Карина Шаинян

Игра. Змеиный остров

ПРОЛОГ

Когда солнце коснулось поверхности Сиамского залива, работа была уже сделана, и сделана хорошо. Дима отряхнул с ладоней песок, полюбовался результатом — пожалуй, лучше с его нынешними возможностями не получится. Аккуратно. Даже изящно. Не без остроумия. Прекрасно сделано. Дима довольно улыбнулся сам себе. Теперь оставалось только ждать.

Тропический закат прогорал быстро, как сухой плавник, и поверхность крошечной, окруженной манграми бухточки уже подернулась тревожными серыми тенями. Был прилив; волны несли с собой мелкий ракушечный песок. Дима сполоснул руки в прозрачной парной воде, поплескал на испачканные колени, стараясь не взбаламутить обманчиво прикрытый тонким песчаным слоем ил. Облизнул губы — язык был как наждачная бумага, пересохший и какой-то толстый.

В глубине острова крикнула птица. Дима несколько секунд прислушивался, сам не зная зачем. Как он ни старался успокоиться, стремительное приближение темноты пугало его. Ночь была полна теней и шорохов, и иногда Диме казалось, что этот необитаемый остров — не такой уж необитаемый. В воде что-то плеснуло — то ли лягушка, то ли илистый прыгун… Дима включил фонарик и тщательно обшарил лучом палую листву вокруг старого, просоленного бревна, выброшенного на берег давним штормом. Что-то длинное блеснуло у самой босой ступни — сердце пропустило удар. Стараясь не дышать, Дима мучительно медленно шагнул назад, надеясь, что там, куда он ставит ногу, нет ничего, кроме песка. Направил луч фонарика в точку, где только что стоял, и с шумом выпустил воздух. Всего лишь ветка. Длинная, с гладкой, блестящей корой ветка.

Он присел на бревно, подпер голову руками. Надо ждать. Эту ночь и, может быть, следующую. Как же хочется пить… Тело зудит от морской воды, и глаза сухие настолько, что даже моргать неприятно — каждый раз кажется, что кристаллики соли со скрежетом царапают роговицу.

Дима смотрел, как у горизонта догорают последние отблески солнца. Небо наливалось темнотой; еще немного — и на горизонте встанет призрачное электрическое зарево Сиануквилля, а чуть левее и ближе — отдельный тусклый костерок огней Кох-де-Коля. Ближе к полуночи море покроется зелеными и белыми фонарями рыбацких лодок, вышедших на морской лов. Жаль, что они никогда не заходят на Кох-Наг.

С моря дул легкий бриз, и Дима с наслаждением подставил ему обожженное солнцем лицо. Глубоко вдохнул солоноватую свежесть — все будет хорошо… Внезапно ветер поменял направление, налетел чуть сбоку, дыхнул горячим воздухом, пропитанным вонью гниющих растений и разлагающейся органики. На источник этих запахов, заболоченную бухточку слева от себя, Дима старался не смотреть. Черт знает, что еще кроется в вязкой толще ее дна. Корни мангровых деревьев похожи на скользкие черные пальцы, впившиеся в ил. Напоминают о чем-то, что Дима хотел бы забыть. Будят мысли о том, так ли необитаемы необитаемые острова…

Снова дохнуло соленым болотом. Дима поймал себя на том, что помимо воли прислушивается изо всех сил. Шепот мелких волн, накатывающих на пляж. Журчание прилива, заполняющего крабьи норы под корнями. Тихий перестук в джунглях позади, — раки-отшельники вылезли из дневных укрытий. Как будто бьются друг об друга леденцы… или зубы.

Под манграми снова плеснуло, громче, чем раньше, как будто уже не илистый прыгун, а намного более крупное животное плюхнулось в воду. Отвратительно чавкнула густая грязь. Вздрогнув, Дима обернулся на звук. Ногти вжались в ладони, оставляя кровавые лунки в пересохшей коже.

Он не увидел ничего, кроме черной массы кустарника. Перенапряженные мышцы расслабились, и Дима шумно выдохнул. Почудилось…

От общей мешанины отделилась темная фигура, четко видимая на сером фоне воды. Дима почувствовал нервное, почти истерическое облегчение — он давно знал, что случится нечто подобное, и теперь тугое, как пружина, ожидание наконец можно было превратить хоть в какое-то действие. Дима привстал, готовый ко всему.

Человек медленно шел прямо на него, пересекая залив наискосок, — каждый шаг его сопровождался чавканьем и бульканьем, но ноги уходили в грязь лишь по щиколотку — там, где Дима проваливался по пояс. Запах болотных испарений и гнилых водорослей усилился. Дима почти задыхался; к вони мангрового болота примешивался другой, сладковатый, знакомый душок, от которого желудок стиснула ледяная великанья рука. Дима попытался сказать что-то — но разбухший язык не слушался.

Человек подошел ближе. Теперь Дима понимал, что это женщина; грязные волосы падали на глаза. Дима видел только щеку — неровную, будто изъеденную то ли ожогом, то ли болезнью… то ли раками-отшельниками, которые все постукивали и поскрипывали в сухих листьях. Он уже все понимал, но еще не верил; бревно за спиной не давало отступить. Не сводя глаз с женщины, Дима двинулся вдоль, и та сразу изменила направление, по-прежнему двигаясь на него по кратчайшей прямой. Остатки мертвенно-серого света, отразившись от моря, упали на изуродованное лицо — и тут Дима узнал ее.

— Ты умерла, — прошептал он. — Ты же умерла!

От крика пересохшее, будто потрескавшееся изнутри горло пронзила боль, и Дима натужно раскашлялся, упав на колени. С дерева шумно сорвалась испуганная птица, и несколько листьев плавно опустились перед ним на светлый песок — листьев темно-красных, как свернувшаяся кровь. Ил чавкнул в последний раз, и женщина вышла на пляж.

— Ты умерла, — безнадежно повторил Дима.

Бежать было некуда.

ГЛАВА 1. ЛУЧШИЕ ИЗ ЛУЧШИХ

Пномпень ошарашивал, бил по голове, как тяжелый мешок, набитый чем-то горячим, мягким и влажным. Только что был март, обледенелые тротуары, мрачноватые коридоры общаги — и вот все изменилось. Воздух насыщен незнакомыми, острыми запахами и дымом благовоний. На фоне мутного неба чернеют змеиные клубки проводов. Гомон тысяч смуглых, шумных людей, визг клаксонов, пахнущий перцем и карри пар, поднимающийся от тележек с едой…

Дима ошалело проводил взглядом семью на мопеде — папа за рулем, мама за ним, двое детей чудом пристроились по бокам. Мопед медленно проехал мимо; привязанная к нему сзади черная свинья, невозмутимая, как Будда, вызывающе уставилась на Диму. Он моргнул, потряс головой и снова принялся соображать, как бы ему перейти запруженную транспортом дорогу. Светофоров здесь не было. Правил дорожного движения, кажется, тоже.

Запахи стали насыщенней, воздух — влажнее; еще немного — и он хлынет в легкие, как горячий густой суп. Оглядевшись, Дима понял, что забрел на рынок. Чадящие жаровни, жестяные противни с мелкими ракушками, обсыпанными красным перцем, — Дима постоял перед одним, улыбнулся в ответ на кривозубую ухмылку продавца, усатого и красноглазого, но так и не решился попробовать. Дальше под навесами продавали одежду. Дима купил два кхмерских платка в мелкую розовую клетку — сестре и маме — и стакан тростникового сока. Надо выбираться, пока совсем не одурел от жары. Глупо будет опоздать на место встречи и пропустить самолет в Сиануквилль. Помнится, Дима расстроился, когда услышал, что у них останется всего несколько часов между самолетами на то, чтобы посмотреть столицу Камбоджи. Однако сейчас, через два часа блужданий, он уже был сыт Пномпенем по горло.

Ноги сами вынесли его на набережную Тонлесап. Над бурой гладью воды, тяжело покачивающейся в низких берегах, воздух был посвежее; если постараться, можно даже уловить легкий ветерок. Дима присел на парапет в прозрачной тени жакаранды. Над рекой клубился розоватый дым, и воду постепенно заливал медный свет. Набережная наполнялась людьми — видно, жители Пномпеня тоже стремились к прохладе. Европейцев среди них почти не было. Туристы стягивались к реке раньше, чтобы успеть сесть на один из прогулочных корабликов, почти кубических деревянных посудин, щедро украшенных резьбой и цветными лентами.

Каждый вечер маленькая флотилия отправлялась вниз по течению к месту, где Тонлесап вливается в великий Меконг. Наверное, Дима был не прав, когда отказался от главного аттракциона, который Пномпень предлагал туристам. Не захотел тусоваться толпой, да и город посмотреть было любопытно. Остальные сейчас веселятся. Сидят за столиками на верхней палубе, любуются закатом над Меконгом. Пьют холодное пиво из запотевших стаканов. Дима отхлебнул тростникового сока. Он был слишком сладким, но все-таки прохладным — торговка не пожалела льда.

По набережной шла светлая, чуть пухловатая девушка, довольно высокая по сравнению с низкорослыми кхмерами. Дима прищурился — он был слегка близорук, но завести линзы так и не собрался. Рыжеватые волосы, круглое лицо… точно, Оля. Одна из четырех девушек, отобранных Пленским на игру.

Оля тоже узнала его и замедлила шаг. Остановилась, убрала влажную прядь со лба. Ее лицо было ярко-розовым, и над губой выступили крошечные бисеринки пота — видно, прогулка по Пномпеню и ей далась нелегко.

— Духотища, да? — улыбнулась она. — Надеюсь, на море будет лучше.

Дима кивнул.

— Что не с нашими? — спросил он.

— «Нашими»? — Оля иронично подняла бровь.

— Да ладно, тоже мне, конкуренты, — улыбнулся Дима. — Еще до места не доехали…

Оля пожала плечами, присела рядом на отполированный, теплый гранит.

— Меня не дождались.

— Это как? — опешил Дима.

— Ну как — я остановилась воды купить, крикнула, чтоб подождали. Продавщица на английском не говорит, еле объяснились, оглядываюсь — а никого уже нет…

— Свинство какое-то, — нахмурился Дима.

— Да нет, все нормально. Они же не должны… Хорошо, что я тебя встретила, а то я даже не знаю, как до места сбора добираться. Если ты, конечно, не против, — спохватилась вдруг она. Скользнула настороженным взглядом по Диминому лицу — и, видимо, слегка успокоилась.

Дима знал, что она увидела. Тощий, сутулый, с умным, но замкнутым лицом — типичный ботаник, только очков не хватает. Надежный и безопасный. Идеальный друг — и винду поставить, и сопли вытереть, и в безумном азиатском городе не дать пропасть. Черт бы побрал эту дружбу.

Оля смотрела на реку, вытянув губы трубочкой, смешно и как-то удивительно мило. Молчание становилось неловким, и наконец Дима решился его нарушить.

— А где ты учишься? — спросил он.

— В МГУ. На экономическом.

— Так мы соседи, — обрадовался Дима. — Я с ВМиК.

— Программист? — удивилась Оля.

— Самому странно, — ответил Дима. — Пленский ведь набирает менеджеров, управленцев… Когда я понял, что мне предлагают, поначалу решил, что они номером ошиблись, ну или что у меня однофамилец на другом факультете. Наверное, дело в модели…

Со своей моделью макроэкономических изменений Дима возился со второго курса. К пятому он получил результат, которым можно — ну, не гордиться, конечно, но и не стыдиться показывать. Большую часть времени Дима предпочитал витать в облаках, но в этих облаках водились отличные идеи, благодаря которым он добился многого, несмотря на недостаток прилежания. Хотя… если уж Дима брался за что-то — то делал тщательно на грани занудства. Но главными все-таки были — идеи, ум и удача. Та конференция подвернулась удивительно вовремя; наверное, тогда его и заметили люди Пленского. «Мы отбираем лучших студентов лучших факультетов», — сказали ему на собеседовании. Дима не был уверен, что он и правда лучше всех, — но работа хороша, тут не поспоришь. Он и не стал. Какой дурак откажется от бесплатной поездки в Камбоджу и перспективы карьеры, до которой вчерашнему выпускнику обычно приходится пахать лет десять?

— Что за модель? — спросила Оля.

— Математическая модель… Тебе правда интересно?

— Не очень, — улыбнулась Оля. — Не сейчас.

— Волнуешься?

— Слегка. А ты?

Дима покачал головой.

— Да знаю я эти корпоративные тренинги. Сначала все хором орут «Мы — команда!», а потом, как идиоты, ползают по веревкам и падают друг другу на руки.

Оля с сомнением покусала губу.

— Как ты думаешь, Пленский всех возьмет?

Дима дернул плечом. Собеседование было довольно невнятным. Казалось, менеджер по персоналу и сам толком не знает, как именно будет происходить отбор на тренинге. Но он совершенно точно был возмущен — какой-то студентишка, вместо того чтобы с восторгом согласиться на предложение, задает вопросы…

— Если вы проявите необходимые психологические качества… — нудил менеджер, с отвращением глядя на унылого ботана.

— Какие, например?

— Обычные. Стрессоустойчивость, инициативность…

Выходя из офиса, Дима все еще колебался — от предложения слишком уж попахивало бесплатным сыром. Он думал в метро, думал, ежась на холодном ветру по дороге к главному зданию МГУ. Думал в неторопливом лифте, вдыхая ни с чем не сравнимый запах старого, чуть сопревшего дерева, пропитавшего всю общагу. Думал в узком темноватом коридоре, вытаскивая на ходу из кармана ключи.

Они не понадобились. Стоило подойти поближе к комнате, и на Диму обрушился металлический вой и грохот — будто стадо взбесившихся строительных кранов прыгало по гигантскому листу жести. Сосед был дома.

«Тебя-то я и не учел», — пробормотал Дима, чувствуя, как сомнения тают и превращаются в уверенность. Он пятый год живет в общаге. Сосед — фанат «Анштурцен нойбаттен», неделями киснущие в тазике носки, дикие панковские пьянки, на которых Дима успевал подготовиться к парам. Скататься в Камбоджу и получить работу мечты… Стрессоустойчивость? Не смешите.

Сосед на появление Димы не отреагировал — не услышал, конечно. Уткнулся в монитор со строчками кода и трясет головой под душераздирающий скрежет из колонок. Надо же, еще различает какой-то ритм. Дима постучал пальцем по плечу. Сосед оглянулся с заранее недовольным лицом, потянулся к колонкам.

— Да уже, уже… — проворчал он, убавляя звук.

— Да я не про то, — махнул рукой Дима. — Мне тут, может, съездить кое-куда надо будет. Закинь мне на флешку пару альбомчиков?

— Наконец-то проникся! — расцвел сосед. — Говорю тебе — они гениальные, они…

Самое то, чтобы погромче включать при «лучших из лучших».

— Я думаю, ты зря переживаешь. — Дима хотел прикоснуться к Олиной ладони, но в последний момент опустил руку. — Зачем нас тащить в такую даль, оплачивать билеты, — чтобы потом не взять? Глупо.

Оля цепко взглянула на него, нахмурилась:

— Но ты сомневаешься.

— Ну да. Как-то все слишком хорошо.

— Но это же справедливо, — горячо возразила Оля. — Мы работали… я, по крайней мере, работала, как проклятая, чтобы это заслужить!

— Вот именно — справедливо. Слишком справедливо. Точно как нам и твердили, да? Будь умным, активным, трудись, делай все правильно — и получишь награду…

— Но ведь так и должно быть.

— Много в твоей жизни идет так, как должно? — Он помолчал, покачивая ногой. Оля смотрела на воду, снова вытянув губы — теперь она выглядела обиженным ребенком. «Зря я так», — подумал Дима.

— А как на самом деле, по-твоему? — спросила наконец Оля. Дима вздохнул.

— На самом деле… моя младшая сестра тоже хотела поступить в МГУ. Она очень умная, но на одни мозги не надеялась, вкалывала все старшие классы, зубрила, не то что я. А накануне вступительных она подцепила тяжелый грипп, но не сдалась, наплевала на температуру и пошла на экзамен. И не смогла решить ни одной задачи. Провалилась, конечно.

— Не повезло…

— Вот именно. А нам — повезло. Просто повезло. А удача — штука скользкая…

— Удача… — тоскливо протянула Оля. — Мне нельзя надеяться на удачу. Мне родители голову отъедят, если я не сделаю карьеру. Я же лучшая. Золотая медаль, красный диплом… Однажды я заняла второе место на олимпиаде по обществоведению. И знаешь, что мне сказали дома?

— Что?

— Спросили, почему не первое…

Дима хмыкнул.

— Здесь все такие. Вот те, — Оля махнула головой в сторону Меконга. — Лучшие. Отборные.

— Я не такой, — возразил Дима.

— А как ты тогда здесь оказался?

— Ну… я просто умный.

— Они железные, — проговорила Оля, не слушая его. — Будь первым или сдохни, вот так. Их жрали — теперь они сами жрать научились… А я слабая. Тряпка.

— Слушай, ну не корову же проигрываешь. Не единственная работа на свете.

— Ты не понимаешь! Если я не пройду… как мне возвращаться домой? — Оля едва заметно вздохнула. — А что с сестрой-то?

— Да ничего. Поревела и поступила на следующий год. Оль, ты сама себя накручиваешь. Это просто очень хорошая работа. Есть и другая.

Оля мотнула головой.

— Хорошо тебе.

Дима рассмеялся.

— Я живу в общаге с соседом-психопатом, который сутками слушает индастриал, а после диплома буду отдавать за съемную квартиру большую часть заработанного. Если меня не возьмут. Так что… И не переживай так — я тебе помогу, если что.

Оля слегка отодвинулась, и в ее глазах появился холодок.

— Я и сама могу справиться.

— Да я не… — Дима смущенно замолк, глядя в потемневшую медленную воду. — Знаешь, я читал, что Тонлесап течет в разные стороны. Полгода — туда, полгода — обратно.

Он покосился на девушку, но ее губы по-прежнему были плотно сжаты.

— Подготовился, значит, — сердито проговорила она. — Информации понабрал. Умный.

Дима пожал плечами.

— Да, умный, — спокойно ответил он.

Разговор больше не клеился. Стемнело; ниже по течению реки появились светящиеся точки — возвращались прогулочные лодки. Первый кораблик мягко ударился об обвешанный автомобильными камерами причал, и по трапу весело повалили Димины — конкуренты? Будущие коллеги? Соперники? Дима не знал. Разговор с Олей немного обеспокоил его, и он наконец взглянул на группу студентов повнимательней. Лучшие из лучших. Экономисты, юристы, социологи. МГУ, МГИМО, Плехановский… Восемь человек, совершенно разных и в то же время схожих. Уверенность. Интеллект. Целеустремленность. Как будто их всех покрывает легкий глянцевый налет — не люди, а ожившие фотографии из объемной версии «Форбс». Дима остро чувствовал, что отличается от них, и, пожалуй, не в лучшую сторону. Но, возможно, именно эта разница и даст ему преимущество. Тут есть о чем подумать…

Кирилл на общем фоне выглядит чуть простовато — здоровяк, кровь с молоком. Уже наметившееся брюшко обтягивает футболка с надписью «Я выжил в Камбодже» — и когда только успел переодеться? Огромная камера-зеркалка — Кирилл не выпускает ее из рук, снимает все подряд, будто ребенок, дорвавшийся до новой игрушки. Такие с первого класса берут терпением и трудом, только вот обычно добиваются не многого. Так ли он прост, как выглядит? Черт его знает(Y81)…

А вот Антон совсем не прост. Невысокий, жилистый, темноволосый. Лицо непроницаемо — голливудская улыбка, которую он включает по необходимости, ничего не говорит, это всего лишь маска, формула вежливости. Он первым заметил сидящих на парапете. Скользнул глазами, оценил, запомнил, сделал выводы. Дима невольно отодвинулся от девушки — но поздно, информация уже в копилке и наверняка будет использована, если понадобится. Нехорошо получилось.

Ира ничего не скрывает — она звезда, ей все позволено. Невесть как попавший в группу ботаник для нее вообще никто, а вот статус Оли только что понизился — нашла с кем проводить время. Взгляд Иры был так откровенен, что Оля покраснела. Соскочила с парапета, не глядя больше на своего недавнего собеседника, радостно замахала рукой.