Мы сразу же нашли общий язык, надо сказать, что внешне я не очень похожа на русскую, и порой нас принимали за азиатскую, а не интернациональную пару.

Но ничего серьезного между нами никогда не было. Временами Макото меня раздражал, но «убежать» я от него никак не могла. Учеба в магистратуре предусматривала продолжение изучения главной специальности, выбранной еще в бакалавриате, ну а поскольку мы корпели над историей Японии первые четыре года, в магистратуре отделаться от парня не получилось.

— И что ты здесь забыл?

— Бессонница замучила, — прозевал Макото и спрыгнул с подоконника. — Завтра финальные экзамены, а через две недели защита. Нервно мне.

— Поэтому ты решил спуститься в женский туалет?

— Ну да, а чем еще заняться? Если только… — проговорил он ехидно, заворачивая рукава пижамы.

Макото был жутким пошляком, я бы никогда не хотела побывать в его голове, забитой извращенными фантазиями.

— Бендан [ Бендан (笨蛋) — дурак, глупец, болван (кит.).], — с вызовом выпалила я единственное китайское ругательство, которое знала.

— Вау-вау, Айуми-тян, ваш китайский улучшается с каждым днем.

— Спасибо Нефритовому императору, — вслух поблагодарила я божественного даосского вершителя судеб. — А теперь не мог бы ты уйти, у меня… нештатная ситуация.

— Фу-фу, — скривился парень и зажал нос. — Зря я хотел ЭТОГО!

— Ты! — не удержалась я и пнула Макото. — Проваливай, иначе закричу!

— Кричать будешь завтра, когда сдадим экзамен. Как насчет отпраздновать где-нибудь?

— Макото-кун [ «Кун» (君) — один из японских именных суффиксов; соответствует слову «товарищ» в русском языке.], либо ты сейчас уберешься отсюда, либо услышишь или даже увидишь то, что не сможешь забыть. — С этими словами я наконец-то закрыла за собой дверь и занялась тем, для чего сюда пришла.

2. Айуми

Карандаш еле-еле скользил по бумаге, настолько медленно, что я успела переписать ответ на листе дважды. Вопрос в билете оказался легким, однако мне было непросто вызваться первой для ответа.

«Падение сёгуната [ Сёгунат — военное правительство в феодальной Японии (сёгунат зародился еще в конце XII века). (Прим. ред.)] и реставрация Мэйдзи» [ Мэйдзи — исторический период, начавшийся в последнюю треть XIX века и закончившийся в 1912 году; характеризуется реформами, затронувшими многие области жизни. (Прим. ред.)] — именно таким был вопрос, на который у меня имелся исчерпывающий ответ. Я помнила, как папа в детстве часто рассказывал мне на ночь сказки о разных ёкаях [ Ёкай (妖怪) — в японской мифологии — общее название для сверхъестественных существ, нежити.], кицунэ [ Кицунэ (狐) — лиса-оборотень, наделенная магическими способностями.] и тануки [ Тануки (狸 или タヌキ) — енотовидная собака; бакэ-тануки (化け狸) — енот-оборотень.]. Но после страшилок, в которых кицунэ пьет человеческую кровь и убивает людей, отец непременно переключался на политические басни, мне становилось скучно, и я засыпала.

Но некоторые папины истории до сих пор помогают мне учиться.

— Айуми-сан [ «Сан» (さん) — один из японских именных суффиксов, используется при вежливом обращении к собеседнику; в русском языке соответствует обращению по имени и отчеству.], не желаете ли ответить первой? Или, возможно, вы хотите переписать ответ в третий раз?

Наблюдательность учителя часто заставляла меня волноваться, иной раз ладони даже покрывались липким потом. Сэкигути-сан был самым строгим преподавателем на факультете. Его меткие замечания и неудобные вопросы заставляли понервничать даже тех, кто собирался защищать докторскую диссертацию, бывало, молодые ученые бросали свои исследования и покидали университет в поисках лучшей доли.

Ко мне Сэкигути-сан тоже проявлял строгость, хотя нас связывали особые отношения.

Когда-то он знал моего отца и был ему лучшим другом. Именно Сэкигути-сан настаивал, чтобы я переехала в столицу и поступила в Токийский императорский университет, один из престижнейших вузов во всей Азии. Однако об оказанной помощи не ведал никто, так что мне следовало помалкивать. Поступить сюда значит отдать душу дьяволу, а насколько я могу судить по себе, без поддержки Сэкигути-сана даже самый скверный демон не посмотрел бы в мою сторону.

Без денег ты никто, а звать тебя никак.

Разве я не права?

— Да, я готова, — пролепетала я дрожащим голосом, встала и поплелась к преподавательскому столу. Мне показалось, что пол сейчас провалится, а ноги стали ватными.

— Приступайте, — с улыбкой проговорил Сэкигути-сан, когда я устроилась на стуле.

Я набрала в легкие побольше воздуха, слегка выдохнула, и поток мыслей нашел правильное русло, а мозг по очереди расставил факты по невидимым полочкам. Спустя десять минут я даже предположила, что все действительно пройдет гладко, а если повезет, то мне не зададут дополнительных вопросов.

— Когда в последней трети девятнадцатого века сёгунат Токугава пал, в истории страны начался новый период. Императорская власть была восстановлена, а затем…

Подготовка к любым экзаменам требовала тщательной работы с источниками. Многие преподаватели не терпели «чужеродной» трактовки исторических вопросов. Особенно часто полемика возникала между лекторами и иностранными студентами во время обсуждения итогов Второй мировой войны, когда спорно оценивалась роль Страны восходящего солнца.

Единственный выход не попасться в ловушку — читать японские научные труды. Благо последний семестр посвящен эпохе Мэйдзи с упором на предшествующие периоды истории.

— А вы знаете, как умер первый Токугава?

— Простите, что? — удивилась я. Вопрос застал меня врасплох.

Как часто люди придают значение забвению человека? Редко. Смерть — то, что не обсуждается, ее боятся.

— Вам какая больше версия нравится: что он умер от венерических заболеваний или же от пищевого отравления?

Вот и началось то, что я, в общем, ожидала. Среди всех преподавателей только Сэкигути-сан проявлял мелочность к малоизвестным историческим подробностям. Наверное, мне не удастся посетить бар, присоединившись к ребятам: вместо этого придется собрать остатки мнимой гордости, чтобы не расплакаться, прежде чем за мной закроется дверь кабинета.

Меня охватил озноб, как будто на меня вылили ведро ледяной воды. Сегодняшний день можно считать худшим в жизни.

Не считая день смерти отца. Но раз бой заранее проигран, можно расслабиться.

Что я и попыталась сделать.

— Я бы хотела придерживаться версии, что его все-таки убил не секс [ По одной из версий, Токугава Иэясу (1543–1616) чрезвычайно любил женщин, что и сгубило сёгуна, подкосив его здоровье.]. — Честно говоря, я часто слышала подобную версию, но она всегда казалась мне несколько нелепой по сравнению с достижениями великого правителя.

Увы, что сделано, то сделано.

Я почти сразу поняла, что слетело с моих губ, но было уже поздно. По аудитории пронеслись едва уловимые смешки.

— Айуми-сан, я бы хотел попросить вас остаться и подумать над ответом снова. Здесь помимо вас находится еще десять студентов, — строго сказал преподаватель, нахмурив брови, и сжал челюсти. — Вас не затруднит? Или вы можете прямо сейчас покинуть аудиторию, к сожалению не узнав, сдали вы экзамен или нет.

Мучительно склонив голову, я встала и пошла в конец аудитории. Даже к выговору мне уже давно следовало приготовиться. Шесть лет назад Сэкигути-сан предупредил меня, чтобы я не рассчитывала на его снисходительность.

В сознании мягким облаком возникло воспоминание. Совсем юная я в маленьком парке у храма ожидаю встречи с единственным близким человеком. В тот день мне в ладони упал красный конверт, набитый йенами. Скажу начистоту, никогда прежде я не держала в руках такую крупную денежную сумму.

— Я просто исполняю волю твоего отца. Тебе придется учиться не поднимая головы, если ты действительно хочешь закончить университет, — сурово подчеркнул Сэкигути-сан, пока я мечтательно любовалась красотами природы. — И если кто-то проведает, что я как-то поспособствовал твоему поступлению, то уйду либо я, либо ты. В любом случае подобный расклад не обесценивает твои таланты и начитанность, но имей это в виду.

* * *

Спустя полтора часа аудитория опустела. Экзамен сдали абсолютно все, даже Лилиан, в голове которой информация держится ровно десять минут.

— Сэкигути-сенсей, могу ли я узнать результат?

Повисла пауза, в воздухе витало напряжение. Преподаватель не должен оставаться наедине со студентом, таково негласное университетское правило, именно поэтому я так не любила задерживаться в кабинетах, боясь, что кто-то может неправильно понять мое промедление.

Преподаватель неторопливо поднялся из-за стола, попутно раскладывая вещи на свои места.

— А вы уже думали, чем займетесь после магистратуры?

— Нет, — поспешно ответила я. — Пока нет.

И снова воцарилась тишина. Сэкигути-сан будто не решался сказать то, что думает, но наконец посчитал нужным заговорить. Я же обратила внимание на то, насколько вдумчиво он подбирал слова.

— У вас достаточно глубокие познания, Айуми-сан, и мне удалось взглянуть на некоторые тезисы вашей выпускной работы. Мой вам совет — оставаться здесь и продолжить научные изыскания. Возможно, мне удастся найти того, кто поможет вам в научной работе и в будущем.

У меня никогда не хватало смелости спросить преподавателя напрямую, почему он до сих пор поддерживает меня. Неужели был настолько близким другом моего покойного отца? Но почему Сэкигути-сан так редко упоминает о нем?

Еще с того дня, когда меня зачислили в университет, любые личные темы пресекались. Между нами оставалась дистанция преподавателя и студента. Даже сейчас я смотрю на него, пытаясь мысленно представить отца. Как бы он выглядел сейчас, если бы…

— Айуми-сан, — обратился Сэкигути-сан, вырывая меня из раздумий. — Вы слышите меня?

— Да… мне… мне надо идти, простите, мне действительно стоит поразмыслить над ответом. Спасибо, — выпалила я, несколько раз смущенно поклонившись.