Кроме серебряной монеты, причитающейся за работу, — такой неожиданный подарок! Хэйт показалось, что у нее выросли крылья.

— Устала, Хэйт? — трактирщик незаметно подошел к девушке, пока она радовалась, как дитя.

— Совсем нет, Сорхо. Все прекрасно.

Она не кривила душой — после оповещения усталость словно испарилась.

— Может быть, перекусишь со мной? — улыбнулся хозяин, явно довольный ответом работницы. — Тут осталось две порции рагу, за них заплатили, а ушли раньше, чем я принес. Ты будешь?

— О, спасибо, Сорхо, с удовольствием отведаю приготовленную вами еду!

Все шло по плану и даже лучше. Таким образом, еще дней десять — и добрый Сорхо не только обучит Хэйт кулинарии, но и парой рецептиков может поделиться от щедрот. Опять же, утолить голод (за двенадцать игровых часов она сгрызла одно яблоко и пару морковок, запив простой водой) за просто так выглядело весьма заманчиво. Голодный игрок — слабый игрок. Если показатель сытости падает до нижнего предела (так называемой «красной зоны», что меньше двадцати пяти процентов от максимума), движения персонажа замедляются, вы получаете оповещения (и это уже не приятная мелодичная трель), а перед глазами начинают плыть кружочки, птички, облачка, звездочки — все, как перед обмороком в реальной жизни.

Один из игроков как-то специально довел своего героя до «красной зоны» сытости, сделал запись и выложил на форум — Хэйт, просматривая ее, не знала, смеяться ей или плакать. Эта запись и послужила поводом первым делом изучить кулинарию, чтобы никогда не оказаться в эдаком полуобморочном состоянии.

К тому же кулинарное дело было единственным производственным навыком, не требующим дополнительного изучения сбора. Даже в самых высокоуровневых рецептах ингредиенты могли быть добыты охотой на монстров (кроме приправ, они приобретались в лавках, и овощей — их за сущие гроши можно было купить на фермах, а то и надергать, пока хозяева спят). Исключением были напитки, но это был отдельный разговор.

После перекуса с Сорхо (Хэйт без устали нахваливала вкус рагу, хозяин то и дело расплывался в довольной улыбке) девушка прошлась по Велегарду. Светило только вышло из-за горизонта, и лучи его необычайно мягко падали за здания. Игра света и полутеней зачаровывала девушку, побуждая взяться за кисть и писать — прямо посреди улицы, и плевать, что скажут люди!

Незадача — кистей не было. Станка тоже. Денег на игровые аналоги красок и прочих материалов не было и в помине. Потому оставалось любоваться и запечатлевать картины в памяти.

Она неспешно прогуливалась по улочкам города, нигде особенно не задерживаясь, пока не вышла к впечатляющему зданию: Гильдии воинов. Издалека оно выглядело так, словно в землю по самую рукоять вбили исполинских размеров меч. Оно, без сомнений, производило впечатление. Именно к нему и направилась Хэйт.

— Пять золотых за вход, — скучающим голосом потребовал стражник, опирающийся на алебарду.

— Что?! — у девушки перехватило дыхание. — Но ведь вход бесплатный! Только что передо мной зашел юноша, вы не взяли с него ни медяшки!

— Вы — мистик. Юноша — воин. Вход для мистиков — пять золотых, — пояснил стражник. — Точно так же за посещение Гильдии магов он заплатил бы пять монет золотом. Вам понятно, юная леди?

— Но… Может быть… Мне действительно необходимо попасть внутрь! — взмолилась Хэйт. Беспомощность дико раздражала, но она готова была умолять этого сурового воина, лишь бы он ее пропустил. — Пожалуйста!

— Пять золотых, — непреклонно покачал головой стражник. — Никак иначе.

Хэйт пошла прочь, понурив голову и едва не плача. Пять золотых — это пятьсот серебряных. Пятьсот ночей в Обжорке за намыванием тарелок и чисткой картошки! Отказаться от мечты заполучить пассивку «Удача», не настолько действенную, как у гномов, но все же очень и очень полезную? Нет, нет и нет!

Поддаться отчаянию, опустить руки? Ни за что!

Как говорила Скарлетт О’Хара в «Унесенных ветром»? «Я не могу думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра…» Хэйт вздохнула поглубже, расправила плечи, взглянула прямо на солнце.

— Окно характеристик.

...

Герой: Хэйт. Класс: Мистик.

Уровень: 1.

Здоровье: 110. Мана: 150.

Мудрость: 15. Интеллект: 20.

Живучесть: 10.

Сила: 0. Ловкость: 0.

Атака: 0. Защита: 1.

Выносливость: 1.

Девушка призадумалась. Каждая единица живучести давала десять пунктов здоровья, но откуда же тогда взялось еще десять пунктов? И защита… Мистик приходил в игру с нулевыми показателями атаки, защиты, силы и ловкости. О! Хэйт осенило: выносливость. Она, сходно с живучестью, прибавляла десять пунктов к здоровью и по одному к защите. Вот она, польза беготни по трактиру и несчетного числа перемытых тарелок!

Настроение чуточку поднялось, и на этой радостной ноте Хэйт решила завершить первый день игры. Здоровый сон перед живописью никому не вредил!

— Выход.

Новый день в училище целиком и полностью был посвящен живописи. Последние часы, надо было завершать работу, в которой сама Вероника готовым считала разве что фон. В оригинале за моделью висел старый халат невнятного грязно-розового цвета. А на холсте ткань играла всеми оттенками благородного бордового, с переходами света и тени, выгодно оттеняя профиль юноши. Модель, впрочем, Вероника тоже слегка облагородила: ломаный когда-то нос приобрел греческую горбинку, рыхловатый безвольный подбородок получил твердость линий, умалчивая о плохо пробритой щетине. Только над написанием модели еще работать и работать… А время утекает, как песок сквозь пальцы.

Восемь рабочих часов, и просмотр. И абсолютный авторитет — пожалуй, единственный из преподавательского состава, мнение которого для Вероники было законом и кого она никогда не выводила из себя — Станислав Анатольевич, в миру (за глаза, конечно же) именуемый Стасом, задерживается… Опаздывал Стас часто, зато когда появлялся, активизировались даже самые ленивые студенты, ибо в гневе он был страшен. Сам Стас рисовал, по глубочайшему убеждению Вероники, божественно и никогда не гнушался исправить ошибки тех, кому пытался передать мастерство. Исправлял — растолковывая, в чем ошибка заключалась, да так, что мало кто спотыкался впоследствии на том же ляпе.

Чего стоила только отповедь Полиночке, не бесталанной, в принципе, девушке, по молодой женской модели — обнаженке:

— Полина, — громогласно обратился Стас. — Если ты не в курсе, женская грудь рисуется по принципу яблочка. Писать яблоко учат на первом курсе. Ты плохо помнишь основы живописи или впервые видишь грудь классической формы?

Разговор случился с полгода назад, а «яблочко» Полине до сих пор припоминают. К слову, с грудью у самой Полины тоже все было в порядке, в чем однокурсницы могли убедиться, когда по внутренней «девчачьей» инициативе начали делать наброски обнаженной натуры друг с друга, в свободные от занятий часы. Даже Вероника, при всей нелюбви к общим мероприятиям, приняла участие в начинании (по договоренности, рисовать могли приходить только те, кто соглашался позировать). Завтра, кстати, расплата… Ее два часа в неглиже на радость остальным.

Но сегодня — мальчик в шлеме с перьями и Стас. Подвинув на место станок, Вероника выдавила на палитру свежих масляных красок: светлой охры, кадмия красного и синего кобальта. Шутка Стаса о запущенных палитрах, на которых только гномам раскопки вести, давно и прочно вошла в историю училища, так что его студенты предпочитали не экономить, оставляя краски «про запас».

Начиналось волшебство: шорох кистей по холстам в приглушенном свете студии, ставший таким привычными и едва ли не приятным запах растворителя, переговоры полушепотом, перестук дерева при движении станков… Снова шорохи и… творение. В эти часы она улетала, переставала быть человеком, держащим кисть, и воплощалась в саму кисть, наносящую один за другим мазки на холст, растворялась в почти мистической атмосфере создания.

Минус был в том, что в таком состоянии Вероника не всегда сознавала, что делает. Далеко не всегда результат «видения руки», как выражалась она с подачи Стаса, совпадал с действительностью.

— Белозерова! — вырвал из транса знакомый оклик.

— Да? — почти жалобно отозвалась она.

— Получается замечательно, тебе бы в придворные художники идти, только тебя не смущает, что это не он? — спросил Стас, указывая на модель.

И правда… Разрез глаз был совсем другой, и даже цвет. Брови, скулы — да все лицо ничем не напоминало сидящего перед ней парня. Все править… Черт!

Снова.

Снова то же лицо…

До этюдов с сиренью Вероника опять не добралась — второй день кряду. Пришлось задержаться в студии до самых сумерек, дотошно переписывая лицо юноши на холсте, в качестве образца используя полотно Антона (на самом деле, по той простой причине, что к нему приложил руку Стас, чувствительный к попыткам студентов испортить композицию или изуродовать модель). Жутковато, конечно, получалось, но сходство с оригиналом на холсте Вероники начало проявляться.

Вечерело, непривычная для училища тишина волнами накатывала на девушку, пытающуюся покорить кисть. Тонкую колонковую кисть. Наконец она отступила от станка, со вздохом признав, что сегодня ничего больше сделать не удастся — освещение ушло, да и время уже позднее, а ведь вечером снова срывать спину, очищая от кожуры корнеплоды в виртуальном трактире…