— Не знаю, Мелани. Все, что я знаю, так это то, что мистер Гендерсон ожидает тебя.

Я села.

— Можешь сказать мне, где мы встречаемся?

Записав то, что сообщила Нэнси, я положила трубку и, прежде чем встать, еще минут пять таращилась на телефон.

Быстро приняв душ и надев по такому случаю строгую юбку и блузку — как-никак мне предстояла встреча в адвокатском бюро, — я через новый мост выехала из своего района, Маунт-Плезант, и вскоре поставила машину на служебной парковке за нашим офисом на Саут-Брод-стрит. Заглянув по пути в пекарню на углу, я купила два пончика и большую чашку латте со взбитыми сливками. Хозяйка, Рут, уже начала раскладывать пончики по пакетам, когда в окно заметила меня, и к тому моменту, когда я вошла внутрь, она уже включила кофемашину.

— Доброе утро, Рут.

Рут улыбнулась, демонстрируя передний золотой зуб, ярко блестевший на лице цвета кофе с молоком.

— Как-нибудь, мисс Мелани, я приготовлю вам здоровый завтрак. Главное, дайте мне более двух минут, слышите?

Я положила деньги на прилавок и взяла пакет.

— К сожалению, у меня нет больше двух минут, но все равно спасибо, — сказала я с улыбкой. Слизав сверху взбитые сливки, я схватила свой латте и попятилась к двери.

— Вы худышка, просто кожа да кости, мисс. Это нехорошо, то, что вы едите. Вам нужны зелень и фрукты. А также мясо и яйца, чтобы нарастить на костях немного мясца.

— В следующий раз, — ответила я, открывая дверь. — Всего хорошего.

Адвокатские конторы находились в нескольких кварталах от Кинг-стрит, но я решила пройтись пешком, чтобы проветрить голову и морально подготовиться к тому, что меня ждет. Я зашагала на север, мимо современного гаража и нового офисного здания. Многие местные жители называли его или «брутальным», или «унылым». Я же, несмотря на глухое ворчание где-то на задворках моей головы, отказывалась видеть что-либо, кроме функциональности и грамотного использования пространства.

По привычке я избегала смотреть на исторические здания вдоль Кинг-стрит, что аккуратно выстроились вдоль так называемой «самой красивой торговой улицы в Америке».

Да, возможно, старые здания были по-своему прекрасны и еще лучше умели выкачивать из вас денежки, но то, что иногда глядело на меня из старых витрин, вынуждало смотреть прямо перед собой. То же самое с больницами. Я была вынуждена носить наушники, лишь бы не слышать голоса людей, которых могла видеть только я.

Шагая мимо узкой веранды с лестницей, ведущей наверх, где когда-то была жилая часть дома, я увидела на нижней ступеньке бледную молодую девушку, почти скрытую побегами гибискуса, что упорно цеплялись за облупившуюся краску. Я почти прошла мимо, как вдруг заметила, что ее кожа была почти полупрозрачной, а одежда — из другого века. Когда же я обернулась, она уже исчезла, лишь легкое покачивание большого красного цветка говорило о том, что она только что была там.

Вновь сосредоточив взгляд на тротуаре, я миновала новый Судебный центр, заодно вспомнив, какой фурор произвел в свое время его архитектурный проект, и нашла в следующем квартале адвокатскую контору «Дрейтон, Дрейтон и Дрейтон». Поскольку была суббота, величественная стойка ресепшена в фойе была пуста. Я стояла, размышляя, что мне делать, как вдруг большие двойные двери сбоку от стойки распахнулись, и в проеме показалась чья-то лысая голова. Заметив меня, немолодой мужчина нахмурился. Под его взглядом два пончика и большая чашка латте испуганно перевернулись в моем желудке.

— Мисс Миддлтон? — Он протянул холеную руку, и мы обменялись рукопожатием. — Я — Джонатан Дрейтон. Спасибо, что пришли. Прошу вас, входите.

Украдкой вытерев рот на тот случай, если на губах оставалась сахарная пудра, я последовала за мистером Дрейтоном в конференц-зал. Там за круглым столом сидели несколько человек, большинство из которых, как мне показалось, представляли вспомогательный персонал. Во главе стола восседал старший Дрейтон, которого я узнала благодаря нашим предыдущим деловым контактам. Одарив меня натянутой улыбкой, он поднялся с места.

— Мисс Миддлтон, рад видеть вас снова. Прошу вас, присаживайтесь, — произнес он и указал на стул во главе стола.

Я робко подошла ближе, внезапно насторожившись — почему я здесь и по какой причине должна сидеть во главе стола. Неужели всем этим знакам внимания я обязана тому факту, что старый дом на Трэдд-стрит попал-таки в наш реестр? Я села, скрестила в лодыжках ноги и сложила руки на коленях. При этом я была вынуждена надавить на колени как можно сильнее, чтобы мои ноги не выбивали обычную нетерпеливую чечетку.

Мистер Дрейтон сел на место, Джонатан Дрейтон — напротив него. В зале воцарилась тишина, и у меня вновь возникло нехорошее чувство.

Мистер Дрейтон заговорил первым:

— Мисс Миддлтон, прошу прощения за то, что заставил вас приехать сюда в субботу. Но ситуация слишком… особенная, и я не думаю, что в чьих-либо интересах ждать до понедельника.

— Ситуация? — Я крепко стиснула зубы, чтобы они не клацали.

— Да. Видите ли, мистер Вандерхорст, да упокоит Господь его душу, был не только старым клиентом этой фирмы, но и нашим дорогим другом.

Ничего не понимая, я недоуменно посмотрела на него. Оставалось лишь надеяться, что в эти мгновения я не похожа на оленя, выбежавшего под колеса автомобиля.

Откашлявшись, мистер Дрейтон заговорил снова.

— Как я понимаю, два дня назад вы нанесли мистеру Вандерхорсту визит, чтобы обсудить с ним вопрос о его доме — это так?

Я кивнула, чувствуя себя ребенком, сидящим за кухонным столом в отцовском доме и готовым получить от родителей неминуемую головомойку.

— Он каким-либо образом дал вам понять, что готов продать свой дом?

— Если честно, я не думаю, что такая мысль когда-либо приходила ему в голову. Я понятия не имела, зачем он пригласил меня туда. Мне показалось, что он просто одинок и ему не с кем поговорить. — Я посмотрела на свои руки и тотчас вспомнила фарфоровое блюдце с розочками и то, что когда-то оно принадлежало его матери. — Мистер Вандерхорст произвел на меня впечатление весьма милого человека.

— Вы помните, о чем шел разговор?

Я подумала о женщине и качелях в саду, и о том, что мистер Вандерхорст знал, что она там находится.

— Он упомянул, что его отец и мой дед были близкими друзьями и вместе учились в Гарвардской юридической школе, — сказала я. — Кажется, он также сказал, что мой дед был шафером на свадьбе его отца.

Мужчины понимающе переглянулись. Я выпрямила ноги и убрала с колен руки, намереваясь схватиться за край стола.

— В чем дело? Он позволил включить дом в реестр?

На этот раз заговорил Джонатан Дрейтон:

— Вам нравятся старые дома, Мелани?

Второй раз за два дня мне задали один и тот же вопрос. Я едва не расхохоталась, однако сдержалась, из опасения, что смех может легко превратиться в истошный вопль.

— Нет. Вообще-то нет. Честно говоря, я всегда считала их огромной тратой денег и пространства.

Мистер Дрейтон наклонился ко мне.

— Но разве ваша мать не выросла в доме Приоло на Легар-стрит?

— Да, но…

— И разве она не продала его после того, как ваша бабушка умерла, а сама она ушла от вашего отца?

— Да, но…

— Разве вы не переживали по этому поводу? Что вы, так или иначе, лишились своего законного наследства?

— Законного наследства? Вы о чем?.. — Я резко встала, и мой стул царапнул ножками ковер. Я вдруг как будто перенеслась в зал кривых зеркал. — Что здесь происходит? Я не понимаю, какое отношение внесение в реестр имеет к моей матери или ее дому!

Мистер Дрейтон нацепил на лицо нечто, что, по его мнению, должно было изображать успокоительную улыбку.

— Простите, мисс Миддлтон. Пожалуйста, сядьте. Я прошу прощения за то, что вы восприняли все как некое обвинение в ваш адрес. Просто я все еще потрясен внезапной кончиной моего друга и хочу убедиться, что тут все ясно. Как только вы услышите, почему мы пригласили вас сюда сегодня утром, вы поймете, почему мы хотели убедиться, что с вашей стороны не было никакого принуждения.

— Принуждения? — Я едва не рассмеялась. — Несмотря на мою репутацию, у меня нет привычки выкручивать руки потенциальным клиентам, особенно пожилым людям.

Смерив Дрейтона колючим взглядом, я опустилась на свой стул и выжидающе посмотрела на обоих.

— Итак, что там с реестром? Он готов?

Оба откашлялись и переглянулись, после чего Джонатан произнес:

— Не совсем. Похоже, мистер Вандерхорст оставил вам в наследство свой дом и все имущество.

Я подалась вперед. Казалось, стоит хорошенько прислушаться, и я смогу услышать в этом внезапно ставшем тесным конференц-зале тему из «Сумеречной зоны».

— О нет!

— Вообще-то, да.

— Но это ошибка. Видимо, он не был в здравом уме, или что-то в этом роде.

Мистер Дрейтон наклонился ко мне.

— Нет, никакой ошибки нет. Я лично присутствовал при составлении мистером Вандерхорстом завещания, вскоре после того, как вы ушли от него в четверг утром. Он был в здравом уме. — Дрейтон взглянул на своего сына, затем снова повернулся ко мне. — Не считая слов о том, что его мать одобрит такое решение. Если честно, на следующей неделе я планировал навестить его и постараться переубедить. Как я уже сказал, все это весьма странно.