Изабелла не стала говорить Беатриче, что у архангела Уриэля черты Цецилии. Ей не хотелось, чтобы сестра при мысли о magistro непременно вспоминала бывшую любовницу мужа. Великий мастер снова сумел передать лучшую, божественную часть души Цецилии. Изабелла уже устала ждать, когда Леонардо окажет подобную честь ей. Неужели он не видит, что самое возвышенное, самое истинное в ней — ее душа — мечтает быть запечатленной на полотне? Только Леонардо способен понять страстную натуру Изабеллы, которая хотела выкрикнуть грядущим поколениям, что она, Изабелла, действительно жила на этой земле, что она правила, любила, что жизнь ее прошла не зря!

Беатриче преклонила колени в молитве. Изабелла искала взгляда сестры, но не решилась нарушить ее диалог с Всевышним. Наконец Беатриче подняла голову и взглянула вверх, в пространство над алтарем, словно в немом вопросе. Изабелла встала на колени рядом с ней и коснулась ее руки. Беатриче казалась почти святой — ее бледная кожа сияла в холодном свете часовни.

— Смотри, Дева Мария совсем дитя, — заметила Изабелла.

Беатриче не поддержала разговор, уйдя в молитву.

Наконец сестра перекрестилась и встала. Изабелла последовала за ней. В отличие от Беатриче она прощалась не с Господом, а с алтарем работы Леонардо. Беатриче достала из кошелька несколько серебряных монет и протянула монаху, ждавшему у входа. Монах вытащил ладонь с узловатыми пальцами из кармана грубой рясы и молча принял пожертвование. Затем он поклонился знатным прихожанкам, отворил дверь и выпустил их на улицу. Беатриче подставила лицо солнцу. Изабелла раскинула руки, словно желая обнять теплый и свежий воздух.

По пути к экипажу Беатриче взяла Изабеллу под руку.

— Святая Дева — само совершенство. Говорят, что magistro использовал для лика Богоматери лицо Лукреции Кривелли. Тогда ей было всего тринадцать. Лукреция — одна из моих фрейлин. Сейчас ей двадцать два. Поразительно красива, но неприветлива. Держится со мной очень скованно, словно боится. С чего бы это?

— Не знаю, — ответила Изабелла. — Ты слишком добра, чтобы вызывать страх, Беатриче. Наверное, она просто очень застенчива.

— Вряд ли. Недавно ее выдали замуж. Возможно, слишком поглощена мужем, хотя он стар и совсем ей не подходит. Впрочем, он богач.

— Почему ты не прогонишь ее?

— Это оскорбит семью Лукреции, а Лодовико утверждает, что по какой-то причине нуждается в них. Я уже просила его убрать Лукрецию, а он посоветовал мне смотреть на нее как на безобидное украшение.

— Несправедливо, что твоя фрейлина, а не ты удостоилась чести быть увековеченной гением, — произнесла Изабелла и тут же пожалела о своих словах.

Беатриче отняла руку.

— Почему ты считаешь, что мне это нужно?

В ее голосе Изабелле почудились несвойственные сестре раньше нотки сарказма.

— Беатриче, я сожалею о том, что говорила когда-то. Я не считаю, что портрет Леонардо унизит тебя до положения бывших любовниц мужа. Мои слова были очень жестокими. Леонардо рисует портреты разных женщин, даже Святой Девы. Я была так глупа. Ах, если бы повернуть время вспять! Ты не должна отвергать эту честь — быть запечатленной кистью великого мастера!

Беатриче приняла поводья от слуги, сидевшего на лошади позади сестер. Она подождала, пока слуга поможет Изабелле усесться рядом, и натянула поводья. Лошадь шагом двинулась по улице.

— Изабелла, ты должна кое-что понять. Ты видишь собственное бессмертие на кончике кисти Леонардо. Мое бессмертие заключено в пенисе мужа.

Изабелла не верила своим ушам. Неужели это говорит Беатриче?

— Я обрету бессмертие в своих сыновьях.

С этими словами младшая из сестер д'Эсте хлестнула лошадь кнутом, давая старшей понять, что разговор окончен.

ИЗ ЗАПИСНЫХ КНИЖЕК ЛЕОНАРДО

...

Томимый страстным желанием, стремясь увидеть изобилие разнообразных и удивительных форм, созданных искусной природой, я прошел под мрачными, нависающими скалами и оказался перед входом в большую пещеру. Некоторое время я медлил, стоя на коленях и прикрыв глаза, ошеломленный и потрясенный, ибо не подозревал о том, что находится внутри. Внезапно овладели мною два чувства: страх и желание — страх перед зловещей, угрожающей пещерой и желание увидеть, не таит ли она в себе каких-нибудь чудес.

ИЮНЬ 1493 ГОДА, МАНТУЯ

Изабелла очнулась от дремы. Мягкие солнечные лучи падали на щеки. Наверное, она заснула уже давно. Солнце стояло высоко, и навес, который должен был защищать маркизу от его лучей, стал бесполезен. По подсчетам Изабеллы она ждала Беатриче уже несколько часов. Сон пошел Изабелле на пользу — ребенок в ее чреве успокоился. Поэтому, когда Беатриче наконец появилась, Изабелла не стала пенять сестре, что та заставила ждать себя полдня на летнем солнцепеке.

Рисунок племянника, который Изабелла обещала вернуть Беатриче, покоился у нее на коленях. Она подняла рисунок и подставила солнечным лучам, чтобы в последний раз насладиться его совершенством. Руку Леонардо не спутать ни с чьей! И хотя в письме Беатриче уверяла сестру, что рисунок ее сына Эрколя, названного так в честь деда, был сделан второпях, тщательность исполнения поражала. Пучки темных волос обрамляли высокий, как у римского цезаря, лоб. Открытый ротик и широко раскрытые карие глазки выражали удивление: неужели мне повезло родиться на свет в золотой колыбельке под гербами Сфорца, Висконти и Эсте, неужели это меня облачили в вышитую рубашку, а на голову надели чепчик с жемчужинами? Изабелла видела, что, изображая младенца Христа, Леонардо стремился подчеркнуть его земные черты, а в портрете сына Лодовико и Беатриче художник искал бессмертную душу ребенка.

Прелестный мальчуган, хотя наверняка уже стал другим, ведь набросок был сделан пять месяцев назад. Изабелле захотелось припасть к рисунку губами и покрыть его поцелуями. Все ее тело томилось, когда она смотрела на портрет маленького Эрколя. Изабелла вдвойне завидовала сестре: и тому, что Беатриче посчастливилось родить сына, и рисунку кисти Леонардо. Как жаль, что придется его вернуть! И пусть сделать это будет нелегко, неразумно навлекать проклятие на собственное еще не рожденное дитя, вожделея сына сестры или хотя бы его изображение.

Беатриче возвращалась домой после дипломатического визита в Венецию. Недавно Изабелла сама посетила этот город. Приглашение престарелого дожа Августино Барбаджо посетить церемонию вступления Венеции в брак с морем взволновало Изабеллу. Для них с Франческо это была большая честь. В ходе пышной ежегодной церемонии сам дож спускал на воду огромный буцентавр и бросал в море кольцо, благодаря стихию, которой Венеция была обязана своим процветанием. Первые описания этого ритуала сохранились в древних манускриптах. По случаю праздника давался роскошный пир. Получить приглашение от дожа считалось большой удачей.

Однако радость Изабеллы омрачило письмо Беатриче, в котором та сообщала, что тоже собирается в Венецию. Изабелла уже готова была отказаться от поездки, так не хотелось ей оказаться на празднестве рядом с сестрой. После замужества Беатриче сшила себе больше трехсот нарядов. Герцогиня Леонора не поощряла подобного расточительства и возмущенно жаловалась Изабелле, что платьев Беатриче хватило бы на все городские лавки! Не могла Изабелла соперничать с сестрой и по части украшений — драгоценности Беатриче извлекались прямо из миланской сокровищницы. Изабелла Арагонская ворчала, что Лодовико теперь не вылезает из Башни, чтобы украшать жену, «словно драгоценную раку». Путешествовала Беатриче со свитой, состоявшей из нескольких сотен придворных и слуг. В дороге она не могла обойтись без хора, личной швеи, дюжины фрейлин, наряженных, словно принцессы, и даже табуна лошадей. Лошадиные седла украшали столько драгоценных камней, сколько не поместилось бы в короне какого-нибудь бедного монарха. Нет, Изабелла ни за что не желала появляться в Венеции рядом с сестрой, на фоне которой она будет выглядеть словно нищенка! Наряды и свита Изабеллы могли затмить любую соперницу, кроме разве что особ королевской крови. Как же так вышло, что среди этих царственных особ оказалась ее собственная сестра?

Франческо советовал жене не отказываться от поездки. Вскоре пришло письмо от Лодовико, в котором тот сообщал, что Беатриче задержится в Милане, пока он не завершит переговоры с французами. Вести подоспели вовремя, и Изабелла прекрасно провела время в Венеции. Сам дож приветствовал ее в Санта-Кроче на глазах послов из Неаполя, Милана и Феррары. Изабелла поцеловала руку его светлости, и дож пригласил маркизу в свою барку, где, блистая улыбками и драгоценностями, уже разместилась вся венецианская знать. Дож настоял, чтобы во время прогулки по Гранд-каналу Изабелла сидела рядом с ним. Колокола звонили во всех церквях и соборах, Изабеллу приветствовали залпы орудий и трубы. Казалось, весь город, даже камни мостовой, рады прибытию маркизы мантуанской — жены главнокомандующего венецианской армией. Целую неделю Изабелла участвовала во всевозможных увеселениях, принимая знаки внимания с любезной улыбкой, даже когда жара казалась невыносимой, а еда — отвратительной. Изабелла ни на минуту не забывала, что должна достойно представить Мантую и своего мужа Франческо.

У всех знатных персон были собственные дворцы на берегах канала. Изабелла посещала палаццо королев, принцев и герцогов со всего света. Она узнала удивительные вещи. Так, некий генуэзец по имени Колумб нашел морской путь на запад и вернулся на родину, привезя с собой золото, специи, сандаловое дерево, экзотических птиц и дюжину дикарей с медной кожей — удивительных, но по-своему прекрасных. Венецианцев, которые издавна контролировали морские пути на восток, беспокоили новые открытия. Говорили, что этот Колумб доплыл до самой Индии. Неужели астроном Паоло Тосканелли прав и Земля действительно круглая? Как бы то ни было, венецианцы уже успели тайно направить к Колумбу гонцов, чтобы заполучить копию отчета о его путешествии, который мореплаватель привез своим покровителям — королю и королеве Испании. Изабелла с радостью внимала новостям, предвкушая, как будет пересказывать их дома. Перед отъездом она любовалась произведениями лучших венецианских художников и даже свела знакомство с братьями Беллини — Джентиле и Джованни, которые расписывали стены ратуши. Она провела с художниками весь вечер (их сестра была женой мантуанского придворного живописца Андреа Мантеньи) и взяла с Джентиле обещание, что до конца года он напишет и пришлет в Мантую портрет дожа.

После Венеции Изабелла отправилась в Павию, где в базилике иль Санто страстно молилась Создателю, чтобы Он даровал ей сына. Затем Изабелла посетила Виченцу и Верону, где ее радушно принимала местная знать. Наконец в мае она приняла приглашение своей невестки и лучшей подруги Элизабетты Гонзаги, герцогини Урбино. Вместе они чудесно провели несколько недель, вслух читая друг другу стихи и упражняясь в пении на свежем воздухе. Неожиданно Лодовико прислал Изабелле певца и исполнителя на виоле Джакопо ди Сан-Секондо, который исполнил для нее песню о лебеде, которого разлучили с возлюбленной. Лебедь горевал о потере любимой и призывал смерть. Слушая певца, Изабелла краем глаза заметила на лице Элизабетты подозрительное выражение. Впрочем, Изабелла была изумлена не меньше подруги. Неужели она по-прежнему владеет сердцем Лодовико? Что он имел в виду, когда сказал, что согласен потерпеть? Эти мысли льстили самолюбию Изабеллы, но теперь, когда она носила под сердцем ребенка Франческо, чувства к Лодовико отошли на второй план. Ее миссия в Венеции принесла мужу ощутимую политическую выгоду. В письмах жене Франческо рассказывал, что отовсюду слышит похвалы супруге. Он не скрывал, как благодарен Изабелле за то, что она не только упрочила его собственное положение в Венеции, но и положение Мантуи — города-государства, которым он правил. На этом фоне чувства Лодовико были подобны бриллиантовой застежке на жемчужном ожерелье — милая безделушка, не более.

Изабелла с триумфом вернулась в Мантую, но радость ее длилась недолго. Маркизе рассказали, что вскоре после ее визита Венецию посетила Беатриче с блестящей свитой более чем в тысячу человек. Она дважды выступала перед синьорией и показала себя искусным дипломатом. В честь Беатриче дож устроил на Гранд-канале гребную регату. Впервые в истории в регате выступали женщины-гребцы — и все это только ради удовольствия Беатриче. Венецианцы были поражены ее красноречием, изяществом и умом. Из писем сестры и знакомых Изабелла сделала вывод, что Беатриче удалось снова обойти ее. Один лизоблюд писал, что «в драгоценностях Беатриче отражаются чудеса вселенной, но чудеснее всех сама герцогиня».

Солнце уже начало клониться к горизонту, когда с востока показалась целая флотилия, заполненная слугами, нарядами, драгоценностями и венецианскими трофеями ее младшей сестры. Изабелла решила, что не станет покидать лодку, а дождется Беатриче на месте. Это самая маленькая компенсация за то, что сестра отвергла ее гостеприимство и заставила беременную Изабеллу целый день проторчать на летнем солнцепеке.

Беатриче потребовалось время, чтобы сообразить, что Изабелла ждет ее прихода. И вот она появилась — пышущая здоровьем и красотой, возбужденная и нетерпеливая. Сестры расцеловались.

— Какие неотложные заботы заставили вашу милость пренебречь моим гостеприимством? — улыбаясь, спросила Изабелла. — Франческо вне себя от горя. У него появился новый берберский жеребец — громадный, с шеей, словно ствол дерева. Он так хотел увидеть, как ты его укротишь!

— Прошу тебя, скажи ему, что я непременно займусь этим в следующий раз. У меня совсем мало времени, а нам с тобой нужно столько всего обсудить!

— Я получила столько подробных описаний твоего венецианского триумфа, что вряд ли нуждаюсь в добавлениях.

Беатриче не собиралась тратить время на обмен любезностями.

— Тебе ведь известно, что Лодовико никогда не дружил с венецианцами.

Изабелла не спорила. Венецианцы никогда не любили и не доверяли Лодовико. Они считали, что он ведет двойную игру.

— Я дважды была принята синьорией, — продолжила Беатриче. — Лодовико послал меня объявить, что собирается заключить союзы с французами и германцами. Только представь себе, Изабелла!

— Интересно, как ему это удастся? — поинтересовалась Изабелла вслух. — Они всегда считались заклятыми врагами.

Про себя Изабелла гадала: какую цену придется заплатить за этот союз?

— Скоро ты обо всем услышишь, но пока храни молчание. Лодовико просватал свою племянницу Бьянку Марию за императора Максимилиана — германского правителя и императора Священной Римской империи.

— А почему не дочь — эту маленькую прелестницу, которая обручена с нашим Галеаззом?

— Лодовико никогда не поступил бы так с собственной дочерью! Она обожает своего жениха. Ты совсем не знаешь его племянницу. Она, как и ее брат Джан Галеаццо, кротка и не слишком умна.

«И вероятно, принесет громадное приданое во франкские сундуки, — подумала про себя Изабелла. — Зачем Лодовико подкупать императора?»

— Задумано неплохо, — заметила она. — А кого он отдаст французам?

Беатриче не заметила сарказма. Она наклонилась к Изабелле и понизила голос:

— Лодовико не станет мешать французам захватить Неаполь.

— Вот как?

В голове Изабеллы складывался политический пасьянс. Если Милан, французы и германцы выступят против Неаполя, кто встанет на его защиту? Скорее всего, Папа, который не захочет подпускать французов так близко к своим границам. Возможно, Венеция, которая не имеет ничего против Неаполя, но с радостью воспрепятствует честолюбивым замыслам Лодовико.

— Значит, Лодовико собирается захватить королевство нашего деда Ферранте?

— Ему недолго осталось, к тому же он и сам всегда был сторонником жестких решений. Если бы Ферранте не приходилось принимать их, он вряд ли дожил бы до седин. У нас просто нет выбора, Изабелла.

Беатриче рассуждала, словно бывалый дипломат на службе у собственного отца. Куда девался тот ранимый и нервный подросток, которым была когда-то сестра? Изабелле показалось, что она слышит голос самого Эрколя, не зря получившего прозвище Алмазный.

— И что даст Милану захват французами Неаполя? — спросила Изабелла.

— В обмен на свою лояльность Лодовико получит титул миланского герцога. Император Максимилиан имеет власть даровать ему эту привилегию. Существует древнее соглашение, по которому в случае, если ветвь Висконти прервется, император Священной Римской империи может выбрать кого захочет. Последний из Висконти давно мертв.

— А как же Джан Галеаццо и Изабелла Арагонская? Как устранить с пути их?

Изабелла пристально всматривалась в лицо сестры. До сих пор Беатриче предпочитала не упоминать о том, как возвысится сама, если планам Лодовико суждено сбыться.

— Джан Галеаццо славится недалекостью и распущенностью. Он не способен исполнять простейшие обязанности правителя, да и если бы смог — храни нас Господь от такого герцога! Он самый безнравственный человек во всем Милане! Он бьет собственную жену! — возмущенно воскликнула Беатриче. — Мне жаль Изабеллу Арагонскую. Я пыталась стать ей другом, но она требует, чтобы я отреклась от Лодовико. Сейчас она уговаривает дядю Альфонсо напасть на Милан. Если дедушка умрет, Альфонсо так и поступит. Неужели мы должны спокойно дожидаться этого дня?

Изабелла понимала, что во многом Беатриче права. Недавно она и сама получила пространное письмо от герцогини Монферратской, которая писала: «В Милане ничего нового, кроме того, что герцог Джан Галеаццо по-прежнему бьет жену». Изабелла Арагонская не собиралась прощать унижений. Она жаловалась всем вокруг, что Лодовико и Беатриче присвоили деньги, власть и славу, а с ней и ее мужем обращаются как с нищими попрошайками.

На взгляд Изабеллы, Лодовико и так обладал всей полнотой власти. Неужели ради титула он не погнушается предательством и пустит на итальянскую землю захватчиков? Жалкий Джан Галеаццо в политическом смысле не представлял для Лодовико никакой опасности. Изабелла сомневалась, что Альфонсо пойдет на столь радикальный шаг, как вторжение в Милан, только ради того, чтобы ублажить свою несчастную дочь.

— Беатриче, разве разумно приводить французов в Италию?

Именно этот вопрос не уставал задавать Франческо с тех пор, как до Мантуи доползли слухи о тайных переговорах Лодовико с французами.

— Нас защитит император Максимилиан, который очень дорожит нашей дружбой. Он не пустит французов дальше. К тому же король Карл дал слово не захватывать земли севернее Неаполя.

Лодовико и Беатриче следовали давно намеченному плану. Беатриче не собиралась просить совета — она все знала наперед. Глаза ее сверкали и вспыхивали, щеки горели румянцем. Она размахивала руками, словно прекрасная, но гневная фурия. То ли от тревожных мыслей о том, как опасны интриги Лодовико и Беатриче, то ли оттого, что крошечное создание в ее животе решило подать признаки жизни, Изабелла почувствовала тошноту. Она опустилась в деревянное кресло и облокотилась на высокую спинку.

— Мне нехорошо, — выдавила она.

Беатриче велела принести сестре чего-нибудь выпить. Затем сама положила Изабелле на лоб прохладную влажную ткань. Изабелле показалось, что руки Беатриче трясутся, хотя, возможно, дрожь была вызвана качкой или толчками в ее утробе.