За утро Никки узнала о Леви Кентрелле и его родных и близких больше, чем за все три месяца, что он прожил в их доме. Коул, Чарли, Кейт и папа — это, очевидно, его семейство. По всей видимости, Леви был к ним очень привязан.

Упоминались также Синтия и Стефани. Синтия, видимо, когда-то жестоко ранила Леви. Он то говорил о своей любви к ней, то проклинал ее. Синтию Никки сразу невзлюбила.

А Стефани она возненавидела. Когда Леви говорил о ней, его лицо сразу светлело. Чем больше он говорил, тем больше Никки хотелось, чтоб он заткнулся. Стефани красавица. Стефани добрая. Стефани умеет скакать быстрее ветра. Стефани прекрасно готовит. Стефани поймала вора — вот это показалось Никки интересным. Но она все равно не пожелала переменить мнения об этой замечательной Стефани.

Хорошо еще, что вернулась Эмили. Она удивилась, увидев, что Никки стиснула кулаки и скрипит зубами от злости, но не подала виду, что обратила внимание на раздражение племянницы.

— Ну, как он себя чувствует?

— Как и раньше. Похоже, жар немного спал, но он все время мечется, что-то бормочет.

— Ну, при такой высокой температуре люди часто бредят. — Эмили положила ему руку на лоб. — Да, похоже, ты права. Я там приготовила поесть. Сходи-ка перекуси вместе с папой и Питером.

— А как же Леви? Мы его покормим?

— Я сварю ему бульону, когда он очнется, но это будет еще не скоро.

Выйдя на улицу, Никки перевела дыхание. Как хорошо на свежем воздухе! Она решила немного пройтись, прежде чем идти в дом.

Радуясь солнышку, Никки дошла до сарая, и только тут ей пришло в голову, что в бреду Леви может сказать что-нибудь такое, чего тете Эмили лучше не слышать.

До сих пор он не раз упоминал имя Никки, но чаще всего с раздражением. А вдруг он скажет что-нибудь насчет вчерашнего поцелуя или, не дай Бог, насчет прошлой ночи? Тетушка ведь не дура. Ей и намека хватит, чтобы обо всем догадаться. Никки почти бегом бросилась обратно. Надо сидеть с Леви самой!

Никки вернулась меньше чем через час.

— Что случилось? — удивилась Эмили.

— Да так, ничего. Я просто решила зайти посмотреть, как он тут.

— Ты поела?

— Да, и посуду вымыла… Ой, тетя Эмили! Он весь вспотел!

Лоб Леви покрылся бисеринками испарины. Эмили кивнула и принялась вытирать пот.

— Жар спал почти сразу, как ты ушла. Но, боюсь, ему будет еще хуже, прежде чем наступит облегчение.

Ее предсказание оправдалось. Они переменили на нем рубашку и сменили простыни, но через несколько минут он снова был весь мокрый. Тетя Эмили развела еще хинину, Леви его проглотил — по приказу Никки — и продолжал обливаться потом.

Наконец приступ начал ослабевать. Эмили вздохнула с облегчением и села.

— Ну вот. Похоже, худшее позади, — она слабо улыбнулась. — Видать, Леви ничего не делает наполовину. Потеть так потеть. В жизни не видела, чтобы кто-то так обливался потом, даже при малярии.

Минут десять они потратили на то, чтобы переменить белье в четвертый раз.

— Теперь надо восполнить потерянную им жидкость, — сказала Эмили. — Пожалуй, самое время сварить ему бульон. — В дверях она остановилась. — Влей в него столько воды, сколько сможешь.

И ушла, оставив Никки наедине с тем, с кем ей меньше всего хотелось разговаривать. Вот очнется он, и что она ему скажет? Она заерзала на стуле, глядя на спящего.

А может, нечего ей бояться. Леви крепко спал — в первый раз за сегодняшний день он по-настоящему уснул. Может, он еще несколько часов так проспит. А когда Эмили вернется, Никки тут же смоется. Она успокоилась и встала, чтобы еще раз вытереть ему лоб.

И тут Леви открыл глаза и посмотрел на нее.

— Никки…

У нее задрожали колени, когда она глянула в эти глубокие серо-голубые глаза.

— Д-да… Это я, Леви.

Она откинула ему волосы со лба. Рука у нее слегка дрожала.

Леви с удивлением огляделся. Комната незнакомая…

— Где это я?

— Это комната тети Эмили. Ты разве не помнишь?

Он удивленно заморгал.

— Последнее, что помню, — это как ты чуть не наступила на змею, а я ее пристрелил. Как я сюда попал?

Никки вздрогнула. Он ничего не помнит! Он не помнит, как они… Она вскочила и налила воды из кувшина.

— Ты был болен. Тетя Эмили говорит, тебе надо побольше пить.

Леви послушно поднял голову и выпил воду, потом в изнеможении откинулся на подушки.

— Господи, что со мной?

— Тетя говорит, малярия.

— А, да. Док говорил, что приступ может повториться. И долго я был не в себе?

— Да нет. С прошлой ночи

«С прошлой ночи, когда ты обнимал меня», — уныло подумала Никки. Ну вот, ее никто не выдаст. Так почему же она ничуть не рада?

— Как я устал… — пробормотал Леви, опустив веки. — Никки… — Он уснул, не успев закончить.

Когда он снова пришел в себя, рядом с ним сидела Эмили и пыталась влить в него какую-то гадость.

— А, Леви! Очнулся! А я уж боялась, что ты неделю проспишь.

— Тьфу, пакость! Вы что, решили меня отравить?

— Ничего, не отравитесь, — рассмеялась Эмили, поставив пустой стакан на тумбочку. — Это хинин. Он в самом деле довольно горький, но ничего, переживете.

— Ах, ну да! — поморщился Леви. — И как я мог забыть этот отвратный вкус? — Он огляделся. — А Никки мне не приснилась?

— Нет, не приснилась. Ей надо было отдохнуть, и я отправила ее спать. Вы говорили с ней несколько часов назад, когда пришли в себя. Вы, наверно, голодны, да? Я тут вам сварила бульончику, сейчас пойду разогрею. — Она взбила подушку и подоткнула одеяло. — Вы отдыхайте. Я скоро вернусь.

Оставшись один, Леви принялся размышлять, что было на самом деле, а что ему привиделось в бреду. Видения расплывались — все, кроме одного. Даже теперь оно не переставало мучить его. Никки лежала в его объятиях, отзывалась на его прикосновения, сама нежно ласкала его обнаженное тело… Все это казалось таким реальным… Он до сих пор чувствовал ее неповторимый запах, слышал тихие чувственные стоны Никки, ощущал, как она извивается в порыве экстаза. Он застонал и закрыл глаза, но видения не исчезли. Господи, он же ясно помнит, как лишил ее девственности!

У него ни разу не бывало таких реальных снов. Он до сих пор видел, слышал, чувствовал все это — и все это преследовало его, заставляя думать о том, чего не было и не могло быть. Слава Богу, что Никки не может читать го мысли. Если бы она знала, какие сны ему снятся, она бы, наверно, пристрелила его из его же винтовки.

17

Никки задрала голову и весело окликнула:

— Леви, тебе там еще много осталось?

Прошел почти месяц с тех пор, как ураган сорвал кусок крыши с сарая, но пока Леви был болен, ни у кого не дошли руки починить кровлю. В первую очередь надо было управиться с посевами, так что Питер успел только приколотить несколько досок, прежде чем начать сев.

Над краем крыши показалась голова Леви.

— Начать и кончить!

— А что так долго?

— Так дыра же шириной с кухню! Вот взяла бы молоток да залезла помочь.

Снизу ничего не ответили. Леви ухмыльнулся. Ага, как помочь, так сразу в кусты! Ничего, не будет приставать.

Минут через пять Никки появилась на крыше. Леви так и застыл с поднятым молотком.

— Ты что? Неужто в самом деле помогать пришла?

— Мне пришлось выбирать: либо тебе помогать, либо чистить курятник, — объяснила Никки, вскарабкавшись на крышу. Она обернулась и посмотрела вниз. — Ой, я и забыла, как здесь высоко!

— Высоты боишься?

— Немножко, — призналась она и на четвереньках подползла к Леви. — Покажи, что делать-то.

— Да вот, уже последняя доска, — Леви вбил еще один гвоздь и указал на кучу дранок. — Надо их приколотить вот сюда.

Леви начал чинить крышу лишь сегодня утром, и Никки удивилась, как много он успел сделать.

Никки внимательно наблюдала, как Леви приколотил дранку и потянулся за следующей. «Ничего сложного», — подумала она и перешла к другому концу доски. Но вскоре она обнаружила, что это только так кажется.

— Слушай, как ты это делаешь? — сердито проворчала она и отшвырнула молоток — все равно ничего не выйдет.

Леви тремя ударами приколотил дранку, с которой возилась Никки, и предложил:

— Может, ты будешь подавать дранки, а я — забивать гвозди а?

— Давай!

— Стало быть, ты готова забраться на верхотуру и поотшибать себе все пальцы, лишьбы не чистить курятник? Помнится, как-то раз ты явилась ко мне, чтобы не чистить хлев.

Леви смотрел на гвоздь, но Никки видела, что он сдерживает улыбку.

— Ну, в тот раз это не помогло, — она лукаво усмехнулась.

Они дружно работали вместе. Оба почти болезненно ощущали присутствие друг друга, но старались не показывать виду.

При виде перекатывающихся под рубахой мышц Леви Никки внезапно пробрала дрожь. Воспоминания о той ночи преследовали ее в самых неподходящих местах. Движения его губ во время общения с Питером, изгиб его тела, когда он ловко садился в седло, — все напоминало ей об их близости. Никки наполняло незнакомое чувство: словно крепкая стена, которой она отгораживалась от мира, начала рассыпаться. В голове у нее кружились смутные соблазнительные видения.

— Твой отец сказал тебе, что я завтра уезжаю? — спросил вдруг Леви, взглянув на нее из-под шляпы.

Никки показалось, что у нее внутри все оборвалось.

— Уезжаешь?! Нет… Не говорил…

Леви все так же невозмутимо постукивал молотком, прибивая очередную дранку.

— Сев кончился, коровы на пастбище, вот я и решил, что сейчас самое время.

Боль и обида Никки нашли себе выход в гневе.

— А тебе не приходило в голову, что у папы для тебя и другая работа найдется? Не забудь, ты еще задолжал нам пару недель за то время, что провалялся больной!

— Так ведь это твой отец сказал, что я могу уехать, как только починю крышу, — спокойно ответил Леви.

У Никки глаза наполнились слезами, горло сдавила болезненная судорога. Она замигала и отвернулась.

— Ну и отлично. Тогда кончай поскорее и убирайся к дьяволу!

Она отшвырнула последние дранки, бросилась к лестнице и буквально скатилась на землю.

— О, черт! — буркнул Леви, бросил молоток и последовал за ней.

Провалиться бы этой узколобой злючке! Он нашел ее в сарае, вооруженную лопатой и вилами.

— Никки…

— Я иду чистить курятник!

Она попыталась проскользнуть мимо, но Леви поймал ее за плечо.

— Никки, это же смешно.

— Тебе, может, смешно, а курам не очень.

Леви повернул ее к себе и взял свободной рукой за другое плечо.

— Я же не о курятнике, и ты это прекрасно понимаешь, черт бы тебя взял! Каждый раз, как что-то не по тебе, ты сразу встаешь на дыбы. Я от этого устал. Твой отец решил, что может отпустить меня на пару недель, так с чего тебе злиться и орать, будто я не выполняю своих обязанностей?

— На пару недель?

— Ну да, он дал мне две недели отпуска. У меня есть важное дело.

— Дело? — Никки аккуратно опустила на пол лопату и вилы и недоверчиво заглянула ему в глаза. — Какое дело?

— Личное, — Леви отпустил ее. — Я еще в январе дал обещание и должен сдержать слово.

— А кому ты дал обещание?

Леви поднял вилы и лопату и прислонил их к стене.

— Одному другу.

«Стефани», — подумала Никки, но не смогла заставить себя произнести это имя вслух.

— А… а что ты обещал?

— А вот это уж не твое дело.

Леви наклонился и приподнял ее подбородок.

— Я вернусь, Никки.

Никки, избегая встречаться с ним взглядом, старалась вырваться из его рук,

— А мне-то что?

— По-моему, тебе не все равно.

— Ха! Ты себе льстишь! — Ей наконец удалось отвернуться. — Я с первого дня, как ты появился, ждала, когда же ты наконец уедешь.

— Тогда мне придется тебя разочаровать. Я сказал, что вернусь, и я вернусь. Я обещаю, — едва сдержав улыбку, сказал он.

— А ты что, всегда выполняешь свои обещания? — Вопрос был задан довольно ядовитым тоном, но Леви почудилось, что в ее голосе прозвучала грустная нотка.

— Если только это в человеческих силах. А потом, я ведь еще задолжал вам две недели.

Никки покраснела до ушей, представив себе, что сказал бы папа, если бы узнал, что она потребовала такое.

— Наверно, я вела себя не очень хорошо…

— Наверно, да. Но мне надо починить крышу, а я тут бездельничаю. — Он стиснул ее плечо: — Спасибо, что помогла. Еще увидимся.

И он ушел, улыбаясь. Никки смотрела ему вслед. Ее раздирали противоречивые чувства.

Эти же чувства заставили ее назавтра встать ни свет ни заря, чтобы успеть повидаться с ним прежде, чем онуедет. Вдохнув свежего утреннего воздуха, Никки окончательно проснулась и сообразила, что у нее нет никакого повода вставать так рано. А ей меньше всего хотелось, чтобы Леви подумал, будто она поднялась нарочно, ради его проводов.

— О, — сказала она с наигранным удивлением, увидев Леви — он привязывал к седлу свой спальный мешок, — а я-то думала, ты уже уехал.

Леви пришлось постараться, чтобы не улыбнуться ее деланному безразличию.

— Нет, я только собираюсь. А ты что так рано встала? Попрощаться пришла?

— Я шла в курятник, яиц набрать к завтраку.

— Надо же, какая жалость!

— Что, с курами что-нибудь?

— Да нет. Просто я надеялся, что ты вышла попрощаться.

Он затянул последний ремень.

— Я сегодня почти не спал, все думал, как бы с тобой проститься.

— Почему это?

— По-моему, ты мне не поверила, когда я обещал вернуться.

Он еще раз похлопал Леди и повернулся к Никки. В его глазах вспыхнул знакомый огонек.

— Но мне кажется, что я знаю, как убедить тебя.

— Да? И как же это?

В ответ Леви, с быстротой пантеры, бросающейся на добычу, притянул Никки к себе и прижался к ее губам своими, горячими и настойчивыми.

Никки ответила на поцелуй без колебаний. Она прижалась к Леви, и ее охватила сладостная теплота.

А потом это кончилось так же внезапно, как началось. Леви отпустил ее. Когда Никки открыла глаза, он уже вскочил в седло.

Леви смотрел на нее сверху вниз, тяжело дыша, и лицо у него было странное.

— А может, это была не такая уж умная мысль. — Он глубоко вздохнул, стараясь прийти в себя. — Через две недели, Никки. Я обещаю.

Он толкнул Леди каблуками, развернулся и ускакал, не оборачиваясь.

Никки прижала пальцы к губам и стояла так, пока всадник не скрылся из виду.

Питер стоял у стены сарая и глазел на них в полном недоумении. Когда Леви притянул Никки к себе и наклонился, чтобы поцеловать, Питер ждал, что сейчас она так ему врежет… А Никки вдруг прилипла к нему. Непонятно.

Живя на одиноком ранчо, ограниченный своим безмолвным миром, Питер ничего не знал о любви. И теперь он смотрел на ошарашенное лицо Никки с самым живым интересом. Что же такое между ними произошло, что Никки на себя не похожа?

Со дня отъезда Леви прошло больше недели. Все это время Никки пыталась забыть, как он прощался с ней, но безуспешно. Она снова и снова повторяла в мыслях ту сцену. Похоже, поцелуй взволновал его не меньше, чем Никки, но его прощальные слова были совершенно обескураживающими. Может, его к ней и тянет, но он явно не хочет этого.

Никки мрачно привязала вожжи к кусту и слезла с козел. Лиана должна была приехать только через несколько дней, но тетя Эмили боялась, что она может появиться раньше. Никки воспользовалась этим, чтобы выбраться из дома, и вызвалась съездить сегодня к дилижансу, надеясь избавиться от назойливых мыслей.

Прислонившись к повозке, Никки наблюдала, как дилижанс въезжает в городок. Вскоре он остановился, и из него вылез единственный пассажир, пожилой мужчина. Кучер отнес почту в лавку Адамсов, и дилижанс удалился в облаке пыли. Никки не хотелось снова оставаться наедине со своими мыслями, и она решила сперва завернуть в лавку.

— А, Никки! — миссис Адамс оторвалась от почты, которую она разбирала, и приветливо улыбнулась. — У тебя есть время посидеть со мной? Я как раз твой любимый кекс испекла… Ой, Никки, это тебе!

— Письмо? Мне? — Никки недоверчиво уставилась на конверт, который сунула ей миссис Адамс. Господи, от кого это? Ей никто раньше не писал.

Миссис Адамс провела Никки в гостиную, что была позади лавки. Никки почти не слышала ее веселой болтовни. Тревожное предчувствие не оставляло ее. Неужто весточка от матери? А если не от нее, тогда от кого же?

Никки не хотелось признаваться, что она не умеет читать, но наконец любопытство одержало верх.

— Не могли бы вы мне его прочесть? — обратилась она к миссис Адамс.

Та охотно распечатала конверт и бегло просмотрела листок.

— А, да это от мистера Кентрелла!

— От Леви? — У Никки вдруг душа ушла в пятки.

Миссис Адамс начала читать: — «Дорогая Никки. Я пишу тебе, чтобы объяснить, почему я не могу вернуться через две недели, как обещал. Дело в том…» — Миссис Адамс остановилась — звякнул колокольчик на двери.

— Подожди, дорогая, это, наверно, ненадолго. Я сейчас.

Никки даже не заметила, как она вышла. В голове у нее вертелись, слова: «Я не могу вернуться… Я не могу вернуться…» Она тяжело поднялась на ноги, взяла письмо и направилась к двери. Миссис Адамс удивленно окликнула ее, но Никки не обратила внимания. Она, как во сне, прошла через лавку и очутилась на пустынной улице.

Он не вернется. Дальше читать не стоило, и так все ясно. Какая разница, почему он решил это сделать? Леви уехал и больше не вернется.

Никки никогда прежде не испытывала подобной боли. Она забралась на козлы, взяла вожжи и тронулась домой. К тому времени как показалось их ранчо, в сердце Никки воздвиглась новая стена, выше прежней.