Глава 27

Клаус достал игуану из террариума. Элли отшатнулась; ящерица, извернувшись, выскользнула из рук отца, с глухим стуком упала на пол и побежала к ней, широко разевая пасть. Следом наступал Клаус. Игуана подбежала к самым ногам и хотела уже вцепиться в лодыжку; Элли с криком задрыгала ногой, с грохотом сбивая какие-то склянки. «Все в порядке, только не шуми», — сказал доктор Карререс и крепко сдавил плечо. Элли зажмурилась, потянулась, сбрасывая плед, потерлась щекой о горячую сухую ладонь. Вздохнула, просыпаясь, и заулыбалась. «Анхельо», — пробормотала она и потянула за рукав.

— Тихо! — прошипел Карререс.

Элли открыла глаза. Она лежала на диване в залитой пасмурным дневным светом гостиной доктора. Плед обмотался вокруг ног, и бахрома лезла в нос, а пятки были ледяные — похоже, так и заснула утром, не в силах даже нормально укрыться. Карререс стоял над ней и напряженно прислушивался. Снова раздался глухой удар, и посыпалось битое стекло. Звуки доносились откуда-то снизу, из подвала.

Карререс чуть пригнулся, скользнул к выходу из комнаты, и в его руке тускло блеснул нож. Элли зажала рот рукой — страшно и дико было смотреть, как привычно доктор держит — не нож даже, а чуть изогнутый кинжал, явно предназначенный для того, чтобы убивать.

— Это в лаборатории, — негромко сказал Карререс. — Вставай. Будь готова бежать.

Обмирая, Элли выбралась из-под пледа. Она одернула свитер, нашарила под диваном кроссовки. Карререс все еще стоял у двери, похожий на взведенную пружину, — Элли увидела, как напряглись под рукавом мышцы, и рассердилась на себя, почувствовав неуместное возбуждение. Доктор скользящими шагами вышел из комнаты.

— Мне всегда нравились нежные интеллигентные мальчики, — пробормотала Элли и впилась зубами в костяшки пальцев, давя истерический смех.

В доме стояла мертвая тишина. Остатки сна постепенно исчезали, уступая место страху. Герберт? Или пираты? Рассвирепевший от выходок дочери Клаус? Что они ищут в лаборатории? Вспомнив нож в руке доктора, Элли похолодела.

Она на цыпочках подкралась к двери и выглянула в коридор. В подвале вдруг тоненько вскрикнули, и тут же донеслась ругань Карререса. Быстрый топот, звон отброшенной на каменный пол стали и снова испуганный, плаксивый писк. На лестнице появился разъяренный доктор. Он держал за ухо насупленного мальчишку лет десяти; тот громко шмыгал носом и стрелял глазами по сторонам, высматривая путь к бегству, но Карререс держал крепко. Он втолкнул пленника в гостиную и захлопнул дверь.

Мальчишка скользнул взглядом по Элли.

— Здрасьте, — буркнул он и с надеждой покосился на приоткрытое окно.

Карререс уселся в кресло и сложил руки на груди. Под маской напускной строгости мелькало какое-то странное выражение, причудливая смесь сосредоточенности и досады. Как будто решает кроссворд и не может вспомнить слово, что вертится на языке, подумалось Элли.

— Ну, Венни, — проговорил Карререс, — расскажи нам, что ты делал в моей лаборатории.

— Ничего, — ответил Венни и уставился в пол.

— Так-таки ничего не делал? Просто так забрался ко мне в подвал, никому ничего не сказав? Замечательно! Мне как раз нужен мальчишка на опыты…

Элли обомлела. Совсем обалдевшая от нагромождения событий, все еще потрясенная зрелищем Карререса, готового драться и убивать, она уже готова была поверить, что доктор говорит всерьез. Карререс, будто почувствовав ее ужас, еле заметно подмигнул. Элли шумно выдохнула и сильно потерла лоб, пытаясь вернуться в привычную реальность.

— Так вы все-таки вивисектор, да? — уточнил Венни. На его физиономии ужас мешался с восторгом. — Хотите сделать из меня жуткое чудовище и продать пиратам?

— Любишь комиксы, да? — хмуро спросил Карререс. Венни просиял:

— Очень! Про супермена, и доктора Моро, и про чудовищных зомби, и про…

— А где Гай? — спохватилась Элли.

Карререс оглядел гостиную и шепотом выругался.

— Утопал по своим делам, — сказал он. — Надеюсь, у него хватит ума не попадаться на глаза знакомым и полиции. Только этого нам не хватало.

— А я думала, зомби не могут действовать сами, — растерянно сказала Элли.

— Могут. Если жизнь в тело вдохнуть, а душу не захватывать, — ответил Карререс. — Другое дело, что это почти никому не нужно и, — он выразительно взглянул на Элли, — очень мало кому доступно. Такой мертвец может быть вполне независимым от хозяина — после небольшой адаптации.

— Так не бывает, — авторитетно встрял Венни, который внимательно слушал их разговор. — Они же думать не умеют, только приказы выполнять.

Карререс глубоко вдохнул.

— Венни, — выдавил он, — а не пора ли тебе домой?

— Я не могу домой, — потупился тот. — И на улицу не могу — вдруг засекут.

— Засекут? Ах, да. Так тебе же не привыкать? У тебя на физиономии большими буквами написано — «прогульщик».

Мальчишка засопел.

— Мама сказала, что еще раз — и она меня будет за руку в класс отводить, — сказал он дрожащим голосом. — Можно, я еще на полчаса останусь? У меня через полчаса уроки кончаются…

Карререс безнадежно махнул рукой и молча ушел на кухню. Вскоре оттуда донеслось позвякивание и вой какого-то прибора.

Элли с подозрением повертела в руках стакан с густой светло-фиолетовой жидкостью.

— Ужас какой, — сказала она и покосилась на Венни. Поймав ее взгляд, мальчишка с видом мученика поднес стакан к губам, отхлебнул и зажмурился. Видно было, что он до одури боится на месте превратиться то ли в человека-паука, то ли в чудовище Франкенштейна, и будет страшно огорчен, если этого не произойдет.

— Вкусно, — разочарованно сказал Венни и обиженно поглядел на Карререса.

— Еще бы, — ответил доктор. — Это батидос, — бесполезно пояснил он.

— Ужасно люблю батидос, — решительно заявил Венни. — А этот ваш зомби будет нападать на людей? — с надеждой спросил он. Элли вздрогнула и тоже вопросительно взглянула на Карререса.

— Вряд ли, — ответил доктор.

Венни шумно вздохнул, демонстрируя разочарование.

— Ты допил? — спросил Карререс. — Полчаса прошло. Извини — у нас с Элли дела.

— А можно…

— Нет, — отрезал Карререс. Венни опять испустил душераздирающий вздох и перехватил вдруг засиявший взгляд Элли.

— Аааа, — уныло протянул он, — так бы сразу и сказали.

Он сполз с кресла и нога за ногу побрел к дверям, то и дело оглядываясь — очевидно, ожидая, что ужасный вивисектор найдет занятие поинтереснее и передумает его выгонять.

Однако Карререс был неумолим. Как ни тянул Венни, как ни заглядывал в лицо, доктор выставил его на улицу. Вернувшись в гостиную, он выдохнул, закатив глаза, и залпом допил свой батидос.

— Какой настырный мальчишка, — нежно проговорила Элли. — Откуда он тебя знает?

— Приводили на консультацию, — рассеянно ответил Карререс. — Дело не в настырности. Он — потомок Шеннона… — Карререс на мгновение задумался, погрузившись в себя, а потом взглянул на все еще сияющую Элли. Увидев ее полный стакан, он удивленно поднял брови.

— Допивай, — сказал он, — нам пора идти.

— Куда? — удивилась Элли.

— Думаю, надо на Пороховой холм.

— А зачем?

— У тебя есть другие идеи? — с любопытством спросил Карререс.

— Ну, — замялась Элли, — я думаю, надо позвонить папе, предупредить, что задерживаюсь… — она говорила все тише и неуверенней, съеживаясь под горящим от возмущенного удивления взглядом Карререса. — Он же полдня за прилавком, его подменить пора… — совсем упавшим голосом добавила она.

— Допивай давай, — нетерпеливо повторил Карререс.

Элли еще раз понюхала напиток и отодвинула стакан.

— Извини, Анхельо, — сказала она, — но я как-то…

— Ты этого не пробовала и не будешь, — подхватил Карререс, — потому что не будешь. Потому что раньше такого не пила. Да?

— Неправда.

— Правда! — рявкнул Карререс. — И так во всем! Это всего лишь горсть ежевики, взбитая с молоком, и даже ее ты не можешь принять! Что уж говорить об остальном… Элли, ты, вроде бы, неглупая девушка, — сказал Карререс перехваченным голосом. — Но таких упертых… — он замотал головой, все еще силясь сдержаться, и махнул рукой: — Таких упертых баррранов… Я триста лет живу, но таких еще не встречал. Готова притворяться слабоумной, лишь бы не смотреть правде в глаза! Клаусу не нужно вынимать и пересаживать твои мозги, ты прекрасно делаешь это сама! Куда ты их засунула? В холодильник? Завернула в тряпочку и положила в шкаф? Приготовила на обед с горошком? Чем ты думаешь? Ты вообще, черт тебя возьми, думаешь?! Зачем я распинался полночи? Чтобы развлечь тебя сказками?!

Она всхлипнула, и Карререс замолчал, расхаживая по комнате. Элли дрожащим голосом проговорила:

— Причем здесь ежевика? Ничего не понимаю.

— Ежевикой я пытался накормить тебя на завтрак, вот и все. Но я рассказал столько, что об остальном ты должна бы уже догадаться. Все ведь очевидно.

— У меня голова кругом идет, — жалобно ответила Элли. — Я даже не знаю, в какую сторону надо догадываться, — Карререс сердито фыркнул, и Элли всплеснула руками: — Я же поверила тебе! Только не понимаю, причем здесь я и чего ты от меня хочешь.

Карререс, зарычав, схватился за голову.

— Ну конечно! — воскликнул он. — Что тебе заботы чокнутого доктора… Что до того, что источник иссяк, оставшись без присмотра…

— Я же не виновата!

— Нет. Виноват я. Может быть, виноваты Реме и Брид. Но не ты.

— Тогда почему? Зачем ты все это мне рассказываешь? Зачем перевернул мою жизнь вверх дном?

— Конечно. Какое дело наследной принцессе Бимини до ошибок… Что? — оборвал он сам себя, заметив потрясенный взгляд Элли.

— Я?

— Упертый баран, — проговорил Карререс, глядя в пространство. — Ты правда думаешь, что я рассказывал байки о тезке твоей матери?

— Но ведь я никогда не слышала зов… Ой, — вдруг сказала Элли и замолчала, прикусив палец и глядя расширенными глазами в пол. Карререс резко развернулся к ней, всмотрелся в озадаченное лицо и азартно оскалился.

— Давай, вылезай из домика, Элли. Обратно не полетит, — сказал он. Вздохнул: — Мне очень нужно вернуть Бимини. Но тебе это, может быть, еще нужнее. Я бы не стал вытаскивать тебя из раковины так грубо, если бы не был уверен… — увидев, как Элли сердито передернула плечами, он грустно усмехнулся. — Это твой единственный шанс стать собой. Решайся. Ты ведь чужая здесь, и сама это чувствуешь.

Элли вздохнула.

— Мне всегда казалось, что если я полюблю по-настоящему — и так же полюбят меня — я перестану быть чужой. Найду свое место, понимаешь? Больше не будет холодно и больно… Как будто любовь — это дверь, в которую можно проскользнуть, чтобы очутиться в теплом доме, где захочется остаться. Но она раз за разом захлопывается под самым носом, и мне становится еще хуже, чем было. И из-за этого со мной никому не удобно. Вот и Герберт…

— Ты любила его?

— Я старалась, — мрачно усмехнулась Элли. — Я просто хочу жить… по-человечески. Не чувствовать, как меня… выдавливает куда-то.

— Может, для этого надо пойти туда, куда тебя толкают? Ты можешь сделать вид, что не слышишь зова. Но если ты попытаешься проскользнуть в ту дверцу, за которой тебе почудится любовь… — Карререс замолчал и сморщился, будто жалея, что заговорил.

— То что?

— За дверью тебя будет поджидать Бимини.

Элли замерла, глядя на Карререса широко раскрытыми глазами, потом покачала головой.

— Значит, жить, как ты? Но ты-то смирился!

— Зачем — как я? Как многие. Думаешь, все люди находят свой дом? Большинство просто привыкает жить в скучных гостях. Я тоже хочу найти дом, Элли. Но должен исправить то, что натворил, иначе покоя не будет.

— Будет ли он потом?

— Не знаю. Я проклят, Элли, и не знаю, можно ли избавиться от проклятия.

— А я? Тоже? Но за что? Я же не виновата, что Реме сбежала! Это нечестно!

— По-человечески — да. Нечестно, несправедливо. Но какое дело силе Бимини до того, что думают о ней люди?

Элли помолчала, глядя в пол и сжимая виски. Подняла глаза на Карререса.

— Что именно я должна делать?

— Пойти со мной. Помочь найти путь и восстановить источник.

— И остаться там навсегда? Одной?

— Не знаю, — ответил Карререс. — Может быть, не навсегда. Ведь Реме пришла туда, чтобы заменить кого-то…

Элли горько усмехнулась.

— Два вопроса, — проговорила она. — Нет, три.

— Спрашивай.

— Если я откажусь, — начала Элли, с трудом выбирая слова. — Если я сейчас встану, вернусь домой и все забуду. Ну, не забуду, а стану думать, что это просто неважное приключение… понимаешь?

— Ну, ну, дальше, — подогнал Карререс. Элли набрала воздуха:

— Я смогу жить как раньше?

— Да, — неохотно кивнул Карререс. — Никто и ничто не может тебя заставить. Так же, как твою мать ничто не смогло остановить, когда она сбежала. Долгая жизнь, муж, ребенок, все как у людей. Думаю, она до сих пор жива. — Он вздохнул и через силу продолжил: — Я даже не буду говорить, что ее исчезновение и опасные чудачества твоего отца — расплата за отказ от роли хранительницы. Скорее всего — но полной уверенности у меня нет. Может быть, тебе это не грозит. Может, ты сможешь отделаться от отца или переубедить его. Может быть, ты даже научишься быть довольной тем, что есть, и жить… по-человечески. Я ответил?

— Да.

— Второй вопрос?

Элли потупилась.

— Зачем ты занялся со мной любовью? Зачем вообще делал вид, что… — голос Элли прервался, и она зажмурилась в ожидании.

— Чтобы ты начала доверять мне. Чтобы у тебя появилось желание слушать и слышать меня, — помедлив, сухо ответил Карререс, и Элли обмякла, будто из нее разом выдернули скелет.

— Замечательно, — прошептала она, и ее губы затряслись. — Просто замечательно.

— Это что-то меняет? — спросил Карререс после паузы, заполненной тихим плачем.

— Не знаю, — ответила Элли, не поднимая глаз.

— Что еще? — сердито спросил он. Элли снова всхлипнула и криво улыбнулась сквозь слезы:

— У тебя штаны какие-нибудь найдутся?

Карререс вышел из гостиной. Минуту спустя он вернулся и молча бросил на колени Элли джинсы и легкую куртку. Буркнув «спасибо», Элли оделась, подвернула штанины и рукава. Подошла к окну и задумчиво уставилась на улицу, сунув руки в карманы.

— Ты сама в это влезаешь, — пробормотала она себе под нос.

— Что? — переспросил Карререс. Элли покачала головой.

— Хорошо, говорю, что погода наладилась, — сказала она через плечо. — В дождь на Пороховом Холме невыносимо.

— Я помню, — ответил Карререс, и Элли уловила в его голосе тень улыбки.

Глава 28

Когда-то вокруг Порохового Холма был прорыт ров, но дожди размывали голые склоны, и песок с галькой, нанесенные с вершины, вместе с обломками разрушенных стен постепенно заполнили русло. Теперь только тихий ручей, обрамленный корявыми серебристыми ивами, отделял холм от города. Карререс и Элли перешли его по узкому — только-только проехать легковой машине — мосту. Здесь асфальт кончался. Песчаная дорога, выбравшись из ивняка, полого петляла по палевым волнам сорной травы, покрывающей изрезанный оврагами склон. Пахло полынью и мокрой землей. В прозрачном холодном небе темным крестом висел канюк, и иногда вниз приносились его тоскливые вскрики. Единственным ярким пятном здесь был одноэтажный домик в окружении нескольких катальп и уже побагровевших кленов. Он выглядел маленьким и каким-то заброшенным.

— Кто здесь живет? — спросил Карререс, кивая на едва заметную за деревьями черепичную крышу.

— Не знаю, — стушевалась Элли. — Я тут всего лишь один раз была, и то в детстве. Знаю только, что дорога ведет к развалинам тюрьмы, но это и так понятно…

— Странно. А я-то думал, здесь успели поиграть все дети Клоксвилля.

— В общем-то да. Особенно мальчишки, те, кто постарше, — ответила Элли. — Мои друзья здесь часто играли. Гай… Герберт. Один раз они взяли меня с собой. Было ужасно весело — там такие коридоры, знаешь, и всегда можно найти какую-нибудь интересную штуку, и здорово играть в прятки. Но я сдуру проболталась папе. На этом все и закончилось. Папа страшно кричал, в какой-то момент я даже думала, что он меня ударит. Запретил не то что подниматься к тюрьме, а даже на ручей ходить. Мальчишкам, конечно, тоже не разрешали лазать по развалинам — опасно и все такое, — но не так… не так яростно, — Элли смущенно пнула подвернувшийся под ногу камешек. — И они, само собой, не слушались. Они еще звали меня с собой несколько раз, но я очень уж боялась, что папа опять рассердится, все время отказывалась, и они перестали… Знаешь, это глупо, но когда он сам повадился туда лазать, я очень злилась и обижалась, — грустно улыбнулась она. — Ему, значит, не опасно? Нечестно же так…

— А кстати, ты не помнишь, с чего вдруг у него появилась такая идея?

— Ну, папа всегда говорил, что доктор Анхельо… то есть ты — гений, — Элли с лукавой улыбкой покосилась на Карререса, но тот оставался серьезен. — Собирал все легенды, перечитал все записи, которые хранились в музее — ну, знаешь, типа доноса трактирщика после взрыва тюрьмы — вроде как ты был алхимиком и взорвал все нарочно, а он не виноват и просит помиловать…

— Мелкий мерзавец! — буркнул Карререс. — Ничего удивительного…

Элли обалдело взглянула на доктора, потом сообразила:

— Ах да, ты же был с ним знаком… — она потрясла головой. Никак не получалось увязать бледные строчки на хрупкой побуревшей бумаге, от которой пахнет древней пылью, — будто из библиотеки привидения, — с живым и вполне материальным Анхельо.

— Но каков подлец! — горячился Карререс. — Впрочем, у него были резоны трястись за свою шкуру. Я покупал у него иногда всякую мелочь, — туманно пояснил он. — Извини. Рассказывай дальше.

— Ну вот, — папа перечитал кучу всяких таких бумаг и вообще всегда был твоим фанатом, — продолжила Элли. Нахмурилась, постучала костяшками пальцев по зубам, пытаясь припомнить. — Кажется, все началось из-за Гая, — сказала она. — Герберт, когда вырос, забросил это, а Гай… Он настоящий маньяк… был? — Элли задумалась.

— Не важно, — отмахнулся Карререс.

— Короче, Гай немножко подвинулся на всех этих раскопках, не вылезал из музея и все мечтал найти пиратские сокровища. Представляешь, он записывал детские считалки — говорил, что в них зашифрована вся информация, и надо только догадаться, как извлечь ее. У него аж глаза светиться начинали, когда он рассказывал — вот, мол, где-то в катакомбах запрятан сундук, набитый старинными монетами, да не простыми… Ну что ты смеешься? Думаю, ему этот сундук не очень-то был нужен, просто нравилось искать.

— Думаю, до сих пор нравится, — вставил Карререс.

— Может быть… Гай все время, когда не торчал в музее, крутился вокруг холма. И конечно, стоило ему что-нибудь найти, как об этом чуть ли не весь город узнавал: он носился по знакомым, хвастался, расписывал, где нашел, как да до чего это важно… Гай опасался лезть в засыпанные подвалы, зато додумался просеивать песок со дна ручья. Наверное, он перекопал все русло, и не один раз, — улыбнулась Элли.

Карререс окинул взглядом склон.

— Насколько я помню, в подвалах были сделаны стоки, — проговорил он. — Вода и отходы сливались в ров. Так что вполне возможно, что дождями могло вынести какую-нибудь мелочь — крыши-то нет, во время дождей наверняка все затоплено… — он снова посмотрел на вершину, огляделся по сторонам.