Я улыбнулась мужчине, с болью осознав, что сказала ему только «ой», и побрела за кофе.
— А я знал, — сказал он, щёлкнув пальцами. Я медленно повернулась, сжала в руке стаканчик и обожглась.
— Что именно? — спросила я. Слишком горячий. Кофе был слишком горячий. Он улыбнулся мне, будто я только что собрала кубик Рубика, и я ощутила в животе трепет. Нужно было съесть что-нибудь ещё, помимо вяленой говядины.
— Ты Элли Уотт.
Вот же су…щая нелепость.
Я повернулась, дрожащей рукой сняла крышку со стаканчика.
Он меня знал. Шикарный татуированный парень меня знал, а я его не знала. Кошмар.
Я повернулась к нему, лицом к лицу, как можно искренне улыбнулась. Наконец сказала:
— Мне нужно идти.
Если что-то пошло не так, просто уходи — так меня учили родители. Ещё — никогда не ставь слишком низкую планку. Ещё — эмоции к победе не приведут. Жаль, что они были столь же лицемерны, как я.
Я отшагнула в сторону, не отводя глаз от двери, но он рванул ко мне и взял за свободную руку. Я подобралась, ожидая, что по телу пройдёт новый разряд, но нет — просто приятное прикосновение тёплой, сильной руки.
— Подожди, — сказал он чуть тише, подходя ближе. Он пах чем-то знакомым. Приятный, чувственный запах, который я не могла точно идентифицировать. Запах простоты и промышленности. Корица и… чернила?
Я собралась с духом и посмотрела ему в глаза. Он был так близко, что я видела ободки его безмятежно-голубых радужных оболочек.
— Ты меня не помнишь? — спросил он. В его взгляде читалось ожидание и нервозность. Как будто, если я его не помнила, он разозлился бы, что улыбался мне так долго.
Нет, к несчастью, я понятия не имела, кто он, и это мне не нравилось. Судьба обычно сталкивала меня с засранцами, а не с шикарными мужчинами, которых хотелось облизать с ног до головы — хотя порой это были одни и те же люди.
Он убрал руку, и я чуть расслабилась. Постаралась ответить как можно виноватее:
— Прости. Я понимаю, таких, как ты, трудно забыть, но у меня очень плохая память. Ничего личного.
— Сомневаюсь, — сказал он тихо. Я вопросительно посмотрела на него. В чём он сомневался — в моей плохой памяти (что, конечно, было не так) или…
— Кэмден Маккуин, — выпалил он. Имя ударило по мозгу, как дождь по сухой земле, прежде чем впитаться. Первое, что я ощутила, — чувство вины.
Взгляд его прекрасных глаз, чуть потемневших, обвёл моё лицо.
— Ну, значит, ты меня помнишь.
Кэмден Маккуин, воспоминания о котором хранились в чертогах моего разума, ничем не был похож на эту секс-машину, покрытую пирсингом и тату. Кэмден Маккуин, которого я помнила, был высоким, да, но при этом нескладным. Неловким. Его красивая фигура пропадала даром. У того Кэмдена были сальные чёрные волосы, доходившие до лопаток. Он обожал собачьи ошейники, чёрную помаду и кружевные перчатки с отрезанными пальцами. Он всегда носил только чёрное. Всегда увешивал руки загадочными повязками, увидеть которые можно было в те редкие минуты, когда он снимал длинное чёрное пальто. Он таскал его даже в разгар лета, когда все вокруг умирали от жары. Он любил музыку, искусство, сидеть в тёмной фотокомнате. Все называли его Тёмной Королевой. Ходили слухи, что он гей, что он зоофил, что носит с собой в класс оружие. Его обзывали и били больше всех учеников школы Палм-Вэлли.
— Привет, — сказала я, пытаясь связать знакомого мне Кэмдена с тем Кэмденом, которого видела теперь. — А ты изменился.
Черты его лица расслабились, вновь стали модельными.
— Ты тоже. Твои волосы… — Он наклонился вперёд, откинул прядь волос с моего лица. Я вздрогнула всем телом и почувствовала, как расширились мои глаза. — Тебе идёт. Я всегда думал, что длинные светлые волосы, как у Барби, не совсем подходят такой… брутальной девушке, как ты.
— Брутальная девушка — синоним суки? — спросила я. Он рассмеялся, и я поняла, что его смех совсем не изменился. Он звучал так, будто смеялись над ним.
— Ну… я хотел сказать «суровая», но это было бы неуместно, да? Так что ты тут делаешь? С самой школы тебя не видел.
— Да просто заехала навестить дядю. Просто проезжала мимо.
Он приподнял бровь.
— Проезжала мимо и решила устроиться на работу в кофейню?
Да. В яблочко.
Я пожала плечами, обвела взглядом кофейню и глупо улыбнулась.
— Тут так мило. Удивительно, как сильно всё изменилось.
— Может быть, это ты изменилась? — спросил он. Его взгляд был по-прежнему светлым и ясным, даже радостным, но в голосе я уловила что-то, не внушающее доверия. Будто он меня тестировал. И он имел на это полное право, учитывая, чем закончилось наше общение.
Я легонько толкнула его руку. Мне было так неловко.
— Это ты изменился, Кэмден. Круто. — Я едва не спросила, что с ним случилось, но такой вопрос прозвучал бы чересчур снисходительно. — Ну, что нового?
Он посмотрел на пустой столик, за которым, когда я вошла, хихикали девчонки. Теперь они сидели, поджав губы, и вытаращенными глазами смотрели на Кэмдена; когда он повернулся, быстро отвели взгляд.
Теперь, когда он был совсем близко, я увидела в его глазах надежду, и это выражение его лица было мне знакомо.
— Ты никуда не спешишь? Может быть, выпьем ещё кофе? — спросил он.
Я едва не сказала — нет. Едва не сказала — мне нужно идти, хотя идти мне было некуда и я просто без всякой цели кружила бы по городу ближайшие несколько часов. Но он улыбнулся, и от этой белозубой улыбки в сочетании с проколотым носом и растрёпанными волосами моё сердце подпрыгнуло, сбросив тяжесть кавы-кавы, как давящую броню.
И я ответила — давай.
Кое-как пережив первую неделю в новой школе, идя по пыльной дороге, ведущей к дому дяди, девочка чувствовала себя так, словно вернулась из военного лагеря. Уже за эту неделю она обзавелась следующими прозвищами: Гугл Хром, Калека и Хромая Корова. Корова, конечно, по той причине, что после несчастного случая она сильно набрала в весе — это логично в тринадцать лет при условии бурлящих гормонов и пониженной активности.
В довершение унижений дядя не смог забрать её из школы в ту пятницу, и не было ничего ужаснее, чем идти вдоль по дороге. Люди были не в силах не смотреть на неё, когда она проходила мимо, и она почти слышала их мысли: интересно, что с ней случилось? Почему она так смешно ходит? Почему на ней джинсы в такую жару? Она видела их любопытные взгляды, видела, как формируются стереотипы в их головах.
Низко опустив голову, она шла, не сводя глаз с грубого, в глубоких трещинах, асфальта. Сумка, набитая новыми учебниками, давила на плечо. Девочка вытерла вспотевшие ладони о джинсы. Мимо, рыча и сигналя, пронеслась красная машина, но девочка даже не посмотрела в её сторону.
— Эй, Элли! — позвал голос за спиной. Она остановилась и повернулась, взметнулась волна светлых волос.
Это был Кэмден Маккуин, её единственный друг в этом богом забытом городе. Он подошёл к ней, и она улыбнулась; его высокая тёмная фигура резко выделялась на фоне блёклого пейзажа.
— Можно проводить тебя домой? — спросил он с тихой надеждой. Хотя выглядел он весьма специфически — длинные чёрные волосы, мертвенно-бледное лицо, очки с толстыми стёклами и помада цвета гудрона — он улыбался ей, и на впалых щеках играли ямочки. Он любил эпатировать.
— Если хочешь, — сказала она как можно равнодушнее. По правде сказать, она была рада. Не то чтобы она испытывала к Кэмдену что-то серьёзнее, чем дружеские чувства, но когда он не был погружён в маниакальную депрессию, его компания ей нравилась. К тому же люди почти не смотрели на неё, когда рядом был кто-то вроде Кэмдена. Пожалуй, лишь у него неделя выдалась хуже, чем у неё.
— Ну, как день прошёл? — спросил он, идя рядом.
— Ох, блин. Викки Бессет рассказала всем на уроке истории, что я так странно хожу, потому что весила триста фунтов и сломала лодыжку. Теперь я повсюду слышу в свой адрес «Хромая Корова», — сказала девочка, скрывая за наигранной беззаботностью обиду и стыд, рвущие её на части. Лучше было смеяться, чем плакать, пусть даже последнее было бы искреннее.
— А, Викки. Это она сказала учителю, что у меня в рюкзаке пистолет. Редкостная сучка, — ответил он тем же тоном, что и девочка. Ни один из них не хотел показать другому, как больно его всё это задевает.
— Может, она тебя боится, — предположила девочка. Кэмден не отрываясь смотрел на далёкую гору, и взгляд его был мрачен.
— Ей есть чего бояться. Таких девочек, как она, карма никогда не наказывает по заслугам. Но если она не будет осторожна, я изменю её карму.
Девочка ничего не ответила. Её губы вытянулись в узкую полоску.
Она всего месяц знала Кэмдена, но уже не раз удивлялась тому, что он думал и говорил. Ей всегда казалось, что лишь она одна полна праведного гнева, но она очень, очень ошибалась.
Она решила запомнить: Кэмдена Маккуина лучше не злить.
Общаться с Кэмденом оказалось на удивление легко. У меня никогда не было проблем в общении с людьми. Но в то же время я была уверена, что чувствую исходящие от него волны раздражения. Он прихлёбывал чай маття, я большими глотками пила кофе, и мне никак не удавалось понять, что он чувствует. Он казался открытым, расслабленным, его рука оказывалась в опасной близости от моей каждый раз, когда он ставил чашку на стол. Должно быть, виной всему была моя гиперчувствительность, вызванная воспоминаниями и чувством вины.