаком. Совсем ничего, так что надо взять от встреч с Диамантом все, пока у меня не отобрали эту возможность.

— Думаю, я бы наверняка смогла бы что-то вспомнить, если бы мне разрешили выйти на улицу.

Диамант хмурится.

— Теперь тебя выпускают на прогулки.

— Эту не велено выпускать, — вмешивается Двойной подбородок. — Распоряжение доктора Уомака.

Глаза Диаманта расширяются.

— Что ж, а мое распоряжение — сопроводить ее на прогулку, чтобы она подышала свежим воздухом.

Наконец-то моего лица коснется ветер, я почувствую траву под ногами. Даже не верится.

Диамант обводит рукой окно.

— Иначе зачем нам все эти восхитительные территории? — Он не сводит широко распахнутых глаз с Подбородка. — Всем известна польза от свежего воздуха и прогулок для здоровья душевного и физического. Именно ради этой цели и обустраивали территории лечебницы!

Санитарка откидывает голову назад, так что подбородок растворяется в ее шее.

— Само собой, ее будут сопровождать два смотрителя, — добавляет Диамант. — Уверен, этого вполне достаточно, чтобы соответствовать всем требованиям безопасности.

На его лице мелькает улыбка — секунда, и она уже скрылась.

— Очень хорошо, доктор. — Подбородок явно недовольна. Ее губы сжаты так сильно, что кажется, будто рот стерли с ее лица. Она хватает меня под руку сильнее, чем раньше, и уводит меня обратно. Потом там проступят синяки — красные и фиолетовые в форме ее пальцев, как раз рядом с желтыми, коричневыми и зелеными, старыми, уже почти сошедшими.

— Когда я выйду на прогулку? — спрашиваю я уже после возвращения в комнату.

Она не отвечает. Ее рот все еще напоминает тонко и гневно прочерченную линию, когда она разворачивается, захлопывает дверь и запирает меня.

За столом коричневую книжку точно не спрятать, места совсем нет, но вот под окном, где штукатурка отвалилась и потрескалась, есть щель. Она как раз подойдет.

После полудня я только и делаю, что гляжу в окно и жду. Солнце скрывается за горизонтом, раскрашивая золотом деревья и изгородь. Туман стелется по полям, где прячется река. Они не выпустят меня сейчас, уже слишком поздно, и длинные тени ложатся так густо, что им ничего не стоит укрыть меня.

Слива приносит мне ужин.

— Когда меня выпустят на прогулку? — спрашиваю я.

— На прогулку?

— Туда. — Я указываю на окно, за которым уже легли сумерки, лишив мир всех красок, кроме серой. — Туда, на территорию. Мне обещали прогулку.

— Не сегодня, это точно, — отвечает она. — И ни в какой другой день, насколько мне известно.

— Но я должна. Мне обещали! Диамант так сказал.

— А-а!.. — В ее глазах проскальзывает жалость, а брови складываются домиком. Она испытывает жалость ко мне, и мне этого не вынести. Я разворачиваюсь к окну.

— Доктору Уомаку виднее, он принимает такие решения. — Она легко похлопывает меня по плечу, будто колеблясь.

Разочарование давит на грудь словно булыжник. Диамант солгал. Конечно, удивляться тут нечему, но все же я удивлена. Здесь лгут все, кроме меня.