— А где Агенобарб? Ему настолько плохо, что он не в состоянии присутствовать на совете?

Канидий и Сосий едва заметно переглянулись. Эти взгляды не ускользнули от внимания Клеопатры. Сосий наконец произнес:

— Сегодня утром Агенобарб украл маленькую лодку и поплыл к Октавиану.

— Он очень болен, — добавил Канидий. — Я думаю, что его рассудок помрачился от лихорадки.

— Когда я видел его в последний раз, он был настолько слаб, что оказался не в состоянии отсалютовать мне. А теперь вы говорите, что он сам поплыл на лодке через залив?

В голосе Антония было больше недоверия, чем гнева.

— Совершенно верно.

— Ну что ж, скатертью дорога. Одним больным, о котором нужно заботиться, меньше. Пошлите вслед за ним шлюпку с его вещами и с письмом, что это, мол, привет от меня.

— А это действительно нужно? — спросила Клеопатра.

— Я не хочу, чтобы он воображал, будто о нем тут будут жалеть! — огрызнулся Антоний. — Выполняйте приказ! — прикрикнул он на одного из своих секретарей. — Проследи, чтобы это было исполнено, и немедленно!

Антоний обвел взглядом всех присутствующих, включая Клеопатру.

— Ну, желает ли еще кто-нибудь присоединиться к нашим коллегам на той стороне залива, прежде чем мы перейдем к обсуждению нашей стратегии?

Никто не шелохнулся, но от вопроса Антония в шатре воцарилось физически осязаемое ощущение неловкости.

— Квинт Деллий, тебя удовлетворяет качество здешнего вина? Или любовь к хорошей выпивке скоро толкнет тебя в объятия наших врагов?

— Лучше кислое вино, чем кислый виноград, император, — парировал Деллий и улыбнулся, пытаясь сделать вид, что это шутка.

Антоний словно бы никак на нее не отреагировал, но реплика Деллия тоже повисла в воздухе.

— Деллий, это бестактно, — сказала Клеопатра.

— Это была шутка, царица, — холодно отозвался Деллий.

Антоний кашлянул, призывая присутствующих к порядку.

— Очевидно, мы не можем больше оставаться здесь, в этой кишащей насекомыми дыре. Мы должны вырваться отсюда, даже если это потребует от нас значительных жертв.

— Император, я изучил карты и подсчитал наши силы, — начал Канидий. — Почему бы нам не оставить флот здесь, в заливе и не схватиться с Октавианом на суше? Наши сухопутные силы примерно равны, а никто не командует конницей и пехотой лучше, чем ты. Легионы Октавиана восемь лет воевали на море против пирата Секста. У него сильные гребцы и дисциплинированные команды. На море нам не победить. Но на суше ему никогда не удавалось разбить тебя. Ему не хватает для этого ни опыта, ни ума.

Антоний промедлил с ответом, но Клеопатра знала, что он не сможет согласиться с этим планом. Канидий — и никто из этих людей — не знал, что флагманский корабль Клеопатры, «Антония», являлся плавучей сокровищницей. В его трюме в надежно запертых сундуках, под охраной преданных царице гвардейцев-македонян хранились пятьсот фунтов золота, множество алмазов и других драгоценных камней и двадцать тысяч талантов. Никому из римлян, за исключением Антония, Клеопатра не доверяла настолько, чтобы позволить узнать об этих сокровищах или допустить их к охране. Стражники, охранявшие ценности, происходили из семейств, которые верно служили Птолемеям на протяжении многих поколений, поставляя солдат в их дворцовую гвардию. Это были люди царицы, и только им она верила. Многие из них находились рядом с ней уже двадцать лет, еще со времен ее изгнания.

Так что о том, чтобы бросить корабль-сокровищницу, равно как и о том, чтобы оставить флот, не могло быть и речи. Но Антоний не мог объяснить этого своим офицерам.

— Не меньше половины наших гребцов умерли! — попытался убедить его Канидий. — Оставшиеся в плохой форме. У нас не хватит ни продовольствия, ни лекарств, чтобы привести их в нужное состояние. Кто будет грести?

— Император, нам трудно понять, почему человек с твоим опытом не желает сражаться на суше. Неужто ты принес клятву верности Нептуну и она заставляет тебя воевать с врагом исключительно на море?

Деллий произнес это так, что даже Антоний рассмеялся. Заслышав смех императора, некоторые из его людей присоединились к нему. Клеопатра теперь относилась к Деллию с большим подозрением, но рада была той капле веселости, которую он привнес в ход совещания.

Деллий же продолжал:

— Юлий Цезарь часто говорил, что ты был его собственным счастливым талисманом на поле боя. В делах войны он уважал тебя, как никого другого, — по крайней мере, так мне всегда казалось. — Деллий бросил на Клеопатру взгляд, преисполненный язвительности. — Конечно, я никогда не был настолько близок с Цезарем, как некоторые.

Канидий мгновенно вмешался в разговор, чтобы предотвратить любую реплику царицы.

— В том, чтобы оставить флот, нет ничего позорного. Враг контролирует море. А вот забрасывать наземные силы или впустую расходовать их в бесполезных морских стычках, — это преступление. Войну следует вести на суше. И не могу не отметить — при всем уважении к ее величеству, — что в наземной войне присутствие царицы не пойдет нам на пользу.

Он повернулся к царице — ее верный римский поборник — и негромко, но твердо произнес:

— Было бы лучше, если бы царица отступила по суше через Пелопоннес или попыталась уплыть, как только мы отведем войска от залива.

Клеопатра ждала, что скажет Антоний.

— Это будет к лучшему, — добавил Канидий, глядя теперь не на царицу, а на Антония. — Боевой дух римских легионов значительно возрастет. Если ты хочешь просить людей держаться, тебе следует считаться с их желаниями.

— А та половина армии, которая состоит не из римлян? — спросил Антоний. — Как насчет их желаний? Если царица уйдет, многие из них пожелают последовать за ней. Кроме того, она наш союзник, а мы не отсылаем наших союзников прочь.

«Еще бы! — подумала Клеопатра. — Если он избавится от меня, то лишится и своих денег. Антоний пытается сообщить об этом своим офицерам, не называя вещи своими именами. Но они думают, что он избегает войны на суше из уважения ко мне». Она знала, что должна что-то сказать, чтобы хотя бы частично развенчать эту идею, остановить яд, пока он не покинул пределов шатра.

— Канидий Красс, если мы бросим наш флот, враг полностью возьмет море под свой контроль. Он сможет блокировать нас повсюду, куда бы мы ни направились. Чтобы построить корабли, нужны деньги и время. Ты действительно хочешь получить армию без флота? Мы ведь сделаемся беззащитными.

— Царица совершенно права, — вмешался Антоний. — Мы не станем отказываться от одного из главных наших преимуществ. Я считаю, что вести войну в нынешних условиях затруднительно. Люди ослаблены. Боевой дух падает, а число больных и дезертиров возрастает. У нас есть шансы перегруппировать силы и выиграть, но для этого нам нужно вывести нашу армию из болота. Я предлагаю покинуть этот залив и потратить зиму на сбор новой армии и припасов. Пусть Октавиан сидит себе в Греции. Пусть его солдаты и моряки страдают от всех тех унижений, которые терпели на протяжении последних месяцев мы. Для нас же выгоднее всего будет уйти и вступить в бой в более подходящее время.

— Но как, по мнению императора, мы уйдем отсюда? — спросил Сосий. Во время совещания он держался незаметно и теперь выглядел не особенно счастливым. — Мы же заперты здесь.

— Помните наше поражение под Фрааспе? Мы тогда очутились в тяжелом, если не сказать отчаянном положении. Я приказал отступать. В результате мы провели очень приятную зиму в Сирии, ели и пили за счет царицы, а на следующий год вернулись и одержали победу.

— История повторится, — пообещала Клеопатра. — Я уверена, что каждый из вас найдет в Александрии пристанище по своему вкусу.

— В том, что касается подробностей, положитесь на нас, — сказал Антоний, имея в виду себя и царицу. — Мы должны покинуть это место в течение недели.

На протяжении всего лета жара и влажность давили на рассудок Клеопатры, словно они были молотом, а Амбракийский залив — наковальней. Ей страстно хотелось выбраться отсюда. Она жила в непрестанном предвкушении того мига, когда ее корабли вырвутся из-под двойного гнета — влажной духоты и флота Октавиана, державшего их на берегах Акция, словно в плену.

Клеопатра не бродила в малярийном чаду, как большая часть войска. У нее было такое ощущение, как будто незримые силы выдавливают жизнь из ее тела. Если бы только ей удалось бежать! Тогда она снова смогла бы дышать и мыслить ясно!

Они ожидали предвестников хорошей погоды, ясного неба и восточного ветра, который должен был принести юго-западный бриз, известный под названием мистраль. В конце концов после бесконечно долгих часов наблюдения за небом они с Антонием увидели кроваво-красный закат — благоприятное предзнаменование для мореходов, — и Антоний объявил, что завтра они наконец-то выберутся отсюда.

Той ночью Клеопатра смотрела, как двести ее кораблей — кораблей, ради которых она торговалась за каждое бревно, за проектированием и постройкой которых неустанно наблюдала, за которые платила, чтобы укомплектовать команды лучшими гребцами, — как эти корабли уничтожаются чудовищным пламенем. Моряки пропитали отполированные балки, доставленные с Кипра, горючим маслом, а затем швырнули на них факелы. Армия стояла на берегу — отсветы пламени плясали на красных, потных лицах солдат — и смотрела, как горят эти великолепные, огромные корабли. У них не осталось людей, которые могли бы вести эти суда, и лучше уж было уничтожить их, чем отдавать врагу. Клеопатра знала, что Октавиан наблюдает за происходящим, и надеялась, что он не разгадал их план.

— Как только мы доберемся до Египта, мы начнем все сначала, — сказал Антоний, чувствуя ее печаль.

Они с Клеопатрой стояли и смотрели, как флот, созданный такими трудами, превращался в скопище огромных черных остовов, которым отныне суждено было стать призраками этих берегов.

— Мы отдохнем, дадим людям набраться сил на добром греческом вине и сытной пище, под солнечным небом Египта, и начнем набирать новых солдат.

— Я сразу же закажу древесину для новых кораблей, — сказала Клеопатра, отвернувшись от пламени.

Но свет заливал лагерь, и в нем было светло, как днем.

— Что же касается новых солдат, то они рождаются каждую минуту, — добавила царица. — Мы разошлем вербовщиков повсюду, вплоть до Индии, если понадобится. Все равно мы привозим некоторые пряности из тех земель. Раз мы ввозим кумин, что мешает нам ввезти и людей? Мы создадим им такие условия, что они решат потрудиться ради этого.

— И научат нас тем загадочным идеям, которые так очаровали Александра, — заметил Антоний. — Говорят, они владеют тайнами, которые помогают мужчине и женщине во время соития соприкоснуться с самими богами.

— Да, это знание, за которое стоит заплатить, — отозвалась Клеопатра, попытавшись улыбнуться ему, как прежде.

Она все старалась показать ему, что потом, когда они смогут ускользнуть от Октавиана и вернуться в свои покои, их тела сплетутся в угаре страсти. Ей хотелось откликнуться на старания Антония поддержать ее. Но Клеопатре показалось, что ее голос прозвучал глухо и бесцветно.

С тех пор как они приняли решение отступить и перегруппировать силы, настроение Антония улучшилось. Он выбросил из головы измену Агенобарба и Аминты и вновь принялся размышлять о будущем. Клеопатре пришлось напомнить себе, что Антоний — из тех людей, которые расцветают в условиях солдатской вольности, которые всегда будут придерживаться одной стороны, если только не решат вдруг, что их к этому принуждают. Должно быть, ему очень трудно было терпеть узы, наложенные вражеским морским заслоном, куда труднее, чем он позволял увидеть ей или своим людям. И если Антоний рыскал по их покоям угрюмо, словно лев в клетке, то Клеопатра должна простить его за это — уж такой он человек.

Утром в день битвы небо было голубым, без единого облачка, а прохладный осенний ветер, задувший с севера, прогнал летнюю жару. О более благоприятной погоде нельзя было и мечтать, будь они даже в состоянии приказывать божествам небес.

— Если бы у нас было больше таких дней, как сегодня! — заметил Антоний, одеваясь для морской битвы.

Его вещи уже были упакованы и погружены на борт флагманского корабля Клеопатры. Все ценные предметы из их шатра были убраны Хармионой еще накануне. Они поставили на карту все.

— Если бы нам так повезло с погодой, не пришлось бы нынешним летом хоронить стольких людей!

— Милый, кому жить, а кому умирать, выбирают боги, — отозвалась Клеопатра.

— Возможно. Но бремя ответственности зачастую ложится на тех, кого боги избирают командовать, — сказал Антоний. — Это не всегда приятно — делить ответственность с богами.

Они наспех попрощались на виду у всех, но, когда гвардейцы Клеопатры явились, чтобы помочь царице погрузиться на корабль, Канидий Красс попросил позволения войти к ним.

— Люди ропщут.

Канидий был чисто выбрит, и на шее у него виднелись крохотные порезы. «Даже бритвы цирюльников, и те исхудали», — подумалось Клеопатре.

— Ты уверен, что это не бурчание их животов? Разве они не знают, что мы ведем их прочь отсюда, навстречу обильным трапезам?

Антоний торопился и не склонен был изменять планы.

— Наземные войска проблем не создают. Но легионеры, назначенные на корабли, знают, что ты приказал приготовить паруса. Они понимают, что это может означать только одно — бегство. Они также получили приказ вступить в бой с врагом.

— Да, мы собираемся проложить себе путь отсюда, как солдаты. Они воображают, что Агриппа беспрепятственно выпустит нас из залива? Может, еще и почетный караул предоставит?

— Нет. Но половина желает остаться и сражаться. Я слыхал, как они клянутся победить. Никто не хочет, чтобы война затягивалась еще на год.

— Хочешь сказать, что они намереваются нарушить мой приказ? — негромко, но зловеще произнес Антоний.

Клеопатра поняла, что он не в состоянии ни дня более терпеть нынешнюю ситуацию. Он мог сейчас думать лишь о бегстве. Всякий, кто попытается помешать этому, умрет.

— Не совсем так. Но двойственная цель задания их смущает.

— Да нет никакой двойственной цели! — взревел Антоний. — У нас меньше двухсот кораблей — против четырех сотен у Агриппы! Это скверное соотношение, Канидий, даже для меня. Морякам приказано связать врага боем и удерживать, пока шестьдесят кораблей царицы смогут бежать, а затем оставшиеся должны развернуться и двинуться следом. Что тут неясного? Армия отправляется на север, через Македонию, оттуда — в Сирию, а затем — в Египет. Что может быть проще?

— Корабли будут потеряны.

— Ради всех богов, Канидий! Конечно, у нас будут потери! Это война, чтоб ей было пусто!

Антоний уже утратил всякое терпение. Клеопатре не нравилось, что он так распереживался перед таким важным сражением, которое потребует от него всего его спокойствия и умения.

— Я просто сообщаю тебе о том, что слышал от солдат. Это мой долг.

Клеопатре по-прежнему нравился Канидий, хотя даже он выступил против ее участия в войне. Он держался с достоинством и был верен, верен, словно евнух; Клеопатру поразило, с каким терпением он переносил гневную вспышку Антония. Это была характерная черта многих римских офицеров, черта, которой Клеопатра не понимала.

Канидий играл при Антонии ту же роль, какую некогда выполнял Антоний при Цезаре. Будь Цезарь жив, Антонию навсегда пришлось бы удовольствоваться положением второго после Цезаря лица. Но стечение обстоятельств вынудило Антония занять место Цезаря. Канидий вполне способен был командовать войском единолично, но он никогда не рвался наверх. Очень редкое свойство. Интересно, этот Марк Агриппа, которому Октавиан обязан своими победами, также сохранит верность своему командиру? Или Октавиан, как и его знаменитый дядя, вскоре получит кинжал в спину от своих так называемых друзей?

— Я не собираюсь менять свой план из-за ворчания нескольких солдат! — отрезал Антоний. — Я намерен командовать правым флангом эскадры и буду находиться у всех на виду. Я решил лично противостоять той части флотилии, которой будет командовать Агриппа, несмотря на то что он располагает превосходящими силами. Я ни от кого не прошу большего, нежели требую от себя, хотя по возрасту я старше большинства солдат.

Антоний улыбнулся Клеопатре.

— Мы будем драться до тех пор, пока не прорвем их центр. После этого эскадра Клеопатры поднимет паруса и воспользуется послеполуденным ветром, дующим с суши. После этого я оторвусь от врага и уйду. Со всеми теми кораблями, которые к этому моменту еще будут на плаву.

Клеопатра знала, что все еще пользуется уважением Канидия. Она больше не обращалась к Антонию по-свойски в присутствии римлян, но осуждения со стороны Канидия она не боялась. Царица схватила Антония за плащ.

— Ты убедил армию Габиния совершить месячный переход через безводную пустыню, чтобы вернуть трон моему отцу. Наверняка ты с легкостью сумеешь сегодня вдохновить своих людей на бой!

Антоний легонько поцеловал ее в губы, потом взял за руки и высвободил свой плащ.

— Я присоединюсь к тебе у мыса Тенар. Да пребудут боги с нами обоими.

Когда ее корабль отходил от берега, Клеопатра смотрела на буйную зелень земли, которую они покидали, на бурые проплешины, оставленные жарким летним солнцем и топорами солдат. Мальчишки-пастухи со своими маленькими стадами спустились с окрестных холмов, чтобы понаблюдать за действом, и Клеопатра заметила одного из них, устроившегося в тени кипариса. Казалось, он собрался пообедать, пока его овцы, которым надвигающаяся схватка была глубоко безразлична, пощипывали густую траву на склоне холма. Клеопатра забыла поесть и теперь с удовольствием сошла бы с корабля, чтобы разделить с пастухом его хлеб, сыр и виноград и запить все это сладким крестьянским вином.

Армия Антония расположилась вдоль берега — на тот случай, если вражеский флот прижмет их корабли обратно к суше. Солдаты готовы были вмешаться, если понадобится. Армия Октавиана, движимая теми же соображениями, выстроилась на противоположном берегу. Так они и смотрели друг на друга через залив, словно пешки на шахматной доске.

Антоний дождался первого дуновения ветра и лишь после этого подал сигнал к атаке. Три его эскадры, сто семьдесят кораблей, медленно двинулись вперед; фланги опередили центр, дабы вынудить корабли Агриппы принять такое же построение, и оставили середину свободной, чтобы Клеопатра могла, получив знак, быстро выйти из боя и вырваться из залива в открытое море.

Агриппа не клюнул на приманку; он выстроил суда более протяженной линией, выдвинув свой южный фланг в открытое море, и перекрыл пути к отходу нагруженному сокровищами флоту, который медленно тащился за боевым строем. Клеопатра испугалась: уж не разгадал ли Агриппа их план? Или, может, кто-либо раскрыл ему этот план? Но теперь уже было поздно беспокоиться о возможном предательстве.

Более многочисленные суда Агриппы охватили морские силы Антония с севера и с юга. До сих пор Клеопатра даже не представляла себе, насколько же это трудно — не вмешиваться в происходящее и лишь следить за тем, как на твои корабли обрушиваются удары Агриппы. Противник настолько превосходил их числом, что на многие суда Антония нападало по несколько кораблей сразу. Вскорости двенадцать из них были окружены и принуждены к сдаче.