— Хорошая коллекция, — одобрил он, поднимая на меня взгляд. — Надо же, такая утилитарная вещь, как замок, может быть красивой.

— Потому-то я их и собираю, — сказала я, ставя на стол чашку с кофейным напитком из цикория и рядом — две тарелки мейсенского фарфора из разных сервизов. — Я всегда считала, что умение создавать и восхищаться красивыми предметами — единственное, что отличает людей от животных.

Голубые глаза Джеймса смотрели на меня задумчиво. Он сел, отодвинув стул подальше от стола, чтобы поместились его длинные ноги, взял пакет, раскрыл его и протянул мне. Потом выбрал круассан для себя, прислонился к спинке стула, склонил голову набок и прислушался.

— Майлз Дэвис? — поинтересовался он.

Я улыбнулась.

— Либо это большой комплимент и вы подготовились к разговору, либо очень хорошо разбираетесь в джазе.

Он пожал плечами:

— Я недавно обращенный. Нахожу, что джаз успокаивает.

— Трудный период в жизни? — Я понимала, что выпытываю подробности, но не могла сдержаться. В Джеймсе словно чего-то недоставало. Я буквально подавила желание схватить его за плечи, потрясти и посмотреть, какая деталь в нем плохо привинчена.

— Можно и так сказать, — осторожно ответил он. — Я живу и работаю в большом городе. В городе, о котором не зря говорят, что он никогда не спит. Просто сейчас… много всего навалилось.

На лице Джеймса мелькнула натянутая улыбка.

Я отпила из чашки, пытаясь убедить себя, что пора отстать от него с вопросами. Впрочем, умение вовремя остановиться никогда не входило в список моих достоинств.

— Чем же вы занимаетесь?

— Строительством. Работаю в фирме отца. Мои сестры тоже там работают, в разных должностях.

— Сестры?

На этот раз его улыбка выглядела более искренней.

— Их у меня четыре. И все старшие.

— Сочувствую, — вырвалось у меня.

И чтобы не дать Джеймсу времени на встречный вопрос, быстро сменила тему, обойдя стороной «одолжение», о котором он собирался попросить. Я сомневалась, что у меня достанет душевных сил на удовлетворение каких бы то ни было просьб.

— Вы уже инвентаризировали бабушкин фарфор? Важно знать, полон ли он.

— Что значит «полон»?

Я вздохнула, напомнив себе, что Джеймс — мужчина и вряд ли понимает, что такое «набор на одну персону».

— Вы знаете, сколько там обеденных тарелок, хлебных тарелок, суповых чашек?

— А, вы имеете в виду набор на персону? Моя самая старшая сестра подумала, что мне может пригодиться эта информация, поэтому все сосчитала. Там двенадцать почти полных наборов из шести предметов, только чего-то не хватает.

— Посуда для подачи блюд есть?

Джеймс посмотрел на меня так, будто я заговорила на иностранном языке.

— Спросите сестру и дайте мне знать.

Я откусила кусочек круассана. Внезапно мне вспомнилось лицо матери и то, как она прижимала палец к губам.

— Это же хорошо, правда?

Я не сразу поняла, что он задает мне вопрос.

— Да, конечно. Чем полнее набор, тем он более ценен. Редко когда покупатель ищет недостающие предметы для своего сервиза. Большинство клиентов интересуют полные наборы.

Джеймс тоже откусил от круассана и вытер пальцы салфеткой. Посмотрел на меня вопросительно.

— Я хотел бы поехать с вами. В Апалачиколу.

Я уставилась на него, практически в уверенности, что он шутит. Однако глаза Джеймса смотрели искренне, даже умоляюще. Я опустила взгляд, качнув головой.

— Нет, невозможно. Это ужасно плохая идея по очень многим причинам, и главная из них — мне не нужна ваша помощь.

— Вы вчера сказали, что, может быть, видели такой узор раньше, в доме вашего дедушки. Там был один предмет или больше?

Пару секунд я гадала, слышал ли он мой ответ. Или, имея большой опыт споров с четырьмя сестрами, нарочно пропустил мимо ушей мои возражения?

— Я видела только один, — раздраженно ответила я. — И этот один я видела всего раз. Моя бабушка, наверное, нашла его на распродаже и купила из-за узора, потому что мой дед — пчеловод. Вероятно, она думала, что ему понравится рисунок с пчелами. Дед и сестра уже искали его в доме и не нашли. Поездка наверняка станет для меня пустой тратой времени, и вам совершенно незачем…

— Кто-то в вашей семье, возможно, знает, откуда этот предмет. И могут найтись другие, — настаивал Джеймс.

Я отхлебнула цикорий и обожгла язык.

— Если бы другой предмет существовал, я бы о нем наверняка знала. Я прожила вместе с матерью, дедом и бабушкой в их доме почти всю свою жизнь.

— А тот, что вы видели? Чашка, тарелка?

Настал мой черед разглядывать Джеймса, изучать его, точно покрытую трещинами этажерку, чьи секреты похоронены под вековой пылью. Джеймс Граф был не просто скучающим бизнесменом в поисках происхождения бабушкиного фарфора. За копной густых волнистых волос и темно-синими глазами что-то скрывалось…

Я не спеша откусила от круассана и стала медленно жевать.

— Суповая чашка, — наконец произнесла я.

Воспоминание об этом предмете заставило меня забыть, зачем ко мне пришел Джеймс и о чем меня спрашивает, и я принялась подробно объяснять.

— Пчелы нарисованы под каждой ручкой. Помню, что подумала тогда — они выглядят слишком настоящими, словно могут ужалить, если поднести палец слишком близко. — Я встретилась взглядом с Джеймсом. — Жаль, я не сообразила перевернуть чашку и посмотреть на клеймо. Иногда импортер добавлял собственное клеймо к клейму производителя, что делает фарфор еще более привлекательным для коллекционера. А еще это указало бы мне, являлась ли та чашка частью сервиза вашей бабушки. И сейчас, вспоминая рисунок, я сказала бы, что да, но не точно. — Я выпрямилась. — Да и не важно. Той суповой чашки нет, иначе сестра или дед нашли бы ее. Я еду в Апалачиколу лишь из уважения к мистеру Мэндвиллу.

Джеймс отпил свой напиток и нахмурился, глядя в чашку.

— Цикорий, — заметила я извиняющимся тоном. — Я пью только его, хотя, полагаю, мне следовало вас спросить. Те, кто не привык к его вкусу, говорят, что он напоминает помои.

Джеймс улыбнулся, и я вновь увидела морщинки у глаз, которые так не вязались с образом серьезного бизнесмена, каким я увидела его в первый раз.

— Все в порядке. Наверное, надо привыкнуть.

Он поставил чашку и подался вперед, беспокойно постучал пальцами по столешнице. Оглядел маленькую комнату, все собрания случайных вещиц, которые нашли у меня приют. Даже лампы по обеим сторонам от викторианского дивана сделаны из непарных канделябров. Меня с детства привлекали выброшенные за ненадобностью вещи, обычные предметы, в которых можно разглядеть красоту, только если как следует к ним присмотреться.

— Я понимаю, моя просьба поехать с вами в Апалачиколу звучит странно, — сказал Джеймс. — И я не хотел бы подкупать вас обещанием сделки, чтобы вы согласились. Но, как я уже намекнул мистеру Мэндвиллу, работа с предметами из дома моей бабушки может быть очень выгодна для вас обоих.

Он вновь улыбнулся, и я задалась вопросом: знает ли он обезоруживающую силу своей улыбки и то, как она начала работать в его пользу еще до того, как он заговорил.

— Я хотел бы, чтобы вы знали… это важно для меня, я очень хочу заняться этим поиском.

— Вы так любили бабушку? — Я смягчилась, подумав о своем деде, вспомнив тепло его ладони, держащей мою, и аромат меда, словно впитавшийся в его кожу. Я подумала, как сильно по нему скучаю и как наша разлука болезненна для обоих.

— Да. Она страдала от деменции и последние восемь лет не выходила из дома, так что ее смерть не стала для нас неожиданностью. Но я делаю это не потому. — Джеймс нервно сжал и разжал кулаки. — Я уже упоминал, что взял отпуск. Мне отчаянно нужно… чем-то отвлечься.

— Моя работа — не развлечение, мистер Граф! — возмущенно заметила я. — Это серьезное дело, требующее всего моего внимания, поэтому я занимаюсь им одна. Ваше присутствие будет мне мешать. Я не была дома очень давно, и на то есть причины. И если уж я вынуждена туда ехать, то мне лучше поехать одной.

Он внимательно слушал.

— У вас много скелетов в шкафу, Джорджия?

Если Джеймс и заметил круги под моими глазами, то наверняка гадал, как в жизни такого обыкновенного человека, как я, могут быть призраки и скелеты.

Их и не сосчитать.

— Мой ответ — «нет». Ясно? Я оставлю вам несколько каталогов. Займете себя их просмотром и, может быть, найдете узор. Вот вам и отвлечение. Мы встретимся, когда я вернусь, и обсудим результаты.

Я поднялась и принялась убирать со стола. Джеймс тоже вежливо встал. Вероятно, его научили этому мать, бабушка или сестры… или другая женщина в его жизни. Может быть, он женат. Правда, кольца у него я не заметила, но теперь многие их не носят. Подтверждение тому — коллекция выброшенных обручальных колец в стеклянной раме у меня в ванной.

Джеймс взял чашки и, пройдя за мной в кухню, осторожно поставил их в раковину. Не оборачиваясь, посмотрел в высокое окно, выходящее на желтую стену соседского дома. Его руки сжали край раковины.

— Наверное, я мог бы пригрозить, что решу свои вопросы в другом антикварном салоне… но не хочу.

— Уверена, в таком случае мы пожалеем об упущенной сделке, но в той же степени уверена, что не пропадем.