На всякий случай стараясь не слишком громко шаркать ногой, Ти-Жак на цыпочках вошел в зал. Он уже готов был броситься к витрине, но в последний момент увидел смотрителя. Примостившись на крошечной табуретке, втиснутой между шкафами, и напряженно собирая лоб в складки, он медленно писал что-то на сероватой полоске картона. Иногда смотритель останавливался, мечтательно улыбаясь и покусывая кончик ручки, и снова принимался выводить каллиграфические буквы. Что ж, тем хуже для него, подумал Ти-Жак, вытягивая из-под дождевика пистолет. Пластик громко зашуршал; услышав шелест, Гай улыбнулся краешком рта.

— Минутку, — сказал он, не поднимая глаз. Ти-Жак ухмыльнулся и направил оружие на смотрителя. Рука задрожала — пистолет был слишком тяжел, чтобы долго удерживать его на весу. Ти-Жак осторожно переступил с ноги на ногу и взялся за приклад второй рукой.

— Открой шкаф, — негромко приказал он.

Гай наконец оторвался от этикетки; при виде целящегося в него старика физиономия смотрителя вытянулась, брови полезли вверх. Сунув картонку в карман, он озадаченно перевел взгляд с карлика на витрину и обратно. Моргнул, недоумевая, и зачарованно уставился на пистолет в руке странного посетителя. Настоящий абордажный пистолет, почерневший от времени, размером чуть ли не с руку, с огромным дулом воронкой и резными курками — узор едва можно было различить под слоем грязи. Гай судорожно вздохнул и провел языком по пересохшим губам.

— Позвольте… — слабым голосом сказал он, протягивая руку. Нервы Ти-Жака не выдержали.

— Рыбу, быстро! — завизжал он и, задрав пистолет к потолку, нажал на спусковой крючок. Раздался слабый щелчок.

— Осторожней, ради бога! — тревожно вскрикнул Гай. — Дайте сюда.

Не успел Ти-Жак опомниться, как пистолет выдернули у него из рук. Карлик, пригибаясь и волоча ногу, бросился в сторону, ожидая, что заряд дроби вот-вот вопьется между лопаток. Но выстрела все не было. Прислушавшись, Ти-Жак различил невнятное, почти нежное бормотание и медленно выглянул из-за стойки со старыми газетами. Гай баюкал грозное оружие, нежно обтирал рукавом свитера, что-то приговаривая и счастливо улыбаясь. Ти-Жак сделал осторожный шаг вперед, примериваясь. Один прыжок… Гай наконец оторвался от пистолета и взглянул на карлика.

— Какой чудесный экземпляр! — воскликнул он. — Огромное, огромное вам спасибо! — Смотритель стремительно шагнул вперед и, прежде чем Ти-Жак успел увернуться, схватил карлика за руку и затряс. — Спасибо, спасибо, — растроганно приговаривал он.

Задыхаясь, Ти-Жак потянул оружие к себе. Гай испуганно прижал пистолет к груди и попятился.

— Извините, но… простите, пожалуйста… боюсь, вы обращались с ним не очень аккуратно… — виновато моргая, он отступал к витрине с оружием. — Где вы раздобыли такое сокровище? — спросил он, любовно осматривая пистолет.

— Отдай рыбу, — безнадежно простонал Ти-Жак.

— Рыбу? — Гай тревожно поглядел на скрюченные пальцы и перекошенное лицо карлика. — Боюсь, я вас не понимаю…

Зарычав, Ти-Жак вытянул из сапога нож и бросился на смотрителя. Плевать, что эта музейная крыса в два раза выше и тяжелее. Он ударил головой в живот; Гай удивленно вякнул, согнулся, и Ти-Жак впился в рукоятку пистолета, выворачивая кисть.

Грохнул выстрел. Ти-Жак взвыл и схватился за обожженное лицо. В пепел сгоревшие брови заскрипели под пальцами. Обмирая от страха, он моргнул. Лицо горело, точно утыканное сотней раскаленных иголок, но глаза были целы. Сквозь пороховой дым Ти-Жак увидел, как лицо смотрителя расплывается в бледной счастливой улыбке.

— Еще и работает? — тихо спросил Гай, удивленно глядя на пистолет, и сделал шаткий шаг назад. — Какой экземпляр… — он поднял глаза на Ти-Жака.

— Мне очень нужна рыба, — прошептал карлик.

— Больно, — пожаловался Гай.

Глава 7

Синие тени путались в кронах каштанов, камень из серого стал рыжеватым, и бормотание пухлых голубей, разгуливающих по крошечному скверу посреди площади, казалось приглушенным, будто разбавленным белилами. Элли неторопливо прошлась мимо скамеек, вглядываясь в сидящих людей, — две парочки, нервный клерк; чернокожий старик в украшенном десятками значков пальто ломает булку, бросает крошки птицам. Элли присела, напряженно вытягивая шею. Мягко ударили часы на ратуше, и она заоглядывалась по сторонам, высматривая среди редких прохожих доктора. Элли вдруг испугалась, что не сможет узнать его, — и в тот же момент увидела Карререса. Было непонятно, как она могла не заметить его раньше — Карререс был совсем рядом и неторопливо приближался, чуть склонив голову набок и слегка улыбаясь, будто рассматривал случайно попавшегося на глаза зверька. Элли слабо улыбнулась в ответ, глядя исподлобья; от нахлынувшего вдруг смущения она не представляла, как себя вести и что говорить. Карререс протянул руку, негромко сказал — «пойдемте». Элли вскочила и заспешила к выходу из сквера, слушая широкие шаги доктора.

Старик, кормивший голубей, взглянул на Карререса и выронил булку.

— Барон? — прошептал он.

— Вы обознались, — добродушно бросил Карререс, проходя мимо. Элли оглянулась. Старик сидел неподвижно. Под его ногами копошились над упавшей булкой голуби. «Обознался, — с непонятным нажимом пробормотал Карререс, — ошибка». Навстречу, снижаясь, пронеслось несколько птиц, обдав лицо теплым ветром. Элли прикусила губу.

Перейдя площадь, Элли с Каррересом бок о бок побрели по тротуару.

— Куда мы идем? — не выдержала наконец Элли.

— Я приехал недавно и еще плохо знаю город, так что вам придется быть моим гидом, — сказал Карререс. — Представьте, что я турист.

— Вы первый раз в Клоксвилле?

— Нет, — покачал головой доктор, — но я давно здесь не был. Очень давно…

— Сколько?

— Лет двести, наверное, — серьезно ответил Карререс.

— Ого! — рассмеялась Элли. — Да, за двести лет здесь многое изменилось.

— На самом деле — даже чуть побольше, — улыбнулся наконец доктор. — Так куда у вас водят туристов?

— Здесь не бывает туристов, — пожала плечами Элли и задумалась, покусывая губу. — Можно залезть на Пороховой холм, оттуда красивый вид… ну и развалины, — она вопросительно взглянула на Карререса. Тот едва заметно качнул головой. Элли вдруг почудилась тень скуки в темных глазах, и она поспешно поправилась: — Но скоро стемнеет. Куда еще могут пойти туристы? Просто погулять? Есть еще, конечно, музей, — со смешком добавила она.

— Отличная мысль, — неожиданно оживился Карререс. — Музей — самое то…

Удивленная, Элли искоса взглянула на доктора. Похоже, Карререс не шутил.

— Он скоро закроется… Правда, здесь недалеко, и я знакома со смотрителем. Но это совсем крошечный музей, и в нем мало интересного, — предупредила она.

— Ничего-ничего, посмотрим… — доктор, не оглядываясь, зашагал вперед.

— Какой чудной запах, — сказала Элли, когда они вошли в вестибюль. — Как будто хлопушки взрывали, да?

— Да, — ответил Карререс с небольшой заминкой.

Элли подошла к кассе, заглянула внутрь и завертела головой. Постучалась в закуток смотрителя, и, не дождавшись ответа, робко приоткрыла в дверь — комнатушка была пуста.

— Странно, — растерянно сказала она. — Гай! Гааай! Странно, — повторила она, оглянувшись на Карререса.

Доктор уже стоял у входа в зал, прислонившись к тяжелой резной двери и загораживая проем. Элли тихо подошла, попыталась встать рядом — Карререс, не оглядываясь, молча отстранил ее.

— Да что слу… — Элли пригнула голову, выглядывая из-под руки Карререса, и со всхлипом втянула воздух. Запах пороха здесь был настолько сильным, что запершило в горле. — Гай! — хрипло вскрикнула она и проскользнула мимо доктора в зал. — Гай, что с тобой? — она присела рядом лежащим ничком смотрителем, с испуганной улыбкой потянула его за рукав и вздрогнула, почувствовав на плече руку доктора.

— Отойди, — сказал он. — Он мертв.

— Ему, наверное, стало плохо, — прошептала Элли, чувствуя, как пол уходит из-под ног. — Или… Да он просто пьяный! — радостно воскликнула она. Карререс фыркнул и, схватив безвольную руку, перевернул Гая на спину. На лице смотрителя застыла странная смесь ликования, удивления и боли; Элли перевела взгляд ниже и сдавленно закричала, кусая пальцы: изорванный в мокрые клочья свитер рядом с радостной гримасой казался особенно страшным.

— Тише, тише, — недовольно обернулся Карререс.

— Ему просто стало плохо, — как заклинание повторила Элли, глядя на черную лужу, от которой тошнотно тянуло железом.

— Заряд дроби в упор, Элли. Конечно, ему стало плохо. Но ненадолго, — Карререс поднялся и оглядел зал. — Витрина разбита, — небрежно заметил он. Под стеллажом с какими-то колбами и ретортами тускло блестела куча битого стекла. Карререс подошел поближе, — Элли, подскочив, бросилась следом, — и иронически скривился, прочитав пару надписей.

— Это он разбил? — шепотом спросила Элли.

— Вряд ли, — ответил Карререс и вернулся к телу.

— Он просто возился со своими пистолетами, — голос Элли зазвенел. — Это случайность!

— Случайностей не бывает, — доктор присел над Гаем и аккуратно потянул за торчащий из кармана джинсов краешек картона.

— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — слабо сказала Элли.

— Знаю, — согласился доктор.

— Нельзя же ничего трогать! — Элли всхлипнула. — До приезда полиции ничего нельзя!

— Я не собираюсь вызывать полицию, — пожал плечами Карререс. Бегло прочитав надпись, он хмыкнул и сунул картонку в карман. Элли, обхватив себя руками и сжав зубы, прислонилась к дверному косяку и медленно сползла на пол, ничего не видя от слез.

Элли наконец перестала плакать и вытерла глаза. В машине сильно пахло сыростью; пошевелившись, Элли почувствовала, как к коже противно липнет мокрая одежда. То ли попала под дождь, то ли доктор окатил водой — она не помнила, что произошло, но спрашивать почему-то было страшно. В памяти осталась лишь вспышки пламени в темноте, которые вдруг обернулись мелькающими за окном машины фонарями. Они становились все реже и вскоре вовсе исчезли; круто уходящую вверх улочку освещали лишь окна старых каменных домов — мягкий, слабый свет, процеженный сквозь разноцветные складчатые шторы. Все-таки отправились на Пороховой холм, подумала Элли с невеселой усмешкой.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Ко мне, — ответил доктор, перегнувшись с переднего сиденья. — Уже приехали.

Такси остановилось рядом с небольшим домом, слегка отступившим от улицы. Темный силуэт остроконечной крыши едва виднелся за бестолково разросшимся кустарником. Он показался Элли смутно знакомым — как будто Герберт рассказывал связанную с ним забавную историю. Она вышла из машины и, вздрагивая от вечерней промозглой сырости, заторопилась за быстро шагающим Каррересом. Дом из белого камня, казалось, насуплено смотрел темными окнами, будто ожидая какой-нибудь глупой выходки.

— Здесь же живет Пэт Кэрриган! — вспомнила Элли.

— Пэт уехала на побережье, — ответил Карререс, отпирая, — теперь здесь живу я.

Элли робко вошла в темную прихожую, пропахшую табаком и горячим воском. Карререс подтолкнул Элли к приоткрытой двери. Комната была освещена только странной тусклой лампой — присмотревшись, Элли поняла, что это колба, в которой плавают странные оранжевые существа. По полупрозрачным мягким тельцам изредка пробегали фиолетовые искры, существа вдруг начинали метаться, судорожно подергивая щупальцами, а потом снова замирали, испуская мягкие желтоватые лучи. Чуть привыкнув к полутьме и оглядевшись, Элли присела рядом с низким столиком и стиснула коленки, напряженно глядя на доктора.

— Все трясешься, — неодобрительно заметил Карререс. Не включая света, он достал из шкафчика темную пыльную бутылку, пузатый бокал, плеснул густую, почти черную жидкость.

— Выпей, — доктор не глядя протянул вино, налил себе и повернулся. Элли смотрела на лампу, изо всех сил стиснув руки. — Ну?

— Спасибо, я не хочу, — Элли мельком взглянула на вино и снова отвернулась, чувствуя, как опять предательски трясутся губы.

— Давай, не упрямься, — сказал Карререс, и Элли, всхлипнув, взяла бокал. Осторожно глотнула — вино расплескался по телу теплой волной, оставив во рту горьковатый привкус вишни. Элли вытянула ноги и откинулась на спинку дивана, слегка расслабляясь. Карререс встал напротив, покрутил бокал, глядя, как вино расплескивается по стеклу коричневой пленкой. Взглянул на Элли.

— Почему отец называет тебя принцессой? Принцесса чего?

— Я не знаю. Просто папа… он меня очень любит, — невесело рассмеялась Элли.

— Ты знаешь, что он хочет пересадить твой мозг в игуану?

— Не лезьте не в свое дело, — мгновенно ощетинилась Элли, снова подбираясь. — Это глупая шутка…

— Он просил меня помочь.

Элли поперхнулась вином и уставилась в стол, бессмысленно возя пальцем по крошечной капле, едва заметной на темном дереве.

— И вы… согласились?

— Почему бы и нет, — пожал плечами Карререс.

— Да кто вы такой?! — не выдержала Элли.

— Ты хоть раз заглядывала в отцовские бумаги? Хотя бы из любопытства? Хоть раз спрашивала себя — откуда у него взялась такая дикая идея?

Элли покачала головой и судорожно вздохнула, пытаясь подавить очередной приступ плача.

— Ну и как ты собираешься становиться принцессой с такими нервами? — насмешливо спросил Карререс и присел рядом.

— Я не собираюсь… это папина шутка, — сдавленно ответила Элли. Ей не хотелось думать про принцесс и игуан: Карререс сидел слишком близко, и это пугало ее, и еще больше пугало суматошно бьющееся сердце.

— А придется, — ответил Карререс почти грустно и пальцем отвел упавшую на лицо Элли прядь волос. Элли стиснула бокал. Гибель Гая забылась, темный музейный зал, пропахший порохом и кровью, отодвинулся и все больше походил на кошмарный сон, который можно просто забыть, — все растворилось в тепле, волнами накатывающем от Карререса, в чуть слышном запахе большого сильного зверя. Элли замерла, боясь пошевелиться: казалось, одно движение — и доктор встанет, опять начнет расхаживать по комнате, говорить жестко и отчужденно. Карререс усмехнулся, молча стукнул своим бокалом об ее и допил вино.

— Это не шутка, Элли, — серьезно сказал он. Резко вытянул руку — Элли вздрогнула от сладкого ужаса и застыла, подставляя голову. Карререс взъерошил волосы, провел ладонью по щеке. Элли прикрыла глаза, перестала дышать, ожидая, и судорожно дернулась, когда Карререс расхохотался. Мучительно краснея, она попыталась вскочить, но жесткие пальцы доктора сжали ее лицо.

Она снова была в музее, в темноте, раздираемой вспышками пламени. Ритмичный рокот, отдающийся в затылке, страшное, оскаленное лицо Карререса, склонившегося над Гаем, похожим на восковую куклу. Густой страх, подступающий к горлу. Голос, как удар кнута, как удар натянутого до звона и лопнувшего наконец каната. Огненные блики на влажной коже, танец, освещенный кострами, в горячечном поту, запах крови, щекочущий ноздри, и губы изгрызть в кровь, царапать щеки под грохот барабанов, биться в горячей пыли и кричать, добровольная жертва чудовищным богам, кровь на каменном ноже, кровь на изорванном свитере. Ужас, невыносимо сладким жаром обдающий спину, безумие и вой, долгожданное погружение в древнюю тьму…

Бледный свет. Взгляд Карререса, внимательный и довольный, пустой графин в сильной руке. Мокрая холодная одежда… нет, простыня, по которой расплывается пурпурное пятно.

— Вино-то зачем было переворачивать? — спросил доктор. Элли засмеялась и завозилась, отодвигаясь с мокрого.

— Сколько времени? — спросила она, потягиваясь.

— Около двенадцати.

— Папа меня убьет, — весело сказала Элли, свесилась с кровати и вытащила из-под нее джинсы.

— Нет, он просто поторопится с пересадкой в игуану, — ответил Карререс. Элли вскинула на него глаза и испуганно прикусила губу, увидев, что доктор абсолютно серьезен.

— Но ведь ты не станешь ему помогать? — тихо спросила она.

— Он и без меня прекрасно справится, — ответил Карререс, — господин Нуссер просто хотел подстраховаться.

Кое-как одевшись, Элли присела на краешек кровати, теребя рукава блузки и глядя в пространство. Как же так, думала она. И ты меня отпустишь? Просто отправишь домой? Помоги мне, хотелось закричать ей, но она не могла произнести ни слова. Как наяву представился отцовский футляр с хирургическим инструментом. Элли загнанно взглянула на Карререса. Доктор молча курил, и с каждым клубом дыма тишина в доме давила все сильнее.

— Мне надо идти, — выдавила наконец Элли и едва не подпрыгнула от пронзительного гудка, донесшегося с улицы. Выглянув в окно, она увидела у калитки зеленый огонек.

— Я вызвал такси, — объяснил Карререс, и Элли зажала рот ладонью, чтобы не расплакаться.

— Пока, — сдавленно пробормотала она, бросилась к выходу и задергала ручку двери.

— Я не прекрасный рыцарь, Элли, — сказал Карререс, помогая ей открыть. — Я всего лишь тюремный врач.

Глава 8

Мелкая морось шелковой вуалью дрожала в свете фонарей, оседала сверкающими каплями, сливалась в ручейки и с нежным журчанием стекала сквозь решетки в катакомбы под Клоксвиллем. Синяя плесень, покрывавшая стены, жадно впитывала влагу и начинала светиться бледным фосфорическим светом. Гнилой подземный туман жадно глотал звуки, пережевывал и выплевывал глухим эхом. Растревоженные, из затопленных щелей выползали крупные многоножки, скользили по камню ожившим обрывком грязной бахромы и срывались в озеро-колодец на перекрестье двух туннелей. Вокруг бьющихся в воде насекомых вдруг возникали смоляные воронки; из них всплывали неведомые твари, распахивали бледные пасти, полные кривых зубов, и уходили в глубину, оставив лишь расходящиеся круги.

Ти-Жак метался по узкому берегу. Он потрясал костлявыми кулачками, склонялся над водой, освещая ее тусклым налобным фонарем, и, опасливо балансируя на одной ноге, полоскал сапоги. По маслянисто-черной поверхности шла рябь, и карлик с жадной надеждой смотрел на исчерканную метками рейку, уходящую под воду. Но как он не баламутил подземную реку, волны не захлестывали заветную медную полоску, и Ти-Жак вновь принимался бродить по скользкому бетону.

— Это он, он! — вскрикивал карлик. — Не понимаю… Как он узнал…

Ти-Жак все бормотал и заламывал руки, когда по влажным стенам запрыгал смутный отблеск, и послышались торопливые шаги. Ти-Жак замер, настороженно всматриваясь в темноту, погасил фонарь и вжался в стену. В проходе, освещенная жестяной керосиновой лампой, появилась женщина, закутанная в пестрые шерстяные лохмотья. Длинные черные волосы, лишь слегка тронутые сединой, двумя толстыми косами обрамляли темное лицо, — красивое, если б не застывшая гримаса горького упрямства, искажающая резкие черты.

Отчаяние на лице карлика сменила равнодушно-насмешливая маска. Дождавшись, пока женщина подойдет поближе, он бесшумно выступил из тени.

— Пришла посмотреть на лот, Беглая? — негромко спросил он. Женщина тихо вскрикнула, отшатнулась и близоруко прищурилась. — Вода прибывает, — продолжал Ти-Жак, довольный эффектом. — Осталось всего ничего. Мои ребята уже латают паруса.

— Скоро уже триста лет, как вы латаете эту гниль, — сердито ответила Беглая. — Пора бы понять, Ти-Жак: вам не выбраться отсюда, как бы ты не пялился на метку…