Карина Демина

Голодная бездна. Дети Крылатого Змея

Глава 1

Мэйнфорд разглядывал спину.

Узкую спину с выпирающим позвоночником, с резко очерченными треугольниками лопаток и родимым пятном на левой. Кожа на этой спине казалась не просто белой — полупрозрачной, тонкой, как бумага, в которую заворачивают подарки. Тронь — и порвешь.

Или след оставишь.

А тронуть хотелось.

Пересчитать позвонки. Или надавить на эти растреклятые лопатки, которые казались слишком уж острыми. И главное, никаких тебе угрызений совести. Нет, конечно, с этой дамой у Мэйнфорда личные счеты были, но все же…

…он помнил, как приехал.

И как поднимался по лестнице. В дверь стучал. И дверь эту вскрыл — невелика хитрость. И в квартиру заглянул, но после вновь на лестницу выбрался, потому что там ждать было веселей, а еще оставалось пространство для маневра.

Скажем, если бы Тельма вернулась не одна.

— Давно проснулся? — Тельма перевернулась на спину. Жаль. Мэйнфорд не успел разглядеть всю ее, да и со спиной общаться было как-то проще.

— Давно.

— Голова болит?

— Нет.

— Это хорошо, а то у меня ничего нет от головы.

От его головы аспирин не поможет.

— Неужели? — не стоило начинать этот разговор вообще, тем более здесь и сейчас. От нее, сонной, пахло углем и городом, и запах этот казался родным донельзя.

И сама она.

Некрасивая. Все еще некрасивая.

Плечи широкие, как у пловчихи. Груди почти нет. Живот впалый и снова с родинкой, на сей раз темной и крохотной, такую мизинцем накроешь.

— Ты о чем?

По этому животу легко следить за дыханием.

Вот оборвалось.

И сама Тельма напряглась, снова перекрутилась, пряча уязвимый живот, откатилась к самому краю. Смотрит исподлобья. Зло. Вот и кто Мэйнфорда за язык тянул-то… надо ответить что-то глупое, чтобы успокоилась невозможная женщина, но ему не хочется притворяться.

Не перед ней.

— У тебя ведь есть таблетки…

— Кохэн донес? — не столько вопрос, сколько утверждение. — И что за они?

Злится? Раздражена. Осторожна, но злости нет. И хорошо, злые женщины Мэйнфорда пугают.

— Показал… лекарство это.

— Успокоительное? — а теперь в голосе ее проскользнула насмешка.

— Отчасти. Заодно дар блокирует.

Хмурится. Почему она всегда хмурится? Если бы чаще улыбалась, выглядела бы привлекательной.

— И делает пациента внушаемым… Гаррет дал?

Она лишь головой мотнула. Согласие? Отрицание? Да какая, к Бездне, разница…

— Моему брату нужно, чтобы я подписал кое-какие бумаги, — Мэйнфорд сам не знал, зачем он это рассказывает. Может, затем, что она слушает?

— Какие?

— В основном, полагаю, завещание. Доверенность. Да и мало ли, что еще можно подписать… спасибо.

— За что?

— За то, что не стала кормить.

— Всегда пожалуйста, — она поднялась и стянула одеяло, закрутилась в него, прячась от взгляда. — Он на меня странно воздействовал. Не ментально, но… мне очень хотелось оказать ему услугу.

— Женщины его любят.

— Сомневаюсь, что это можно назвать любовью, — Тельма нервно дернула плечом и поинтересовалась: — Что делать будешь?

— Ничего.

— То есть?

— То есть совсем ничего, — Мэйнфорд тоже сел, сожалея, что она все же проснулась. Спящей и молчаливой Тельма нравилась ему куда больше. Опять же, разглядывать ее можно было, не притворяясь, что его вовсе не интересует ее нагота.

— Он ведь собирался тебя отравить!

— Не отравить, а… скажем так, подкорректировать мое мировосприятие. Это пытаются сделать уже давно.

Ей ответ не понравился. Пожалуй, не нравился он и самому Мэйнфорду, но ввязываться в семейные разборки ему не хотелось.

Мэйнфорд вздохнул.

Ночью все было гораздо проще. Мужчина. Женщина… кровать… точнее, когда добрались до кровати, то и кровать…

— Я ему позвоню. Скажу, чтобы оставил тебя в покое. Это первое. Второе — перекрою кое-какие финансовые потоки. Он поймет, что переступил черту…

…поначалу, естественно, возмущаться станет. И выглядеть будет искренним. Постарается все свалить на Тельму же, которая по некоей своей надобности заменила безобидное успокоительное на экспериментальное лекарство. Затем признает вину, но не за собой, Гаррет никогда и ни в чем не был виноват. Естественно, скажет, что действовал исключительно из благих побуждений.

Матушка беспокоилась.

Мэйнфорд вел себя странно. Этот разговор возникал время от времени и заканчивался всегда одинаково: просьбой дать денег.

— Ну и дурак, — сказала Тельма и удалилась в ванную комнату.

— Наверное, — Мэйнфорд потянулся. — Еще какой…

Плюшевый медведь смотрел на него с упреком: мол, как можно быть таким глупым? И дед бы присоединился, правда, взглядом ограничиваться не стал бы, перетянул бы по плечам тросточкой своей, залитой свинцом.

Глядишь и вразумил бы.

— А что мне делать? Не заводить же против него дело! — Мэйнфорд подобрал штаны, которые нашлись в прихожей. — Нет, в теории я мог бы… но представь, какой выйдет скандал! Да и… доказать что-либо будет сложно…

Медведь молчал.

— …если вообще возможно. От ментального сканирования он защищен. И повод не тот, чтобы ордер выдали… ее свидетельства? Да ее первую же сожрут и с дерьмом смешают… нет, это не выход. А вот деньги…

Язык денег Гаррет давно понимал лучше, чем родной.

Мэйнфорд почти оделся, когда она появилась из ванной.

— В Управление?

Он покачал головой:

— Домой загляну. Все равно переодеться надо… и, Тельма…

Она хмыкнула:

— Да поняла я… все, что было, — случайность. Ты напился… как там? Производственная травма обострилась.

Именно сейчас Мэйнфорд почувствовал себя виноватым.

— Извини…

— Да ладно, — она пригладила короткие волосы. — Было не так уж и плохо.

Наверное, это стоило считать комплиментом.

— Зарплату все равно не подниму.

Она фыркнула и на дверь указала.

— В следующий раз, если надумаешь явиться, захвати какой-нибудь еды…

Не будет следующего раза. А жаль. И в самом деле было не так уж и плохо.

Джессемин появилась именно тогда, когда Мэйнфорд шнуровал ботинки. Почему-то это простое дело сегодня давалось с немалым трудом. Навощенные шнурки выскальзывали, путались, да и собственная рожа, в глянцевых мысах отраженная, бесила неимоверно.

Так что появление Джессемин можно было счесть удачей.

— Мучаешься? — поинтересовалась она с порога.

И вошла, дверь открыв собственным ключом. Кажется, он давал Джесс ключи в прошлый ее визит, чтобы не маялась с гостиницей и уж тем паче с родным домом, но после забрал.

Мэйнфорд точно помнил, что забрал.

— Не смотри так. Я сделала дубликаты, — сестрица широко улыбнулась. — Ты же не сердишься? Нельзя быть таким параноиком, Мэйни…

— А каким можно?

Он позволил себя обнять.

От Джесс пахло чернилами и еще книжной пылью, самую малость — терпкими духами, которые она покупала в старой лавке. Говорила, делают их по старым рецептам и исключительно на заказ. И значит, вторых таких духов во всем Новом Свете не сыщется.

— Ты не изменился, — прикосновение холодных губ.

И виноватая улыбка.

— Я думала, ты на работе… хотела сюрприз сделать.

— Уехать?

— Может, наоборот, остаться, раз уж случай выпал. Или все-таки дела?

Черный плащ. Серый дорожный костюм. Белая блуза, заколотая у горла камеей. Ботинки на невысоком каблуке. И сумочка в тон им, аккуратная, хотя и вместительная с виду.

Она умела выбирать вещи. И в этом наряде казалась старше своих лет. Серьезней.

— Твои дела подождут, — мягко произнесла Джесс. — Сколько мы не виделись? Лет пять, верно? И возможно, еще столько же не увидимся. Ты же не удостоишь семейный обед своим присутствием?

Она передала сумочку.

И перчатки.

Фетровую шляпку-ведерко, украшенную павлиньим перышком.

— Не удостою. Он опять пытался меня отравить.

— Кто?

— Гаррет. То ли сам, то ли по маменькиному почину…

С Джесс было проще, чем с остальными. Нет, не настолько, чтобы говорить о глубокой родственной любви, кровных узах и прочей дребедени, но она хотя бы не пыталась Мэйнфорда воспитывать. И не уговаривала пойти к целителям. И денег не просила. А стремление воссоединить семью — это так, мелкий недостаток, который Мэйнфорд готов был простить.

— Я сейчас позвоню…

Да разговор нужен прежде всего самому Мэйнфорду. И чем скорее он состоится, тем лучше.

— …к слову, кофе приличный у тебя имеется? Хотя о чем это я… у тебя ж тут нора… будь добр, закажи завтрак на двоих. Или в ресторан сходим? Тысячу лет не была в ресторане…

Голос Джесс доносился с кухни.

— …но если будешь заказывать, то будь добр, выбери место поприличней. Я не намерена портить желудок той пакостью, которую ты обычно потребляешь…

Говорила она басом.

И больше, выходит, не стеснялась этого низкого, совершенно неженственного голоса.

Мэйнфорд пристроил шляпку на журнальном столике. Все одно Джесс надолго не задержится. Что до замков, то Мэйнфорд давно собирался их сменить. Заодно уж будет повод подновить защитные контуры…

…и на той убогой квартирке стоило бы поработать. А то ж дверь и вправду с полпинка вынести можно, замок на ней и вовсе убогий. Не хватало, чтобы девочку кто-нибудь напугал.