— Извини, чувак.
Я сдержал циничный комментарий и натянул на лицо улыбку.
— В любом случае без музыкального сопровождения мы не останемся. — Затем я еще раз чокнулся с друзьями, чтобы немного их успокоить. — Уверен, будет здорово!
Джек и Блейк, изо всех сил стараясь скрыть явное облегчение, подняли бутылки.
Пока Блейк жадно пил пиво, Джек похлопал меня по спине.
— Неважно, что произойдет, мы всегда рядом.
Я кивнул, не в состоянии вымолвить ни слова. В горле так першило, словно наглотался стекла.
Я знал, что Джек говорит серьезно. Два моих лучших друга прошли ад последних лет вместе со мной. Они видели меня в самые сложные времена и не бросили. За это я навеки буду им благодарен. Я не сомневался, что они могли по моей просьбе весь вечер игнорировать Лив или даже доставить ей неприятности. Но я этого не хотел. Мне хотелось, чтобы все снова стало нормально. Как раньше. Даже если это уже невозможно.
Я взглянул на телефон. Через полчаса подтянутся первые гости. И в какой-то момент придет она.
При мысли о Лив у меня в животе возникло такое же неприятное ощущение, как в тот день, когда я впервые пригласил ее покататься на одной из семейных лодок. Я сглотнул, чтобы побороть внезапно появившееся чувство тошноты.
«Спокойно, — мысленно приказал я себе. — Это твоя вечеринка. Вы встретитесь на твоих условиях. У тебя все под контролем».
Но я почему-то все равно чувствовал себя так, словно с кровоточащей раной прыгнул в бассейн с акулами.
2. Лив
— Я загляну к Бабуле Жу-Жу, — крикнула я через плечо, пока за мной не захлопнулась дверь. Родительский дом с покосившейся крышей, облупившейся желтой краской и запущенным садом на прощание заскрипел половицами веранды.
Ни следа мамы и папы, хотя они точно были где-то здесь.
Мама, наверное, разглядывала новую картину в своей студии, а папа работал над какой-нибудь скульптурой в подвале. Полное отсутствие интереса к моей персоне вызвало стойкое ощущение дежавю из детства и юности. Мы никогда не были нормальной семьей. Никто не провожал меня, когда я уходила, никто не требовал вернуться домой к ужину. Никаких вопросов, куда я собралась. Так было всегда.
Мне пришлось два раза дернуть дверь желтого «жука», прежде чем она с тихим скрипом отворилась. Забравшись в машину, я почувствовала знакомый запах старой кожи, вялых цветов, дынной жевательной резинки и типографской краски. Я глубоко вдохнула и со щемящим сердцем огляделась. Гора упаковок от «Хуба-Бубы» на пассажирском сиденье, сзади огромная стопка книг, в держателе на приборной панели высохшая алая роза — все было точно таким же, как я оставила четыре года назад. К ним никто не прикасался.
Воспоминания заполонили разум, и я прикрыла глаза. Неуверенный первый поцелуй после ливня в конце лета. Как мы подпевали любимым песням, которые я специально переписала на кассету, чтобы слушать на древнем проигрывателе. Секс на тесном заднем сиденье — много ругательств и синяков. Пузыри из жвачки. Слезы в ту ночь, когда я убежала с выпускного и полностью изменила свою жизнь… Стоп!
Боль тут же вернулась ко мне звонкой пощечиной.
Я распахнула глаза и быстро промокнула ладонью предательски влажные ресницы. Дрожащими пальцами я порылась в куче пустых упаковок на пассажирском кресле и нашла одну запакованную жвачку. Едва я засунула в рот ядовито-розовую резинку и почувствовала вкус дыни, как мне стало гораздо легче.
Большинство воспоминаний об этой машине были хорошими. Нужно сосредоточиться на них, а остальные зарыть поглубже. Как я и делала последние четыре года. Но, взглянув на высохшую розу, я не решилась выкинуть ее из окна. Это было равносильно уничтожению куска души.
Я быстро перевела глаза на зеркало, проверила тушь и лопнула пузырь из жвачки. На кончике носа осталась «Хуба-Буба», и я непроизвольно засмеялась. Я оттерла жвачку от загорелой кожи, завела мотор — получилось не с первой попытки — и поехала.
Поездка по Сент-Эндрюсу спустя четыре года напоминала просмотр любимого фильма. Все было знакомым, я ориентировалась с закрытыми глазами, но все же за четыре года разлуки я словно смотрела на город с другой стороны.
Вот кафе «Ламберджек», где я раньше завтракала. В паре зданий от него — магазин и кофейня «Уэйл Стор», которые уже несколько лет принадлежали моим друзьям Дебби и Эду. Вон там взмывал в небо серый бетонный корпус, моя школа — по праву самое уродливое здание Сент-Эндрюса. Никакого сравнения с жизнерадостными красочными фасадами домов на Уотер-стрит и пирсом со скользящими туда-сюда катерами, где всегда было полно туристов.
Все почему-то казалось меньше, чем раньше, город словно скукожился. Или это я выросла?
Позднеиюньское солнце било в лобовое, и я опустила боковое стекло. Кондиционер? Нет, не слышали.
В ушах стоял рев мотора вперемешку с шумом моря, колыханием канадских флагов на ветру, отрывками разговоров и криков чаек. Звук моей родины. Еще никогда это не звучало столь прекрасно, и никогда еще на сердце не было так тяжело.
Надо признать, я скучала по этому месту. За последние четыре года я приезжала домой всего три раза и всегда коротко, на Рождество или День благодарения. Летать из Европы было дорого, и? честно говоря, я старалась держаться отсюда подальше. Это было проще, чем взглянуть в глаза своим демонам, точнее друзьям.
При этой мысли у меня сжалось сердце, и я надавила на газ.
Бабуля Жу-Жу сидела в плетеном кресле на выкрашенной в белый цвет веранде нежно-розового дома и подмигнула мне, когда я припарковала «Вавочку» у обочины. Я поднялась по лестнице, и каждый шаг был столь знакомым, что я бы нашла дорогу с закрытыми глазами. Бабуля просияла.
Ее сломанная нога покоилась на низкой табуретке перед креслом, а подойдя ближе я увидела, что гипс был весь изрисован картинками и пожеланиями выздоровления от соседских детей. Узнав о ее травме, я тут же купила билеты на самолет домой. Я только что закончила учебу, так что теперь могла посвятить все свое время бабуле. Возможно, мне удастся успокоить совесть, потому что в последние годы я появлялась тут слишком редко.
— Лив! — воскликнула бабушка и попыталась подняться.
Я наклонилась и чмокнула ее морщинистую загорелую щеку, а потом на секунду положила подбородок на длинные серебристые волосы. Я глубоко вдохнула аромат хозяйственного мыла, свежего сена и пчелиного воска.
— Не вставай, Бабуля Жу-Жу!
Я всегда так называла бабушку, потому что в детстве не могла выговорить ее имя — Линда. И поскольку она была бабушкой с пчелами, с моей подачи она превратилась в Бабулю Жу-Жу. Некоторые из ее маленьких желто-черных друзей с тихим жужжанием кружили вокруг графина с домашним лимонадом, который стоял на столике рядом с креслом. В графине плавали дольки лимона и апельсина.
— Не желаете выпить? — спросила она с хитрой улыбкой. Она точно знала, что я приеду сегодня. Вчера я прилетела слишком поздно, чтобы идти в гости.
— Как я могу сказать «нет» лимонаду? — я засмеялась и прыгнула на садовые качели с потертой синей тканью, а бабушка повернулась в мою сторону. Я смахнула пот со лба, налила нам обеим лимонаду и поставила стакан перед бабулей.
— Как я рада, что ты вернулась, Лив! — Она отхлебнула из стакана, не сводя с меня глаз. Она всегда разглядывала меня изучающе, с беспокойством отыскивая знаки того, что я плохо ела, вела не слишком здоровый образ жизни и не заботилась о себе. Этой болезнью страдали, пожалуй, все бабушки, а у моей она обострилась из-за того, что я слишком долго жила за границей, где она не могла за мной присматривать.
— Ты так говоришь только потому, что тебе нужен человек, который будет ухаживать за животными!
Ее глаза хитро блеснули.
— И который будет водить меня в туалет!
Я засмеялась.
— Все ведь не так плохо, правда?
Она пожала плечами и постучала огрубевшими костяшками пальцев по гипсу.
— Я больше ни на что не гожусь. Доктор Сью не позволяет работать у нее в практике, твои родители не разрешают даже сходить в магазин и мне стало сложно кормить коз, — она нахмурила лоб. — Вчера Рита чуть не сбила меня с ног.
— Бабуля! Как можно в таком состоянии ходить в магазин, не говоря уже о работе?! — я c притворным ужасом покачала головой.
— У меня же есть опора! — она кивком показала на костыли, прислоненные к креслу. — Они хотели затолкать меня в инвалидное кресло, но я их как следует отчитала. Я не паралитик, у меня просто сломана нога!
— Но, бабуля, признайся, что сейчас ты не все можешь делать! — я сдвинула брови и сделала серьезное лицо.
— С овцами и курами я справляюсь, — невозмутимо продолжила она, — а вот козы мне сейчас не по зубам, да и пчелы меня беспокоят. Им нужно больше внимания.
Я отогнала одного из мохнатых насекомых от графина с лимонадом и понимающе кивнула. Пчелы были особой гордостью бабули. Она трогательно о них заботилась, а по выходным продавала на ярмарке не только яйца и козий сыр, но и мед, а также самодельные свечи из пчелиного воска.
— Может, мне переехать к тебе? — спросила я. — Я знаю, что тебе не нужна помощь, это ты мне окажешь услугу. Мама и папа уже довели меня до белого каления.