Наша дружба длилась до восьмого класса.

— А почему в одиннадцать? — Голос папы возвращает меня в реальность. Мама разворачивается на стуле и смотрит на него.

— Сегодня утром первое после выборов собрание, — говорит она.

— Ах, — вздыхает папа, и на его красивом лице отображается сочувствие. — Айви, мне очень жаль, что вчера так вышло. Это никак не связано с твоими способностями. Увы, не в первый — и не в последний! — раз к власти приходит недостойный ее шут. Остается лишь идти с высоко поднятой головой.

— Именно, — кивает мама так ожесточенно, что из ее французского узла чуть не выпадает прядь волос. Но не выпадает. Это же мама. — К тому же я не удивлюсь, если Брайан в конце концов сам уйдет с этого поста. Ведь он совершенно не создан для школьного самоуправления! Только ему надоест — и ты сможешь занять его место.

— Ну конечно! — весело подхватывает папа, будто в том, чтобы подчищать хвосты за Бони Махони ради президентства, нет ничего унизительного. — И помни, Айви: ожидания обычно пугают больше реальности. Наверняка сегодняшний день будет совсем не так плох, как тебе кажется. — Он кладет руку на спинку маминого стула, и они одновременно улыбаются, ожидая моего согласия, отчего их изображение на экране больше походит на фотографию. Идеальная команда: мама всегда спокойная и расчетливая, папа эмоциональный и жизнерадостный — и оба всегда уверены в своей правоте.

Беда моих родителей в том, что они никогда ни в чем не проигрывают. Саманта Стерлинг и Джеймс Шепард с самой встречи в Школе бизнеса Колумбийского университета были звездной парой, даже когда полгода спустя мой отец отчислился, решив заняться перепродажей домов. Он начал здесь, в своем родном Карлтоне, ближайшем пригороде Бостона, ставшем модным, как раз когда отец приобрел тут пару развалюх в викторианском стиле. Сейчас, двадцать лет спустя, он один из лучших агентов по недвижимости, которым всегда удается купить подешевле и продать подороже.

В итоге ни один из них не в состоянии понять, зачем может понадобиться выходной. Или даже несколько свободных часов.

Однако, глядя на эти пышущие оптимизмом лица, я не решаюсь им пожаловаться.

— Знаю, — говорю я, подавляя тяжелый вздох, — я просто пошутила.

— Отлично! — говорит мама, одобрительно кивая. — А что ты наденешь сегодня вечером?

— Платье, которое прислала тетя Хелен, — говорю я, чувствуя, что и ко мне возвращается прежний энтузиазм. Старшей сестре моей мамы уже под шестьдесят, но у нее просто отменный вкус — и куча свободных денег благодаря ее романам, ежегодно продаваемым тиражами в сотни тысяч экземпляров. Ее последний подарок — от бельгийского дизайнера, о котором я даже никогда не слышала, — самая стильная вещь в моем гардеробе. Сегодня я впервые в нем выйду.

— А что насчет туфель?

Ничего не поделаешь, к такому платью у меня нет подходящих туфель. Может, тетя Хелен выручит меня и с ними, когда продаст свою следующую книгу.

— Черные, на каблуках.

— Идеально, — говорит мама. — И кстати, насчет ужина: не ждите нас, мы приедем слишком поздно. Можете разморозить чили или…

— Я пойду в «Олив гарден» с Тревором, — перебивает ее Дэниел. — Сразу после тренировки по лакроссу.

Мама хмурится.

— Ты уверен, что успеешь?

Это намек моему брату, чтобы он изменил свои планы.

— Конечно.

Мама уже готова возразить, когда папа упирается костяшками пальцев в стол.

— Заканчивай, Саманта, — говорит он. — Тебе еще вещи собирать.

— Точно, — вздыхает мама. Когда дело касается сбора вещей, она ненавидит спешить, поэтому разговор заканчивается, и вдруг она добавляет: — Да, Айви, ты приготовила заметки для церемонии?

— Конечно. — Я корпела над ними почти всю неделю. — Я отправила их тебе по электронке еще вчера, помнишь?

— Да, помню. Речь просто чудесная. Но я имела в виду… — Впервые с начала нашего разговора мама выглядит неуверенной в себе, чего почти никогда не бывает. — Ты распечатаешь ее и возьмешь с собой? Я знаю, как ты… Я знаю, ты иногда нервничаешь перед большой аудиторией.

У меня скрутило живот.

— Я уже положила ее в рюкзак.

— Дэниел! — вдруг кричит папа. — Поверни компьютер, Айви. Я хочу поговорить с твоим братом.

— Что? Зачем? — возмущается Дэниел, пока я разворачиваю экран, а мои щеки начинают пылать от унижения. Я знаю, что сейчас будет.

— Так, послушай, сын. — Я не вижу папу, но представляю, как он старается принять суровый вид. — Ты должен пообещать мне, что ни при каких обстоятельствах не испортишь заметки сестры.

— Пап, я и не собирался… Черт! — Дэниел плюхается на стул и картинно закатывает глаза, а я всеми силами пытаюсь держать себя в руках и не швырнуть ему в голову свою чашку. — Давайте забудем про это, а? Вообще-то я пошутил. Я же не думал, что она и правда станет это читать.

— Это не обещание, — говорит папа. — У твоей мамы сегодня важный день. И ты знаешь, как ты тогда расстроил сестру.

Если они продолжат мусолить эту тему, я и правда не выдержу.

— Папа, все нормально, — говорю я напряженно. — Это была просто тупая шутка. Проехали.

— А по тебе не скажешь, — замечает папа. И он прав.

Я снова разворачиваю ноутбук к себе и растягиваю рот в улыбке.

— Да нет, правда. Я уже забыла.

Судя по отразившемуся на его лице сомнению, он мне не верит. Да и не должен. После вчерашнего унижения — да, конечно, я пока забыла о том, что случилось прошлой весной. Но нет, никуда мы пока не «проехали».

Ирония заключается в том, что та речь не была какой-то особенно важной. Я просто должна была произнести заключительное слово на весеннем шоу талантов, зная, что никто особо не будет меня слушать. Однако вся речь, как всегда, была у меня в распечатанном виде, потому что я всегда теряюсь при большом количестве народа и боюсь что-то упустить.

Только поднявшись на сцену перед всем классом, я поняла, что Дэниел украл лист с моей речью и заменил его другим — а именно страницей из последнего эротического романа тети Хелен о пожарных, «Пламя внутри». Я вдруг впала в какое-то паническое состояние и начала его читать. Вслух. Сначала в полной тишине, потому что озадаченная публика решила, что это часть шоу, а когда всем стало ясно, что это не так, — то под их истерический хохот. Наконец кто-то из учителей выбежал на сцену и остановил меня, как раз в тот момент, когда я описывала героя со всеми его анатомическими особенностями.

Я все еще не понимаю, как это произошло. Почему мой мозг дал сбой, а рот продолжал говорить? Но все случилось именно так, и это было просто ужасно. Особенно теперь, когда не осталось сомнений, что именно в тот момент вся школа начала воспринимать меня как посмешище.

А Бони Махони просто сделал этот статус официальным.

Папа продолжает читать нотации брату, хотя больше не видит его.

— У твоей тети невероятный творческий потенциал, Дэниел. Тебе очень повезет, если ты когда-нибудь будешь хотя бы наполовину так же успешен, как она.

— Знаю, — мычит Дэниел.

— Кстати, до отъезда я заметил, что она прислала нам сигнальный экземпляр книги «Ты не примешь удар на себя». Если сегодня вечером я услышу из нее хоть слово…

— Пап, хватит, — перебиваю я. — Вечер пройдет идеально. — Заглянув в широко раскрытые встревоженные глаза мамы, в которых словно отражаются все мои недавние неудачи, я придаю голосу уверенности. Мне нужно вернуться в колею и навсегда позабыть об этом взгляде. — Все будет так, как ты того заслуживаешь, мам. Я обещаю.