— Он всегда такой?

— Хм, не знаю. С тех пор, как я переехал в Японию, Сай стал странным. Он кричит на меня, если я не звоню, а когда я звоню, он ведет себя неловко и почти не обращает на меня внимания.

— Может, он скучает по тебе? — рассуждаю я. — И не знает, как это сказать?

Джэ выдыхает с недоверием.

— Кто знает.

— Может, ты ему нравишься? — предполагаю я. — Он гей?

— Нет-нет, абсолютно нет.

Я приподнимаю бровь. У некоторых людей есть странные убеждения относительно влечения к представителям своего пола. Настолько, что когда они его испытывают, то часто отрицают, и проявляется это самым странным образом.

— Ты уверен? — спрашиваю я.

— Уверен, — отвечает Джэ. — Мы были лучшими друзьями с самого детства. И я всегда был откровенен с ним о своей сексуальности. Он бы мне сказал.

Я пожимаю плечами, оставляя эту тему.

— У тебя есть предпочтения? — спрашивает Джэ. — Мужчины или женщины? Другое?

— Не особо, — говорю я, сгибая руку и кладя ладонь под голову. — Я не люблю драмы, а на это способны все гендеры. Как насчет тебя? Ты встречаешься с диетологом Люси.

— Не совсем встречаюсь…

— Значит, просто спишь с ней?

— Не так давно… Я… Ну…

— Я не осуждаю тебя, Джэ. Ты не перед судом. Можешь спать с кем захочешь.

— Могу?

Тишина становится тягостной, и я улыбаюсь. Этот доктор — нечто.

— Ты собираешься отвечать на мой вопрос? Что ты предпочитаешь?

— Наверное, у меня нет предпочтений… но мы говорим о сексе?

— Ты всегда говоришь о сексе, так что, полагаю, да.

С его губ срывается смешок.

— Господи. Что ж, женщины более… удобны? Чтобы спать с ними. Мужчины…

— А мужчины нет? — говорю я.

— Мне это не противно. Просто… Очевидно, что существует масса способов заняться сексом. Но по моему опыту, мужчины всегда немного грубоваты и вульгарны, как будто им нужно что-то доказать. Некоторые мужчины ведут себя так, будто ты замочная скважина, в которую можно совать свой член. Типа: «О да, он отлично сюда влезет. Ладушки, это было здорово, прости-прощай и всего хорошего». Они уходят, насвистывая и поправляя свой монокль, потому что им плевать на все, и в особенности на то, что человек — не замочная скважина.

— А женщины не обращаются с тобой, как с замочной скважиной?

Джэ смеется.

— Нет. Не обращаются. И я тоже с ними так не обращаюсь.

— Мне жаль, что у тебя был такой опыт.

— Такова жизнь, — говорит он. Мне не нравится апатия в его голосе.

— Не всегда, Джэ. Не все мужчины такие.

— Да?

Я снова улыбаюсь. Этот доктор заставляет меня много улыбаться. Есть в нем что-то очень искреннее и… милое? Как будто он вообще ничего от меня не скрывает, и мне хочется обхватить его и прижать к своей груди.

— Да. Не теряй надежды.

— Я и не теряю, — говорит он. — В последнее время я думаю о довольно длинноногом джентльмене с черными глазами, которые напоминают мне бурбонную патоку.

Вот опять. Я улыбаюсь.

— У тебя есть братья или сестры? — спрашивает он.

— У меня есть старшая сестра. Она живет на Ямайке. — У меня интересная сестра. Как только наш отец умер, она уехала из Японии и больше никогда не возвращалась. Она даже не говорит со мной по-японски, хотя мы выросли, разговаривая на нем. Теперь она использует только испанский или английский. Когда я был ребенком, старался не мешать отцу и делал то, что мне говорили, прежде всего потому, что боялся его и не хотел, чтобы меня били. Но она постоянно вступала с ним в перепалки. Мама всегда говорила, что они слишком похожи. Сестра это ненавидела.

— А у тебя? — спрашиваю я.

— Нет, у меня нет. Хотя я всегда хотел этого. Вы близки с ней? Я имею в виду, с твоей сестрой.

— Мы общаемся довольно регулярно — по крайней мере, раз в месяц. И мне нравится ее пара. Она тоже первого поколения.

— Ого, у нее есть пара…

— Есть. Они вместе уже около двадцати лет.

— Это мило, — говорит Джэ, затем делает паузу. Повисает мертвая тишина, как будто он хочет что-то сказать, но сомневается.

— Что такое? — подталкиваю я.

— Ты когда-нибудь встречался с ранговыми вампирами?

— Нет, — признаюсь я. — Ранговые вампиры превозносятся в человеческой культуре, но, правда в том, что они жесткие и сложные.

— Это предупреждение?

Я смеюсь.

— Такой у меня был опыт. Думаю, у тебя все будет иначе. — Я не думаю, что я жесткий или сложный. На мой взгляд, я гораздо более расслабленный и спокойный, чем типичный ранговый вампир. Единственный повод для разногласий — это подчинение.

Только чистокровный может заявлять свое положение надо мной, так как я довольно древний представитель первого поколения. Я бы никогда не стал встречаться с чистокровным. Мой отец был чистокровным, с совершенной родословной, и он использовал это, чтобы командовать всеми нами и вести чрезвычайно строгое хозяйство.

Когда я был маленьким, моя мама любила танцевать. Меренге, сальсу, бачату. Отец запретил ей танцевать (а со временем и работать медсестрой). Это было «неприлично» и «примитивно» — дикое покачивание бедрами под непристойную музыку.

Когда он уезжал по делам, мы танцевали — гипнотические ритмы рекинто [Мексиканский народный инструмент, напоминающий уменьшенную гитару.], бонго и гуиро [Латиноамериканский музыкальный инструмент, первоначально изготовлявшийся из плодов горлянкового дерева, известного на Кубе и в Пуэрто-Рико под названием «игуэ́ро», с нанесенными на поверхность засечками.] разносились по дому, и мама в эти моменты была полна жизни. Она кружила меня и смеялась. Я помню ее подпрыгивающие в танце локоны и прекрасную улыбку. Мы готовили вместе, она делала дульче фрио [Холодный десерт, в состав которого входят взбитые сливки, сгущенное молоко и консервированные фрукты.] со свежими фруктами. Иногда пирожные с шоколадной крошкой (обычно по просьбе сестры).

Мне нравилось, когда отца не было дома. Это были лучшие моменты моего детства.

— Ты другой, Джун. Не такой, как все, кого я когда-либо встречал. — Джэ так искренен, когда говорит подобные вещи. Его мягкий, беспечный акцент, словно искрящийся солнечный свет, отражающийся в прозрачной реке.

Я мог бы сказать ему, что чувствую то же самое. Несмотря на то, что все начиналось не очень гладко, он — самое интригующее и очаровательное существо, с которым я общался за очень долгое время. И он удивляет меня снова и снова, а это не так-то просто.

Но пока рано раскрывать карты. Вместо этого я отвечаю:

— Я полагаю, что ты говоришь это в положительном ключе?

— Конечно, — смеется он. — В самом лучшем смысле. Я с нетерпением жду, когда ты вернешься домой…

Я улыбаюсь.

— Я тоже. Хочу тебя увидеть, и мне нужно составить список всех мест, которые можно тебе показать. Ты здесь уже почти пять месяцев, а ничего так и не видел.

— Это неправда. Я сто раз видел помещение бара Лоусона за углом от моей квартиры. Я также видел несколько станций линии Кишин…

— Ха-ха. — Я ухмыляюсь. — Может быть, нам стоит начать с Кобе. Там есть красивый маленький городок под названием Китано, который я обожаю. Там произошло много исторических событий, и в нем есть один из моих самых любимых тайских ресторанов. Ты любишь тайскую кухню?

— Д-да, безусловно.

— Слава богу. На мою долю выпало немало привередливых людей.

— Вампы не брезгуют брюссельской капустой или брокколи?

— Нет. Но мы привередливы в напитках.

— Ах да, ну, это понятно. Ты питаешься от людей, Джун?

— Практикую воздержание. Но раньше питался. Это не лучший вариант.

— Логично… — Джэ делает вдох, и я почти чувствую, как у него в голове крутятся шестеренки, поэтому жду. — Если… что-то столь фундаментальное для тебя люди не удовлетворяют, зачем напрягаться? Что тебя в них привлекает?

— Кормление — это основа моего существования, но я не связан этим. Это не единственная мотивация моей повседневной жизни. Это просто то, что я должен делать, чтобы выживать.

— Это… неожиданно. Я всегда представлял кормление очень важным и приятным занятием для вампиров. Но от тебя это звучит обыденно — как дышать кислородом или пить воду.

Дело в том, что я питаюсь от одного и того же существа с тех пор, как моя кожа затвердела. Хотя я вроде как его ненавижу. Так что да, кормление не является для меня каким-то волшебным занятием. Если уж на то пошло, я боюсь этого и хотел бы, чтобы мне не приходилось испытывать это чувство вовсе. Так я был бы намного счастливее.

— Для большинства вампиров это так, — подтверждаю я. — Но не для меня. Вместо того чтобы быть одержимым чьим-то вкусом, я предпочитаю смотреть на картину в целом. На таланты и характер, неподдельную доброту, которую излучает человек в своем искреннем желании помочь другим, на его яркую улыбку или на то, как солнечные лучи падают на волосы. Для меня эти вещи имеют более высокий приоритет.

— Я… Да. Это действительно звучит гораздо приятнее.

— Ты же понимаешь, что я говорю о тебе?

Джэ смеется.

— Ну, честно говоря, я надеялся, но не был уверен до конца.

— Будь уверен. — Улыбаюсь я. — Ты полностью завладел моим вниманием.