4

Вот уже две недели, как Леви работал у Чендлеров, и все это время хорошее настроение не оставляло его. И когда они с Никки подъехали к лавке, все было в порядке. А теперь у него такой вид, словно он съел какую-то гадость.

— Что случилось? — спросила она.

— Ничего, — проворчал он. — Все прекрасно!

Леви стиснул зубы и уставился на дорогу — он как раз объезжал особенно глубокую рытвину.

Услышав этот недружелюбный ответ, Никки осторожно скосила глаза на Леви. С чего бы ему злиться на нее? Она наконец отказалась от борьбы с ним и даже согласилась на время переложить часть своих обязанностей на его широкие плечи. А потом, ведь за эти две недели она не раз давала ему повод рассердиться, а он только улыбался…

Может, Питер что не так сделал? Он с самого начала держался враждебно. Конечно, Леви старался не обращать внимания, даже когда Питер встретил в штыки его первые попытки объясняться знаками. Но в последнее время Питер стал несколько доброжелательнее.

Повозка подскочила на колдобине, и Никки ухватилась за край, чтобы не свалиться.

— Отлично, — пробормотал Леви себе под нос. — Может, эта проклятая проволока выпадет на дорогу и потеряется!

Никки оглянулась на мотки колючей проволоки, которую они купили в городе. Так вот в чем дело!

— Ты злишься оттого, что папа послал нас делать изгородь?

Леви даже не удостоил ее взглядом и свернул с дороги к источнику.

Повозка прыгала по камням и кочкам. Никки крепко держалась за сиденье и испуганно поглядывала на своего спутника.

— Слушай, изгородь все равно придется делать, даже если ты разнесешь повозку. Может, придержишь лошадей? Тише едешь — дальше будешь.

— Знаешь, мне приходилось ездить по дорогам куда хуже этой, когда ты еще пешком под стол ходил. Не надо меня учить.

— Если ты всегда так ездишь, странно, как ты до сих пор еще жив, — ядовито заметила она. — И вообще, что с тобой случилось? С тех пор как мы выехали из города, ты ведешь себя, как медведь в капкане.

Они приехали в нужное место, и Леви резко натянул вожжи. Никки не вылетела из повозки только потому, что крепко держалась.

Леви спрыгнул на землю, обошел повозку и принялся выгружать проволоку. Никки сползла со своего места и подошла к нему. Леви не обратил на нее никакого внимания. Он швырнул наземь один моток проволоки и потянулся за следующим.

— Я спрашиваю, в чем дело? Ты будешь отвечать или нет?

— Даже не собираюсь.

— Почему?

— Потому что не твое дело.

Никки ушам своим не поверила.

— Все, что происходит в этом доме, — мое дело, — отрезала она. Терпение у нее лопнуло. — Мой отец платит тебе за работу, и мое дело — следить за тем, чтобы ты эту работу выполнял. Говорил я ему, что не стоит нанимать какого-то бродягу, только он меня не послушался. И как только пришлось делать работу, которая тебе не нравится, ты сразу начал вести себя, как балованный мальчишка.

— Чья бы корова мычала! — Леви швырнул наземь третий моток проволоки и обернулся к ней — глаза его сузились от злости. — С тех пор как я работаю на твоего отца, ты стараешься, чтобы все знали, что ты думаешь по этому поводу. К твоему сведению, твой отец платит мне за работу, а не за то, как я к ней отношусь. — Он крякнул, поднимая тяжелую проволоку. — Я обещал делать, что велят, так что эту изгородь городить я буду. Но эта работа не обязана мне нравиться.

Никки, рассерженная и, как ни странно, слегка уязвленная этой отповедью, смотрела, как он отнес проволоку к угловому столбу и бросил ее там. Когда он вернулся, у нее уже был готов ответ.

— Все это звучит весьма убедительно, Кентрелл, но я не уверена, что ты справишься с этим делом.

— Слушай, ты отвяжешься или нет?

Леви поднял очередной моток и снова отправился к угловому столбу. Никки пошла за ним. Он делал вид, что не замечает ее присутствия, пока не бросил проволоку. Потом обернулся к ней: губы брезгливо стянуты в ниточку, глаза стальные, как штормовой океан. Несколько мгновений они зло смотрели друг на друга, каждый ждал, пока заговорит другой. Внезапно лицо Леви смягчилось, он оперся о столб от изгороди.

— Господи, ты совсем как мой братишка. Тот тоже как вцепится во что-нибудь — и ноет, пока ему не уступишь. Слушай, Никки, что тебе от меня надо?

— Тебе просто лень делать изгородь! — выпалила Никки.

Леви от души расхохотался.

— Боже милостивый, да ведь всю тяжелую работу сделали вы с Питером! — Он кивнул на длинные ряды столбов, что расходились от углового столба. — Ведь копать ямы и врывать столбы куда тяжелее, чем натягивать проволоку!

— Тогда я не понимаю. Что тебя не устраивает?

— Ты многого не понимаешь, — ответил Леви, словно не слыша второй части вопроса. — Ты не очень-то умеешь разбираться в людях, но это ничего. Ты еще молод, научишься.

— Ну а ты в свои почтенные годы, наверно, такой наблюдательный, что ничего не упустишь, — хмыкнула Никки.

Леви только снисходительно пожал плечами.

— Ладно, я вот не могу догадаться, с чего это ты вдруг надулся, а ты зато прожил здесь уже две недели и до сих пор не знаешь… — Никки прикусила язык, сообразив, что чуть не выдала свой секрет, и неуклюже закончила: — Того, что думаешь, что знаешь.

Леви снял шляпу и вытер пот рукавом.

— Наверно, я многого не знаю, но я не это имел в виду. Часто думаешь, что люди сердятся из-за одного, а потом оказывается, что совсем из-за другого. Иногда лучше просто оставить все как есть, и предоставить всему идти своим чередом. Вот наберешься опыта и разберешься, когда стоит вмешиваться, а когда нет. — Он покосился на нее с невинным выражением. — А знаешь, по-моему, сегодня изгородью как раз занимаюсь один только я. Может, это ты пытаешься увильнуть от работы, да еще свалить все на меня?

Неудивительно, что Никки вспылила, услышав подобные обвинения:

— Уж работы-то я не боюсь!

Леви широко улыбнулся, надел шляпу и снова отправился к повозке. В глазах его вновь зажегся знакомый огонек.

— Тогда достань-ка гвозди и молотки, пока я притащу последний моток. Пора браться за работу.

Только когда они размотали первый моток проволоки и начали приколачивать его ко второму столбу специальными гвоздями-скобками, Никки вспомнила, что Леви так и не объяснил, из-за чего же он рассердился.

— Ну, так скажешь или нет?

Леви удивленно оглянулся на нее.

— Что тебе сказать?

— Что тебя не устраивает в этой изгороди.

Молоток Леви завис в воздухе. Леви посмотрел на Никки безнадежным взглядом.

— Нет, я в тебе ошибался. Ты хуже моего братца. Его хоть отвлечь можно. А от тебя не отцепишься!

— Ну? Хватит мне зубы заговаривать.

Леви облокотился на столб и ехидно посмотрел на нее.

— Тебе это не понравится.

— Вот как?

Он вздохнул и окинул взглядом прерию.

— Когда я был маленьким, вся эта земля была открытой: иди куда хочешь. И всем хватало места. А когда я вернулся домой после четырех лет плавания, я едва узнал земли, в которых вырос. — Леви воткнул молоток острым концом в столб и взял выпрямитель для проволоки. — Все принялись огораживать свои земли. Прерия вдруг перестала быть прерией…

— Но мы вынуждены огораживать земли, разве ты не видишь? В том году коровы Германа Лоувелла почти весь урожай у нас потравили: что не съели — истоптали. Если не поставить изгородь, мы же ничего не вырастим.

— Герман Лоувелл лет двадцать пасет здесь свой скот, — заметил Леви. — С его точки зрения, вы попросту заняли чужие земли.

— Ты говоришь, совсем как он, — покосилась на него Никки.

— Но ты ведь понимаешь, что Герман Лоувелл может считать эти земли своими, даже если у вас есть на них законные права?

— По закону земля эта наша. Мы даже провели воду из источника. — Она сердито ткнула пальцем в Леви. — Герман Лоувелл тоже ведь мог бы это сделать, а вот не сделал. По-моему, раз он ничего не делал, значит, отказался от своих прав, если они у него и были. А потом, — добавила она в свое оправдание, — папа говорит, что скотоводы губят прерию…

Леви знал, что она права. Стоит оглядеться вокруг, и станет ясно, что это чистая правда. Тридцать лет назад здесь было такое разнотравье! А теперь луга зарастают полынью. Леви вздохнул.

— Каждый тянет в свою сторону, а кто прав — я не знаю. Но и скотоводы, и фермеры меняют эти земли, и мне это не очень-то нравится.

— Ну, одной изгородью больше, одной меньше — велика ли разница? — сказала Никки. — Нет, мне кажется, ты не только из-за этого рассердился.

— Я ненавижу колючую проволоку, — со вздохом ответил Леви.

— А чем она тебе не нравится?

— Ты что, в самом деле не понимаешь?

Никки ошеломила враждебность в его глазах.

— Н-нет…

— А тебе не случалось видеть, что бывает с животным, которое сдуру налетит на эту проволоку? Колючки врезаются в тело, как маленькие ножи. Это особенно опасно для лошадей. Даже если успеешь вовремя зашить рану, все равно обычно туда попадает инфекция, и конь погибает. Сколько отличных лошадей мне пришлось пристрелить из-за того, что они порезались проволокой! У коров шкура толще, но это их не спасает.

Никки судорожно сглотнула — она была ошеломлена его словами.

Леви яростно дернул выпрямитель. В его голосе звучала горечь:

— Диким животным приходится еще хуже. Олени обычно перепрыгивают через изгородь, но иногда они запутываются задними ногами в верхних проволоках. Те, кому повезет, становятся добычей койотов. Остальные умирают голодной смертью. В любом случае не очень приятный конец.

Никки никогда раньше не сталкивалась с колючей проволокой — они первыми взялись строить изгородь в этих местах. Теперь перед ней как наяву встала картина, нарисованная Леви.

— Господи, я никогда в жизни…

Услышав ее потрясенный голос, Леви тут же пришел в себя. Он только теперь вспомнил, как она молода и как чувствительны женщины.

— Извини, — пробормотал он. — Не надо было говорить тебе об этом.

Никки пнула сапогом моток проволоки.

— Неудивительно, что ты ненавидишь эту дрянь. Это в самом деле кошмар.

Леви стало ужасно стыдно. В конце концов, она-то ни в чем не виновата.

— Слушай, я просто в дурном настроении. Мне не следовало так говорить с тобой. Ты права, без изгороди не обойдешься. Так что давай-ка забудем все, что я тут наговорил, и возьмемся за дело.

— Но разве нельзя что-нибудь придумать? Чтобы это было не так опасно для животных!

Леви невольно улыбнулся горячности Никки.

— Изгородь ставят для того, чтобы не пускать животных. Если проволока надежная, значит, она сделала свое дело.

— Да, но бедные олени…

— Бедные олени могут потравить поля ничуть не хуже коров Германа Лоувелла, — прервал ее Леви. — И потом, — добавил он, показав ей небольшие шипы, вплетенные между двумя проволоками, — эта штука не такая уж опасная. Я видывал похуже.

Но Никки все никак не могла успокоиться.

— А все-таки, я думаю, надо что-то сделать.

— Ну, наверно, можно каждый день объезжать изгороди и проверять… — Леви замолчал на полуслове, вглядываясь в прерию. — Так-так, — тихо сказал он. — Никки, будь добр, притащи-ка из повозки мою винтовку. Похоже, к нам гости.

К тому времени как Никки вернулась с винтовкой, Леви снова взялся за дело и теперь не спеша приколачивал проволоку к столбу. Никки прищурилась, вглядываясь во всадников, приближавшихся с запада.

— Думаешь, будут неприятности?

— Наверно, нет, но подготовиться никогда не помешает. — Леви взял выпрямитель и еще раз взглянул на всадников. — Я почти уверен, что один из них — женщина.

— Женщина? Вот странно… Кто бы это мог быть?

— Скоро узнаем, — Леви крякнул, натягивая проволоку. — А ты так и будешь глазеть целый день или все-таки поможешь мне делать изгородь?

Когда минут через пять хорошенькая шатенка со своим спутником подъехали к изгороди, Леви с Никки уже перешли к третьему столбу и как раз приколачивали первый ряд проволоки.

— Здрасте! — поприветствовал их Леви, воткнув молоток в столб и сняв шляпу, чтобы вытереть лоб.

— А что это вы здесь делаете? — поинтересовалась женщина.

— Хм, по-моему, это и так видно, — ответил Леви. — Делаем изгородь.

— Да вижу, олух! Только почему вы строите ее на земле моего отца?

— Оглядись-ка, Аманда Лоувелл! — вмешалась Никки. — Это земля моего отца, а не ваша.

Удивленная Аманда перевела взгляд на второго работника, и, когда она узнала Никки, глаза у нее полезли на лоб.

— Великий Боже! Николь, это ты?

— Ну да, Мэнди, конечно, я! — не слишком любезно ответила Никки, глядя на свою собеседницу.

— Называй меня лучше Амандой, — поморщилась шатенка. — Мэнди звучит так грубо!

— Тогда называй меня Никки!

Никки оценивающе разглядывала собеседницу. За эти три года, что они не виделись, ее подруга детства сильно изменилась. Куда девалась тощая долговязая девчонка? Теперь это была утонченная юная красавица. Аманда, похоже, подросла на несколько дюймов — а может, и нет, трудно было это определить: Аманда восседала на славной вороной кобылке; но изменилась она не только в этом. На блестящих кудряшках кокетливо сидела модная шляпка, которая очень шла к ее синей бархатной амазонке. При виде этой шляпки Никки почувствовала даже что-то вроде зависти: уж очень изящно держалась она на прическе Аманды. Даже голос у нее переменился: она теперь по-южному растягивала слова, а у них на Западе говорят отрывисто — в детстве и Аманда говорила так же. Только лазоревые глаза Аманды, которые всегда напоминали Никки летнее небо, остались прежними.

Сейчас эти глаза смотрели на нее с нескрываемым любопытством.

— Я не думала встретить тебя здесь, — сказала Аманда.

— Почему же? Я здесь живу.

— Я думала, вы с отцом уехали отсюда после того, как твоя мать… — Аманда неловко поерзала в седле. — Ну, короче, ты понимаешь, о чем я.

Глаза у Никки потемнели.

— Это наш дом, и ничто не заставит нас уехать отсюда. Чендлеры не из тех, кто способен удрать от публичного позора. А кстати, ты ведь вроде собиралась жить у тетушки в Алабаме.

— В Джорджии. Тетя Шарлотта скончалась два месяца тому назад, и я вернулась домой. Мы только вчера приехали. — Щеки Аманды залила краска, она встряхнула головой. — Вот увидишь, Никки, я переросла заблуждения своей юности. Прошлое осталось позади, и, что до меня, я намерена забыть его.

Никки пожала плечами.

— Должно быть, мы обе немного повзрослели. Что до меня, я никогда не любила поминать старое.

Рядом скрипнуло седло, и это напомнило Аманде о ее спутнике.

— Чарльз, — обратилась она к нему с сияющей улыбкой, — разрешите вам представить — это Николь… Никки Чендлер. Мы вместе играли в детстве. — Она произнесла это таким тоном, словно это было сто лет тому назад и не доставляло ей особой радости. — А это Чарльз Лафтон, племянник лорда Эйвери, — гордо продолжала она, снова повернувшись к Никки. — Когда лорд Эйвери узнал, что я застряла в Атланте, он послал Чарльзу телеграмму и попросил его проводить меня домой — он все равно собирался посетить эти места.

Никки доводилось видеть лорда Эйвери, местного «коровьего барона», однако ни англичанин, ни его племянник не произвели на нее особого впечатления. Но, по-видимому, Аманда не разделяла ее мнения на этот счет: она смотрела на красивого блондина с неприкрытым обожанием.

— Здравствуйте, — произнес он, тщательно выговаривая слова, как это принято у знатных англичан. Он вопросительно приподнял свои безукоризненно очерченные брови, глядя на Леви: — Простите, я, кажется, не расслышал вашего имени…

— Леви Кентрелл, — улыбнулся Леви.

— Кентрелл? — Чарльз призадумался. — Дядя купил лошадь у неких Кентреллов, что живут за Конским Ручьем. Вы, случайно, им не родственник?

— Может быть, — пожал плечами Леви.

— Леви только что вернулся из-за границы, — быстро вставила Никки. — Он провел там несколько лет и еще не успел повидаться со всеми своими родственниками.

— Да? Вы были в Европе?

Надменный тон Чарльза вывел Никки из себя. Приехал сюда невесть откуда и задирает перед ними свой благородный нос! Да как он смеет! Но не успела она открыть рот, чтобы выпалить уничтожающий ответ, как послышался добродушный голос Леви:

— Увы, нет. В столь культурных странах мне бывать не приходилось. Я путешествовал на Востоке. В основном по Китаю.

— Боже милостивый! Да это же на краю света! Скажите, там в самом деле так интересно, как об этом рассказывают?

— Да, я думаю, там стоит побывать, — усмехнулся Леви. — Хотя лично я не то чтобы очень рвался туда.

— А что это тебя сюда занесло, Аманда? — вдруг перебила Никки. — Помнится, ты не очень-то любила ездить верхом.

— Неправда. Мне просто не нравилось носиться сломя голову, как ты. А с тех пор я обнаружила, что это довольно приятное времяпрепровождение, если лошадь достаточно смирная. — Она похлопала свою кобылку. — Я показывала Чарльзу земли моего отца. — Она принахмурила свой безупречный лобик. — А папа знает, что вы делаете изгородь?

— Понятия не имею — пожала плечами Никки. — Столбы вкопали прошлой осенью, так что его люди ему, должно быть, доложили.

— Боюсь, ему это не очень понравится.

— Ах вот как? — Никки прищурилась. Аманда встряхнула головой.

— Папа разрешил вам поселиться здесь из уважения к твоей… хм… — она запнулась и слегка покраснела, — к твоим родителям, но я не думаю, что он разрешит вам брать себе все, что вы хотите.

— А мы и не требуем ничего, кроме того, что нам принадлежит, — отрезала Никки. — И поселились мы здесь потому, что это наша земля, а не потому, что это разрешил твой папа!

Повисло напряженное молчание. Несколько секунд женщины смотрели друг другу в глаза. Мужчины беспокойно наблюдали за ними, не зная, что делать.

Наконец Аманда вздохнула:

— Ах, Никки, значит, все осталось по-прежнему, да?

— Боюсь, что да. — Никки грустно усмехнулась. — Мы по-прежнему на ножах.

Аманда в первый раз улыбнулась.

— А знаешь, в самом деле очень хорошо, что мы с тобой встретились!

— Я тоже рада видеть тебя, Аманда. Хоть ты и переменилась. Ты стала такая взрослая, такая… — Никки остановилась, подыскивая нужное слово, и улыбка Аманды слегка приугасла, — такая красивая, — сказала наконец Никки.

Аманда снова расцвела в улыбке и поправила прическу.

— Спасибо, спасибо, Никки. В твоих устах это действительно комплимент — я ведь знаю, как мало ты заботишься о подобных вещах.

Хотя Аманда сказала это очень любезным тоном, Никки внезапно стало очень неловко за свою мальчишечью одежду и короткую стрижку. Она с деланным безразличием пожала плечами.

— У меня нет времени на всякие пустяки.

Аманда взглянула на элегантные часики, что висели на ее амазонке.

— Ах, Боже мой, я и не думала, что уже так поздно. Послушайте, Чарльз, нам надо поторопиться, а то не успеем домой к чаю. Хорошо, что мы встретились, Никки. Рада была познакомиться, мистер Кентрелл.

Она махнула через плечо, и они ускакали.

— «Ах, не опоздать бы к чаю!» — передразнила Никки, провожая их взглядом. — Ей-Богу, Герману Лоувеллу это нравится.

— Подруга?

— Да нет, не сказать, чтобы мы особенно дружили. Просто часто играли вместе, когда были маленькие. Матушка все время таскала меня туда: говорила, мне надо больше общаться со сверстницами. Но между нами было мало общего.