— Моему отцу? — спросила Клеопатра.

— Двум царям, твоему отцу и императору, — ответила Хармиона. — Такова была его последняя просьба ко мне: «Храни ее, пока мы не встретимся снова». Я вручу тебя ему лично, иначе его разгневанный дух вечно будет преследовать меня.

— Никогда бы не подумала, что услышу, как ты называешь императора царем.

— Он был царем, потому что его избрала великая царица.

Клеопатре не верилось, что мягкосердечный евнух, который так нежно причесывал гребнем ее волосы, так ловко и любовно вплетал драгоценные камни и золотые булавки в ее локоны, сможет взять в руки огромную смертоносную змею. Однако он отважно открыл корзину и осторожно убрал гирлянды, хранящие секрет.

— Почему они не шевелятся? — спросила Клеопатра.

— Страх и хитрость заставляют их оставаться недвижными, пока они не смогут нанести укус жертве наверняка.

Глаза Ираса блестели, словно орехи, вымоченные в масле. Ради торжественного случая он накрасил лицо, обведя глаза тонкими черными линиями и нарумянив щеки, точно девушка. Клеопатре показалось, что он слегка пьян. В последние месяцы евнух надевал черный паричок, чтобы прикрыть плешь на затылке.

Хармиона была облачена в тот же греческий хитон, который носила с тех пор, как Клеопатра помнила ее. Гречанке не пришлось менять облачение, прическу или косметику для большего соответствия своему возрасту, потому что она всегда выглядела величавой женщиной преклонных лет.

В мавзолее было прохладно, хотя стоял десятый день августа, одного из самых жарких месяцев в Египте. Солнце жарило даже у моря. Утренний свет проникал в высокие окна, струясь над головами, словно белая занавесь. Клеопатра лежала на золотом ложе, где Антоний испустил свой последний вздох. Она устала от слов. Каждая прожитая ею минута могла стоить жизни одному из ее детей.

— Мне больше нечего сказать, — обратилась она к Хармионе и Ирасу. — Подойдите и поцелуйте меня.

Ирас преклонил колени и уткнулся головой ей в живот, словно ребенок. Он пытался не плакать, и царица сказала ему, что он должен быть отважным. Он не может подвести ее. Ставки слишком высоки.

— Я тоже люблю малышей, государыня, — сквозь слезы промолвил он и поднял лицо.

Клеопатра увидела, что тушь потекла по щекам черными ручейками. Ирас понял это и вытер глаза тыльной стороной ладоней.

Хармиона поцеловала Клеопатру в щеку.

— Я скоро увижусь с тобой. Как будто я просто отлучилась, чтобы принести тебе одеяло.

— Ты была матерью для девочки, потерявшей мать, — прошептала ей Клеопатра, неожиданно осознав, что она никогда прежде не понимала этого и не была благодарна Хармионе за материнскую заботу.

Но та прижала палец к губам царицы.

— Мне было довольно находиться подле тебя, — заверила гречанка.

Впервые Клеопатра ощутила всю силу любви Хармионы. Она, Клеопатра, была единственным предметом этой любви и в течение многих лет принимала это как должное. Сама Клеопатра дарила любовь мужчинам, детям и народу Египта. Хармиона же изливала весь водопад любви на одну Клеопатру.

Клеопатра парила в этой любви и плакала. Она уговаривала Ираса поспешить, но он, казалось, больше не слышал ее. Все его внимание было приковано к твари, таящейся в корзине.

Евнух держался совершенно спокойно. Казалось, ничего не происходит — до тех пор, пока Клеопатра не увидела, как миндального цвета голова поднялась из корзины, словно просыпаясь от ночного сна. Ирас опустился на колени, не сводя глаз со змеи. Клеопатре хотелось зажмуриться; она не желала видеть, что делает Ирас, и вместе с тем боялась, что он сделает что-то не так. Однако зрелище было слишком завораживающим — человек и змея, неотрывно глядящие друг на друга. Клеопатре показалось, что у нее останавливается сердце.

Хармиона взяла руки царицы и широко развела их, открывая уязвимую белую плоть, в точности как было оговорено. Клеопатре не хотелось видеть скользкую тварь у своего лица, поэтому укус будет направлен в ее левую руку возле плеча — поближе к сердцу, чтобы смерти не пришлось идти далеко. Клеопатра знала: если она закричит, воспротивится, вымолвит хотя бы слово, то изменит текст этой драмы. Поэтому она молчала и ждала.

В какой-то только ему известный миг Ирас протянул руку и взял змею за туловище. Она не бросилась на него, а позволила себя схватить. Даже если кобра сбежит, это не будет иметь значения, потому что в корзинах спрятаны еще две змеи и каждая из них готова отнять жизнь.

Теперь Ирас крепко держал змею обеими руками, подальше от себя, и осторожно приближался к царице, словно предлагая ей некий нечестивый дар. Клеопатра попыталась рассмотреть змею получше: ромбовидные чешуйки на шкуре, бледно-золотые глаза, раздувающийся капюшон на шее, раздвоенный язычок. Точное подобие того украшения, которое она много лет носила на голове. Клеопатра пыталась не шевелиться, хотя ее сердце снова ожило и теперь неистово колотилось в груди.

Она все-таки закрыла глаза, чтобы не спрыгнуть с ложа в естественном безрассудном желании спасти свою жизнь.

Тяжелое дыхание Ираса обожгло кожу.

— Да, — произнес он.

И Клеопатра почувствовала укус в руку. Это ощущение напомнило ей о худшей боли, какую она испытывала в жизни, — о боли деторождения. Рука болела так сильно, что царице захотелось позвать хирурга, чтобы тот отрезал пораженную конечность. Но она вспомнила, что, когда испытывала такую боль в последний раз, она подарила миру новую жизнь. На сей раз эта боль позволит тем, кого она любит, остаться в живых. Укус горел невыносимо, однако Клеопатра попыталась улыбнуться, а потом осознала, что мышцы ее немеют.

Она должна еще раз посмотреть на мир. Подняв веки, царица встретила взгляд Хармионы, и в глазах старой женщины не было слез. Хармиона стояла, словно мясник на бойне или жрец во время жертвоприношения. Без малейших эмоций гречанка исполняла свою роль. Когда Клеопатра будет мертва, Хармиона станет следующей жертвой змеиного яда, а потом и Ирас подставит свою плоть змеиным зубам. Втроем они уйдут в обитель богов.

Ирас просил Клеопатру подождать его, чтобы он мог уложить ей волосы прежде, чем она встретит кого-нибудь из небожителей.

— Достойная ли это смерть для вашей царицы? — спросила своих спутников Клеопатра.

— Да, — ответила Хармиона. — Достойная смерть для царицы, в чьих жилах течет кровь царей.

Клеопатре все еще было больно, но она ощутила сильную усталость. Она чувствовала, как Хармиона подкладывает ей под голову шелковую подушку, поправляет ее корону. Чьи-то пальцы укладывали локоны вокруг ее лица. Клеопатра еще слышала свое дыхание, а в следующий миг не осталось вообще ничего. Она погружалась в сон, в тот сон, где был ее отец. Клеопатра видела его лицо, хмурое от сосредоточенности и благоговения. Авлет поднес к губам свою флейту. Отец уже надул губы, но, увидев Клеопатру, улыбнулся.

«Клеопатра. Слава своего отца. Слава Египта. Скоро ты увидишь меня снова».

Он бросил на нее притворно-суровый взгляд, а затем приложил инструмент к толстым мясистым губам и заиграл свою любимую пронзительную мелодию.

Они были вдвоем в Зале Царских Приемов, где так много раз ожидали прихода посетителей, и музыка наполняла помещение. Клеопатра откинулась на спинку трона. Как хорошо, что ей удалось улучить время наедине с отцом! Царица оперлась щекой о ладонь, позволяя музыке течь над нею. Мелодия уносила все заботы земного мира, омывая царицу небесной радостью. Клеопатра уплывала прочь так легко, как будто переходила из сна в сон.

Неожиданно она ощутила на губах сочный, сладкий вкус вина, пробудивший все ее чувства, и услышала глубокий смех Антония, полный радости и страсти, и звякнули друг о друга кубки, поднятые в честь победы.

ПОСЛЕСЛОВИЕ АВТОРА

После смерти Клеопатры (30 год до Р. X.) Октавиан передал власть римскому Сенату, и Сенат пожаловал ему имя Август (27 января 29 года до Р. X.), что означало «Возвеличенный богами». Октавиан официально отказался от того, чтобы пожизненно быть диктатором и консулом, удовольствовавшись почетным наименованием принцепса Сената, и создал, словно по волшебству, иллюзию восстановления традиционных республиканских ценностей и форм управления Римской Республики, одновременно с тем добиваясь единоличной власти. В конечном итоге Октавиан Август стал первым римским императором и мирно правил до самой своей смерти в 14 году.

Захваченные в Египте богатства были использованы им для перестраивания инфраструктуры римского государства. Октавиан хорошо понимал тоску римлян по легендарному республиканскому прошлому, равно как осознавал он и нежизнеспособность последнего в условиях огромной империи.

Если до сих пор я проявляла недоброе отношение к нему, то только ради того, чтобы уравновесить исторические свидетельства, которые на протяжении двух тысяч лет были весьма суровы по отношению к Антонию и Клеопатре.

В конечном итоге историю пишут — точнее, переписывают — победители. Еще в 26 г. до Р. X. Октавиан начал пересмотр исторических событий и конфликтов. Работы Кассия Севера, Тита Лабиена и Тимагена Александрийского — критиков Октавиана — были уничтожены, равно как и еще примерно две тысячи книг. Мы можем только догадываться об их содержании. Однако закономерно будет предположить, что уничтожались все письменные источники, представлявшие Антония и Клеопатру в благосклонном свете.

Во время правления Октавиана придворные историки — такие, как Николай Дамасский, — составляли описания событий и биографии, восхвалявшие исключительно нового римского императора. Кроме того, Октавиан самолично создал собственное жизнеописание, отдельные фрагменты которого дошли до нас. В результате все, что мы знаем о Клеопатре, принадлежит перу злейших врагов ее и Антония.

Я нахожу занятным, что историки неизменно оставляют без внимания необычайно жестокие деяния Октавиана и с легким сердцем провозглашают его великим и милостивым правителем. А ведь он заставил беременную Ливию развестись с мужем! Почему-то редко кто упоминает о порочности и безнравственности этого поступка. Октавиан принес в жертву сотни своих сограждан после осады Перузии. Он не выполнил своих обязательств перед Антонием. Он хладнокровно приказал убить Цезариона и Антулла. А позднее приговорил свое единственное дитя, Юлию, к изгнанию на пустынный остров, где она и умерла — от голода.

В свете этих событий особенно интересно наблюдать, что именно Клеопатра выставляется историками как развратная, хладнокровно-честолюбивая и аморальная деятельница. Мне кажется, психолог назвал бы это «проекцией».

Октавиан не во всем проявлял жестокость. После смерти Клеопатры он забрал трех ее младших детей в Рим, где их вырастила его добродетельная сестра Октавия — бывшая Марка Антония. Октавиан хорошо относился к ним. Клеопатру Селену он выдал замуж за царя Юбу, образованного нумидийского монарха и союзника Рима; ее братьев отослал жить при дворе сестры. Селена произвела на свет по меньшей мере одного сына; больше исторических записей о роде Клеопатры не сохранилось.

Римские отпрыски Антония продолжили семейную традицию. Несколько римских императоров происходят из этого рода.

Некоторые историки допускают, что Клеопатра была истинной последовательницей и наследницей как Александра Великого, так и Юлия Цезаря, что она и Антоний вели куда более человечную и разумную политику, нежели Октавиан и его преемники. Созданный Клеопатрой образ греко-римской империи был в конце концов принят Византией — три века спустя после смерти царицы.

В любом случае, Октавиан, должно быть, понимал мудрость этого исторического предвидения, поскольку (невзирая на то, что очернил память Антония перед всем Римом) сохранил всех, кого Марк Антоний назначил на те или иные посты.

Клеопатра, великая правительница и политик, в исторических трудах неизменно представлена как соблазнительница и погубительница двух великих римлян. Но ведь народ любил ее! На протяжении многих сотен лет ее правление почиталось как великое царствование. Как заметил один знаменитый историк, за долгие века своего существования Рим боялся только двоих, одним из которых был Ганнибал, а другим — женщина.

БЛАГОДАРНОСТИ

Знания и опыт многих людей отражены на страницах «Клеопатры» и «Фараона». Эта книга выросла из бесконечного диалога с Микалом Гилмором об отображении личности женщины в истории. Он присутствовал при том, как идея пришла мне в голову. Его многолетняя поддержка была для меня бесценна. Брюс Фейлер включился в диалог в Нэшвилле и потратил неимоверное количество своего драгоценного времени, разглагольствуя о Клеопатре, форме, структуре и идеях будущей книги. Я счастлива его дружбой и интеллектуальным сотрудничеством.

Покойная Нэнси А. Уокер из Вандербильтского университета направляла мои исследования и ежедневно спасала меня от ощущения бессилия перед их необъятностью. Она была хорошим ученым, щедрым наставником и добрым другом. Марина Будос дала мне больше знаний об искусстве и о писательском ремесле, чем я когда-либо смогу усвоить. Она подняла на качественно новый уровень мои требования к написанному. Моя дочь, Оливия Фокс, явила идеальную поведенческую модель для юной принцессы и помогла придать убедительность образу Клеопатры-девочки. Профессор Сьюзан Форд Уилтшир всегда воодушевляла меня; она и доктор Кайе Уоррен гарантировали, что мои книги пройдут проверку на историческую достоверность.

Хочу еще раз повторить здесь то, что уже говорила не раз: если бы не щедрость моей матери, «Клеопатра», быть может, никогда не была бы завершена.

Мои друзья, которые терпеливо читали черновики и создавали необходимую «обратную связь» автора с читателем, — это Уилл Акерс, Пэтси Брюс, Джилберт Бурас, Цинн Чедуик, Джиан ДиДонна, Мэри Бесс Дюнн, Кейт Фокс, Майкл Катц, Беверли Кил, Ли Лоуримор, Кларенс Мачадо, Эллисон Паркер, Кэти Пеллетье, Кэмилл Реншо и «Pifmaagazine.com», Дороти Рэнкин, Ричард Шекснайдер, Молли Секур, Том Виорикик, Джейн Уол и Андреа Вудз. Я хотела бы также поблагодарить профессоров, преподавателей и студентов Годдардского колледжа, участвовавших в «Писательской программе».

Бен Шервуд сделал невозможное возможным. Уоррен Зайд и Дженни Франкель заметили кинематографический потенциал этих книг и действовали соответственно. Харли Дж. Уильямс, Дон Уикс Гленн и Зик Лопец привнесли изящество в развлекательные отступления от общей темы. Джонатан Хан — публицист, который работает сердцем и душой. Я также хочу поблагодарить Мириам Паркер, Ану Креспо и Криса Дао из «Уорнер Букс». И в особенности — Джеки Мейерс за две роскошные обложки. Я также очень признательна Брайану Найкелю и Адаму Шредеру — за то, что они были со мной.

Эти книги напечатаны благодаря сообразительности и энергии трех женщин. Вот их имена. Сюзанна Эйнштейн, которая приняла книгу с великим энтузиазмом. Джеки Джойнер, которая оказывала неизменную горячую поддержку. И наконец, Эми Уильямс — агент, спутник, приятельница, которая наделена энергией урагана, сердцем льва и душой, истекающей прямо из центра треугольника Аполлона.

ГЛОССАРИЙ

Всадники — сословие, изначально составлявшее конницу в римской армии. Позднее этот термин стал применяться к зажиточным горожанам. Всадники стояли ниже патрициев на сословной лестнице и занимались в основном делами производства и капиталовложений, в то время как патриции составляли менее многочисленную группу крупных землевладельцев.

Греческая фаланга. Приблизительно с VIII века до н. э. греки строили свои войска в особого рода порядок — фалангу, тем самым внося дисциплину в сражение, прежде представлявшее беспорядочную неорганизованную схватку. Солдаты назывались гоплитами от слова «гоплон» — «щит»; этот щит они несли в левой руке, так что правой можно было метать дротики. Каждый солдат зависел от своего товарища справа — тот прикрывал своим щитом его бок.

Император — главнокомандующий римской армии; этот титул присваивался также полководцу, который одержал великую победу.

Консул. Римское консульство было высшим политическим органом Республики. Каждый год избирались два консула, которые главенствовали над Сенатом и над вооруженными силами. Они приняли на себя обязанности прежних царей (Республика сменила монархию в 509 г. до н. э.), если не считать того, что власть была поделена на двоих, а годичный срок службы не позволял одному человеку сосредоточить в своих руках лишком много власти.

Мусейон. Изначально бывший храмом Муз в Александрии, Мусейон стал научным центром всей греческой цивилизации. Птолемеи финансировали Мусейон, поощряя талантливейших ученых заниматься здесь науками и исследованиями; ученым полагалось щедрое жалованье и позволялось жить при Мусейоне бесплатно. Каллимах, Аполлоний Родосский, Феокрит, Евклид и Эратосфен — вот лишь немногие из великих ученых и поэтов, живших и работавших в Мусейоне. Традиция обучения и исследований продолжалась много лет даже в Византийский период, до тех пор пока Мусейон не был разрушен христианами, неодобрительно относившимися к «языческим» наукам.

Пек — мера сыпучих тел. 1 пек равен 9,08 л.

Плебейский трибун. Исторически предполагалось, что народные трибуны должны избираться из сословия плебеев, чтобы защищать плебеев от патрициев. Тем не менее многие трибуны, такие как Антоний, принадлежали к старинным и богатым семьям всаднического сословия. Трибуны обладали важнейшим правом — накладывать вето на решения Сената.

Оргия — мера длины, равная 1,79 м.

Римский легион. Римские легионы претерпевали изменения, чтобы лучше соответствовать современным методам ведения войны. Во времена Юлия Цезаря это была боевая единица, состоящая примерно из 4800 пехотинцев и 300 кавалеристов. Это соединение делилось на десять когорт, которые сражались, выстроившись последовательными рядами. Легион — более эффективная боевая единица, нежели фаланга; он позволяет полководцу командовать, находясь в тылу, к тому же располагает большим разнообразием вооружения и боевыми резервами.

Талант — денежная единица, равная 6000 драхм.

Тирс — палка, увитая плющом, виноградными листьями и увенчанная сосновой шишкой; жезл Диониса и его спутников.