— Цезарь не хотел бы, чтобы я убегала, словно перепуганное дитя, — отозвалась Клеопатра. — Всегда можно найти способ без особого риска взглянуть опасности в лицо. Мне совершенно не обязательно появляться на Форуме в своем обличье.

Архимед улыбнулся — впервые за все это время.

— Ты — все та же маленькая девочка, которая мечтала удрать из дома с тем рабом, Спартаком. Ты никогда не изменишься.

Теперь толпы людей — и римлян, и чужеземцев — вливались на Форум, и каждый оплакивал Цезаря в соответствии со своими обычаями. Медленно шли иудеи в длинных черных одеяниях и поношенных шапочках, а их женщины что-то жалобно вопили на странном, гортанном языке. Белокурые галлы и бритты в штанах воздевали к небу золотые кирасы и издавали короткие пронзительные крики.

На Священную улицу рысью выехали римские стражники, с пением труб и криками: «Дорогу телу Цезаря! Дорогу нашему вождю!» Толпа расступилась. Появилась процессия магистратов, возглавляемая Антонием и его солдатами; они везли тело Цезаря на погребальной колеснице из слоновой кости. За ними шли музыканты, играющие траурную музыку. Далее несли одежды, в которые Цезарь облачался во время триумфов. Клеопатра узнала их, потому что эти одеяния были выставлены в кабинете Цезаря и Цезарь их ей показывал.

Длинная процессия медленно и торжественно двинулась к ростре; у ростры тело спустили с колесницы. Цезарь был облачен в пурпурную тогу с золотой отделкой. В головах у него повесили изорванную, окровавленную одежду, которая была на диктаторе в момент его смерти. Теперь она колыхалась на ветру, словно призрак. Четыре человека принесли из храма Венеры Родительницы изваяние богини, чтобы она взирала на погребальный костер, как статуя Помпея взирала на убийство, — так перешептывались в толпе.

Антоний взобрался на ростру и потребовал тишины. На нем сейчас была сенаторская тога, и он выглядел как объятый скорбью государственный деятель, а не как яростный воитель. Он вскинул руки, и толпа стихла.

— Многие из вас просили меня сказать сегодня вечером надгробную речь, чтобы почтить нашего павшего вождя. — Голос у Антония был столь же могуч, как его тело. Низкий и глубокий, он эхом разносился над площадью, над головами и без того взбудораженной толпы. — Но, быть может, лучшее, что я могу сделать для Цезаря — дабы вы знали, как сильно он любил граждан Рима, — это огласить перед вами его завещание, которое прочитала мне сегодня его убитая горем вдова. Граждане Рима! Кто наследник Цезаря?

— Ты, Марк Антоний! — раздались голоса. — Теперь мы последуем за тобой!

Антоний рассмеялся, встряхнув головой.

— Нет, друзья мои, не я — наследник Цезаря. Не я — но вы, все вы! Наш великодушный и всезнающий Цезарь оставил каждому римскому гражданину, будь он богат или беден, по три слитка золота из своего состояния.

Толпа радостно завопила. Какая-то женщина, стоявшая неподалеку от Клеопатры, прижала к себе маленького ребенка и расплакалась. Антоний вновь потребовал тишины.

— Но это еще не все. Он также оставил свои земли за Тибром под устройство общественного парка — ради вашего удовольствия и в память о нем.

Теперь толпа принялась скандировать: «Цезарь, Цезарь, Цезарь! Смерть убийцам!» То и дело слышались обращенные к Антонию выкрики с требованием помочь растерзать тех, кто поднял руку на их вождя. Даже солдаты, до этого момента стоявшие по стойке «смирно», принялись кричать: «Отомстим за Цезаря! Отомстим за Цезаря!»

Антоний покачал головой, как если бы он согласен был с этими пожеланиями, но даже не попытался ничего предпринять.

— Граждане и солдаты, вспомните: Цезарь не был человеком мести. Он был человеком милосердия. Один раз он уже простил многих из тех, кто вонзил в него свои кинжалы, в безоружного и беззащитного, — он простил их после того, как они выступили против него на стороне Помпея. Он мог убить этих людей, но не сделал этого. Он простил их и содействовал их процветанию, думая, что милосердие вызовет ответный отклик с их стороны. Но давайте же еще скажем о том, каким человеком был Цезарь. Граждане, он кормил вас, кормил на свои деньги, которые мог бы использовать для собственного обогащения, разве не так? Он делил с вами все свои победы и все свои сокровища. Он давал вам зерно, масло, вино и деньги. Не только своим любимцам, но всем, чтобы каждый мог забрать домой часть славы Рима и накормить свою семью.

Теперь римляне, стоявшие вокруг Клеопатры, плакали, и ей тоже хотелось заплакать. Архимед замер рядом, не касаясь ее, и молча слушал надгробную речь своему сопернику, человеку, причинившему ему так много боли. И все же Архимед был здесь — как всегда, когда она нуждалась в нем. Он поклялся ее отцу защищать царскую семью и, несмотря на все то, что Клеопатра сделала с ним, остался верен этой клятве. Клеопатра обхватила себя руками, пытаясь успокоиться.

Антоний тем временем продолжал:

— Друзья, Гай Юлий Цезарь родился шестьдесят шесть лет назад в Риме, который был тогда союзом городов, расположенных в основном в Италии. Рим, который он оставил нам, — это государство, превосходящее все мечты и чаяния смертных. Теперь Рим — повсюду, и все благодаря тому, что Цезарь триумфальным маршем прошел по миру и дал ему имя Рима. И он, в своем милосердии и своей мудрости, не стал попирать тех, кого завоевал, а помог им подняться и сделал их гражданами, сенаторами, государственными деятелями. Он сделал это, несмотря на противодействие своих врагов в Сенате, тех самых людей, которые сегодня выплеснули свою ненависть на его бездыханное тело. Почему? Да потому, что они боялись его честолюбивых устремлений! Друзья, Юлий Цезарь сделал простого человека царем, хотя вот здесь, на этом самом месте, он на глазах у всего Рима отверг честь, предложенную ему лично. И все же они убили его. Граждане! Кто убил Цезаря?

Толпа принялась выкрикивать имена убийц: «Брут! Кассий! Каска! Цимбер!»

— Да, мы знаем их имена, но я спрашиваю не об этом. Кто они? Они — те, кто больше всего выиграл от побед Цезаря, от трудов Цезаря, от походов Цезаря, когда он с риском для собственной жизни присоединял к государству новые земли. Вот кто его убийцы. Они убили человека, обеспечившего их жизнь. Граждане, наш отец мертв. Человек, положивший конец гражданским войнам в нашем городе, давший нации мир, человек, завоевавший весь свет для нас и ради нас, — этот человек мертв. Цезарь был нашим спасением, и вот он убит. Граждане! Пусть же каждый оплачет его, как оплакивал бы родного отца. Ибо он был нам истинным отцом. Не просто «отцом отечества», каковым его провозгласили, но и отцом каждого римского гражданина. Юноши, плачьте, ибо теперь вы лишились родителя, под чьим крылом вы могли бы вырасти и сделаться настоящими мужчинами. Женщины Рима, рвите на себе одежды, ибо вы лишились покровителя, что мог защитить вас. Старики! Вы сейчас печалитесь более всех, ибо это на ваших глазах Рим благодаря стараниям Юлия Цезаря поднялся на недосягаемую высоту. За свою жизнь вы видели множество войн, войн, которые Цезарь успешно завершил. Но что будет теперь? Граждане, я встретился с убийцами Цезаря.

Теперь толпа разразилась гневными воплями и улюлюканьем; Антония освистывали и называли предателем. Собравшиеся кричали, что убьют его, и сделают это во имя Юлия Цезаря и всего Рима. Антоний же в ответ на эти крики лишь покачал головой, все так же медленно и понимающе, показывая, что разделяет их чувства, но не вполне согласен с ними.

— Граждане, убийцы Цезаря, наши «освободители», первыми пожалели о его кончине.

При этой неожиданной вести по толпе пробежал ропот, и Антонию в очередной раз пришлось призвать собравшихся к тишине.

— Вы спросите, почему они сожалеют о человеке, чью жизнь сами же и оборвали? — Антоний широко улыбнулся, как будто дошел до кульминационного момента какой-то длинной шутки. — Они сожалеют потому, граждане, что каждый из них был назначен на свою нынешнюю должность Цезарем. Убив Цезаря и объявив об упразднении всех введенных им законов, они тем самым — согласно конституции — лишили себя своих должностей.

Антоний сделал паузу, чтобы слушатели успели осознать иронию ситуации. Клеопатра видела, как мужчины объясняли суть дела сыновьям и женам и как на лицах проступали невеселые улыбки.

— Граждане, вот с чем мы столкнулись, — продолжил Антоний. — Пытаясь удержать свои посты, убийцы Цезаря, наши «освободители», теперь спорят, что бы им сделать, дабы сохранить законодательное наследие Цезаря.

Он печально покачал головой.

— Как странно: они поняли мудрость правления Цезаря лишь после того, как убили его. А с чем же остались мы, друзья мои? Нам осталось наследие Цезаря, вписанное Цезарем, во всем его величии, в римскую историю, — даже его убийцы поняли, что трогать это нельзя. Осталось все — вот только теперь с нами нет уже Цезаря, который мог бы вести и направлять нас. Он был не молод и не отличался богатырским здоровьем, но собирался три дня спустя снова выступить в поход, дабы завоевать во имя Рима — ради вас, граждане, — бескрайние варварские земли, Парфию, что уже много десятилетий угрожает безопасности вашего государства. Цезарь мечтал, чтобы вся земля стала Римом, чтобы каждый свободный человек был римским гражданином, чтобы каждый ребенок, рожденный в этих землях, добавлял им славы. Вот каковы были его честолюбивые устремления. И мы знаем теперь, что все его честолюбие зиждилось на его великой любви ко всем нам. Граждане, человек, о котором пророческие книги сказали, что именно ему суждено победить парфян, убит! И теперь те, кто остался жив, должны взять на себя исполнение его стремлений — в память о нем, но уже без его руководства, и молить богов, чтобы они даровали нам хотя бы часть мудрости, силы и гения, которые были явлены в Цезаре.

Клеопатра схватила Архимеда за руку.

— Он же называет себя преемником Цезаря!

Архимед отобрал руку и смерил Клеопатру холодным взглядом.

— Хотелось бы мне знать, кузина, какими именно способами ты готова поддержать его притязания?

Клеопатра уже готова была отчитать родича за дерзость, но тут что-то сверкающее пронеслось по небу, словно стрела, выпущенная из лука. Все запрокинули головы, провожая взглядами небесного скитальца, комету с горящим белым хвостом, распоровшим ночную тьму. Два авгура кинулись к ростре. Антоний наклонился, дабы выслушать их. Теперь все глаза были прикованы к нему, но собравшиеся молчали, пока Антоний сам не нарушил молчание.

— Только что царь священнодействий сообщил мне, что Цезарь взошел на небо и занял свое место среди богов.

При известии о вознесении диктатора на небеса граждане Рима хором ахнули. Антоний взглянул на звезды, словно искал там еще какой-то знак, еще одно послание от духа Цезаря, но небо осталось темным.

— Лично я буду молиться Цезарю, — сказал Антоний. — Не за себя, ибо Цезарь и так знает, что у меня в сердце. Нет, я буду молиться за его убийц. Я буду молиться, чтобы теперь, когда Цезарь восседает среди богов, он остался таким же милосердным и снисходительным, каким был в своей смертной жизни.

На мгновение воцарилась тишина, а затем людской поток хлынул к погребальным носилкам; люди шли и шли, сваливая свои подношения в кучу. Мужчины кинулись к портикам, где проходили заседания магистратов, и вытащили оттуда скамьи, предназначавшиеся для судей и зрителей, дабы использовать их для погребального костра. Антоний отступил в сторону, а солдаты поднесли к образовавшейся груде факелы, огонь мгновенно вспыхнул и разгорелся. Всякое подобие порядка исчезло; люди давили друг друга, чтобы успеть добавить свои подношения к числу сокровищ, отданных Цезарю.

Мимо Клеопатры пронесся какой-то юноша, по виду явный провинциал, спешивший предложить свой скромный дар — сельскохозяйственные инструменты.

— Мы уходим, — сообщил Архимед, ухватив Клеопатру за руку и увлекая за собой. — Не спорь. Иначе мне придется применить силу, а уж в Александрии делай со мной что хочешь.

Клеопатра знала: если она уйдет, то может распроститься со всеми надеждами, со всеми планами, которые они строили совместно с Цезарем. Стоит ей повернуться спиной к этому костру, как все, чего она успела добиться за свою жизнь, развеется пеплом и она должна будет начинать с самого начала. Будущее превратится в карту неведомых земель, на которой ей снова придется чертить безопасный путь для себя, своего сына, своего народа.

— Я не могу уйти, — возразила она. — Отвези Цезариона в Египет и жди меня там.

— Да, государыня, — со сдержанной насмешкой отозвался Архимед. — Поскольку у тебя нет врагов, ни в Риме, ни дома, я уверен, что вы оба будете в полнейшей безопасности.

Клеопатра понимала, что он прав, что она действительно должна распроститься со своими мечтами. Или, по крайней мере, с этой их частью. Она обязана вернуться в Египет, чтобы составить новые планы. Поэтому царица позволила Архимеду провести ее через толпу, стараясь держаться поближе к нему, чтобы его тело служило щитом против людского потока, стремившегося отнести их обратно, к телу Цезаря. Архимед за руку тащил ее прочь, а Клеопатра едва могла дышать. Они протолкались через столпотворение, мимо базилики, посвященной Юлии, которую граждане ныне разносили, добывая дрова для погребального костра ее отца, мимо храма Венеры — того самого, в котором стояло изваяние Клеопатры. «Интересно, сколько эта статуя еще здесь простоит?» — подумалось Клеопатре. Ей вдруг представилось, как статую забирают и бросают в костер и золото покрывает тело Цезаря, словно и ее сожгли вместе с ним.

Архимед выволок царицу к выходу с Форума. Они были единственными, кто сейчас уходил; на мгновение они остановились и оглянулись на ростру, где стоял Антоний, наблюдая за тем, как его соотечественники превращают погребальный костер в настоящую огненную звезду. Хотя толпа вышла из повиновения и люди крушили Форум, сражаясь друг с другом за право оказать Цезарю последние почести и выкрикивая призывы к мести, Антоний высился среди простых смертных, не выказывая ни тени страха и даже не пытаясь уклониться от нарастающего жара. И в этот миг он впервые напомнил Клеопатре самого Цезаря.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

АЛЕКСАНДРИЯ

Восьмой год царствования Клеопатры

Клеопатра нервно расхаживала по палубе. Их плавание длится всего день. Погода неблагоприятна. Над головой ни облачка, но небо серое и угрюмое. Если сейчас налетит буря, она будет стремительной и смертоносной.

Клеопатра чувствовала себя неважно. Ее желудок бунтовал, не принимая никакой пищи, даже самой легкой, и царица сделалась даже более худой, чем в юности. Она не знала, в чем причина: то ли в постоянном беспокойстве, то ли в том, что теперь в ее жизни не было мужчины, ради которого ей хотелось бы выглядеть женственно.

Клеопатра провела руками по бокам, ощутив под ладонями выступающие кости таза. Потеря веса беспокоила ее. Болезни были сейчас непозволительной роскошью. Ее сын — еще совсем малыш, а его отец мертв. После трагедии, обрушившейся на нее, после смерти Цезаря Клеопатра возвращалась в страну чумы и голода. Нил в этом году не разлился. Посевы не взошли. Все больше людей умирало голодной смертью. В самой Александрии чума, много лет поднимавшая голову в портовом районе, вырвалась на свободу и принялась за свое дело, добравшись до самых укромных уголков. Повсюду валялись тела, покрытые гнойниками; больничные повозки собирали их и увозили за пределы города, туда, где не угасая горели костры для сожжения трупов. День и ночь бушевало пламя, вскормленное кровью египтян, евреев, греков; в огне их плоть сплавлялась воедино — о тысячелетних погребальных обрядах этих народов сейчас никто даже не вспоминал.

Египет сжимали тиски тьмы. Еще худшая беда маячила у границ. Антоний изгнал убийц Цезаря из Италии, и теперь Марк Брут и Кассий обосновались в восточных землях, угрожая царству Клеопатры. У Кассия, прячущегося где-то возле пределов Египта, хватило наглости прислать к Клеопатре гонца. Он требовал, чтобы Клеопатра отпустила к нему легионы, которые Цезарь отослал в Александрию, чтобы укрепить свои позиции. Кассий заявил, что, если царица не исполнит его просьбу, он двинется на Александрию. Мало того, если она не окажет ему поддержку всеми своими силами — войском, флотом и сокровищами, — он возведет на египетский престол ее ссыльную сестру, Арсиною.

Хотя у Клеопатры не хватало сил, чтобы противостоять легионам Кассия лицом к лицу, она все же решила не оказывать ему поддержки и не выполнять его требований. В ответ она отослала послание, состоявшее всего из одной фразы: «Мудро ли со стороны убийцы Цезаря просить о поддержке мать сына Цезаря?» А затем возложила все свои надежды на Антония, который также попросил ее о помощи.

И теперь, отплыв к нему в Малую Азию с шестьюдесятью военными кораблями, она окончательно бросила жребий и надеялась, что не прогадала.

После смерти Цезаря все цивилизованные люди — и царица Египта в том числе — с нетерпением ждали, когда же станет ясно, кто победил в схватке за наследство Цезаря. Мир раскололся на части. Казалось, единственный, кто способен собрать его воедино, — это Антоний. Клеопатра была уверена, что ее надежды оправдаются. Кроме того, ей окончательно надоел римский кулак, выжимающий из Египта все соки и постоянно принуждающий к чему-то ее самое.

И вот теперь она плыла, чтобы ответить на призыв римлянина о помощи, плыла, поставив на карту свою жизнь, свой флот, свой народ.

Целый год она следила с переполошенных берегов Египта за ходом борьбы за власть. Царице не терпелось увидеть ее исход. За прошедшее время все претенденты явили свое истинное лицо, однако никто не сделал этого с такой ясностью, как наследник Цезаря, Октавиан. Антоний и Лепид недвусмысленно выступили против убийц диктатора, в то время как Октавиан, объявивший себя новым Цезарем, пытался усидеть на двух стульях сразу. Он продал все унаследованное от Цезаря имущество и использовал эти средства, дабы подкупить солдат Цезаря и привлечь их на свою сторону. Он выплатил всем гражданам деньги, оставленные им по завещанию, а остаток пустил на устройство пышнейших игр в Риме — якобы в честь Цезаря, а на самом деле для того, чтобы обеспечить себе поддержку.

С другой же стороны, Октавиан заключил союз с некоторыми из врагов и убийц Цезаря; особое внимание он уделял Цицерону, играя на тщеславии старика и обращаясь с ним как со своим наставником.

Клеопатре и ее советникам пришлось немало потрудиться, чтобы разобраться во всех этих хитросплетениях: полководец, правая рука Цезаря, находился ныне в состоянии войны с наследником Цезаря, а тот заключил союз с убийцами Цезаря и при этом претендовал на то, что он — новый Цезарь. Ну и головоломка! В конце концов до египтян дошли известия о том, что убийцы Цезаря вместе с примкнувшим к ним Октавианом сошлись с войсками Антония в битве под Мутиной и Антоний вроде бы потерпел поражение.

Но Антоний, отступив, собрал такую большую армию, равной которой Рим еще не видал. Когда Октавиан сообразил, что Антония в открытом бою больше не разобьешь, он отправил свою мать, Атию, к матери Антония, Юлии, для тайных переговоров о союзе. И так, при посредничестве матерей, Антоний и Октавиан встретились на реке По и объявили о создании нового триумвирата, в который включили также и Лепида, главный источник их финансирования. Антоний скрепил этот союз, отдав Октавиану в жены свою падчерицу, Клодию. А затем Антоний со своим девяностотысячным войском вступил в Италию и вышвырнул убийц на восток.