— А отчего умерла твоя мать? — спросил он наконец.

— Да она жива. По крайней мере я не думаю, что она умерла. Она сбежала с шулером.

Леви изумленно вскинул брови.

— Прости, пожалуйста. Я понятия не имел…

— Да ну, ерунда! Я рада, что ее здесь нет.

— Не скучаешь по ней?

— Нет. С тех пор как маменька смылась, стало куда лучше. Она Питера обижала. Обзывала глухарем, даже в доме жить не разрешала. Вот папа и сделал пристройку — специально для Питера.

— Похоже, твоя мать не очень-то разбиралась в людях. Уж насчет Питера-то она точно ошибалась.

Леви говорил, а сам внимательно следил за выражением лица Никки.

— Ты хочешь сказать, что она и насчет тети Эмили тоже ошибалась?

— Очень даже возможно.

Лицо Никки менялось по мере того, как она обдумывала разговор. Леви задумчиво смотрел на нее. Да, это не просто хорошенькая мордашка. Лицо Никки было необыкновенно выразительным и переменчивым.

На востоке поднялась луна и посеребрила черные локоны Никки — теперь девушка казалась существом неземной красоты. У Леви перехватило дыхание. Он едва не застонал вслух. Не хватало еще в нее влюбиться! Пять долгих лет прошло с тех пор, как нежная страсть затуманила ему глаза и обманула его. Нет, это все волшебный лунный свет. А охватившее его чувство — не что иное, как самая пошлая похоть, он слишком долго воздерживался от близости.

— Ты прав, — решительно кивнула Никки.

— Что? — на миг ему показалось, что она расслышала его мысли.

Никки положила щетку и улыбнулась ему.

— Глупо верить на слово моей матушке. Я, конечно, не собираюсь встречать тетю Эмили с распростертыми объятиями, — предупредила Никки, — но я посмотрю, какая она.

Никки отвязала повод и вывела Конфетку на улицу, в загон.

Леви как раз достал из кладовки свое седло и положил его на козлы, когда Никки вернулась в сарай.

— Надо приготовить для тети Эмили кладовку рядом с комнатой Питера. Как ты думаешь, она не могла бы помочь папе?

— Может, и могла бы.

— Она ведь, наверно, сто раз имела дело с такими больными… — Никки умолкла, увидев седло. — Ты куда-то едешь?

— Я думаю, мне можно съездить в город сегодня ночью?

— А… — Ее лицо помрачнело. — А зачем?

Леви взял свою уздечку.

— Мало ли какие дела могут быть у человека в городе?

— А… а к завтраку вернешься?

Его зубы блеснули в полумраке.

— Что же может удержать меня от твоих оладьев!

Она остановилась в дверях и долго-долго смотрела ему в лицо, словно хотела запомнить навсегда.

— Леви…

— Да?

— Спасибо за все, что ты сделал для нас.

Он обернулся, удивленный ее серьезным тоном. Выражение лица Никки говорило больше, чем слова. Она думала, что он покидает их.

— Я завтра вернусь, Никки. Я не собираюсь уехать, не попрощавшись.

— Я… Спокойной ночи.

Она побежала через двор к дому. Леви вышел на порог и проводил ее взглядом.

— Спокойной ночи, Никки, — тихо шепнул он.

7

По дороге в город Леви не переставал бороться с собой. Он не забыл ни своего несчастья, ни клятвы, что больше не позволит любви ослепить себя. Синтия Мэсон — один звук этого имени заставлял его стискивать зубы от! боли и ярости. Она была прекрасной и утонченной. И была совершенно не похожа ни на одну из его прежних знакомых.

Брат пытался предупредить его, но Леви и слушать не хотел; даже тогда, когда Коул сказал ему, что Синтия флиртует со всеми подряд. Она убедила Леви, что любит только его, и Леви поверил. Когда он предложил ей руку и сердце, она ответила нежной улыбкой и страстным поцелуем, а через два дня исчезла.

Ходили слухи, что она сбежала с другим, но разбитое сердце Леви отказывалось верить в это. А потом из Сан-Франциско пришла телеграмма, что Синтию похитили, и Леви поверил каждому слову. Он помчался в Сан-Франциско, твердо решив вырвать Синтию из лап чудовища, что держит ее в плену.

А в Сан-Франциско Леви узнал, что все это — хитрый трюк, с помощью которого Синтия со своим любовником выманили у доверчивых простаков немало денег в качестве «выкупа». Первый раз в жизни Леви был разъярен настолько, что действительно мог совершить убийство. Но вместо этого он забрел в первый попавшийся кабак и напился до потери сознания. А на следующее утро он очнулся на пути в Китай.

Вдали показались огни города. Леви вздохнул. Быть может, он даже обязан Синтии. Гнев и ярость сделали его достаточно стойким, чтобы вынести тяготы моряцкой жизни. Если бы не она, он не повидал бы мир и никогда не узнал, как болит разбитое сердце.

Но пережить эту боль во второй раз? И к тому же глупо влюбляться в девушку, которая настолько моложе его. Да и не стоит об этом думать. Бутылка виски и сговорчивая девка из салуна — и вся эта «любовь» к Никки развеется как дым.

Ноувуд — городок небольшой, но салун был почти полон. В зале стоял гвалт, и когда Леви подошел к стойке и спросил бутылку виски, никто не обратил на него ни малейшего внимания. Огненное пойло обожгло ему глотку. Леви поморщился. Хорошо! Чем дряннее виски, тем быстрее исчезнет неприятный привкус, который всегда появлялся у него во рту, когда он думал о Синтии.

Он выпил три рюмки и наливал себе четвертую, когда его вывел из задумчивости вкрадчивый голосок за плечом:

— Привет, ковбой! Посидим вместе?

Ему повезло: она была молода и недурна собой, профессия еще не успела ее изуродовать. Волосы медно-рыжие — тоже хорошо: не будет напоминать ни о блондинке Синтии, ни о черненькой Никкн. Как раз годится, чтобы заставить забыть об обеих женщинах, что не выходят у него из головы. Леви приветствовал ее ленивой улыбкой.

— Именно тебя мне и не хватало. Заказать тебе выпивку?

— Зачем? — Она выразительно глянула на бутылку. — Ты что, собираешься выпить все это один?

— Ну, такое пойло не для женщин! — расхохотался Леви. — Может, тебе чего послабее?

— Ну да, Сэм принесет мне подкрашенной воды, а тебя заставит платить как за виски. Тебе ж дешевле обойдется, если я буду пить из твоей.

Леви крикнул, чтоб принесли еще одну рюмку, и улыбнулся своей соседке.

— Меня зовут Леви Кентрелл. А тебя?

Она удивилась. Давно никто не спрашивал, как ее зовут — по крайней мере в трезвом виде.

— Зовут меня Салли-Пышка.

— Это твое настоящее имя?

— Другого нет. — Пожала плечами Салли-Пышка.

— Ну что ж, Салли-Пышка, время еще детское, и нам надо прикончить эту бутылку.

Салли-Пышка оказалась удивительно приятной соседкой, и чем больше Леви пил, тем сильнее она ему нравилась. Он даже не рассчитывал на такое, когда ехал в салун. Но все же старался оттянуть неизбежную развязку. Они оба знали, чем это кончится, но Леви почему-то все не мог выкинуть из головы фиалковые глаза и черные кудри.

— Что же ты не пьешь? — Леви кивнул на нетронутую рюмку, стоявшую на стойке.

— Да я вообще мало пью, — усмехнулась она. — Тем более виски. Обычно Сэм злится на меня за это, но сейчас ты пьешь за двоих.

Салли-Пышка смотрела, как Леви опрокидывает рюмку за рюмкой. Обычно она не задумывалась о посетителях салуна, но этот был не такой, как все. Искренний смех, блестящие серо-голубые глаза — он начинал ей нравиться.

— Не действует, да?

— Что не действует? — он тупо уставился на нее.

— Виски. Мужчин, которые приходят сюда, чтобы забыться, видно сразу. А на тебя выпивка не действует.

— Почем ты знаешь?

— Кабы виски сделало свое дело, мы бы давно уже были наверху.

— Да? Тогда пойдем.

— Ну, если хочешь… — Салли посмотрела на него почти печально. — Только, по-моему, тебе на самом деле не хочется.

— Это верно. — Он помолчал, потом вздохнул. — Извини.

Леви полез в карман, достал три долларовые монеты.

— Вот возьми. За то, что зря потратила время.

— Нет, — она мягко отодвинула его руку с деньгами. — Приятно было просто посидеть и поболтать. Хорошо, когда с тобой обращаются как с человеком, а не как с… — Она не закончила, но и без того все было ясно. — Салли-Пышка вдруг встала и слегка коснулась его щеки. — Надеюсь, она понимает, какое счастье ей привалило.

— Кто — «она»?

— Та, кого ты пытаешься забыть.

Она похлопала его по руке и ушла, а Леви остался сидеть, задумчиво глядя в рюмку.

Что случилось? Он приехал в город, чтобы найти женщину, с которой можно утолить желание: дело проще пареной репы. Ни тебе угрызений совести, ни чувства вины. Салли-Пышка — как раз то, что надо. Так почему же ему не захотелось переспать с ней? Он выпил, налил еще. Может, это просто случайно, оттого, что Никки так славно попрощалась с ним? А может, это из-за Синтии. Она не раз мешала ему быть мужчиной.

— А я говорю, Чендлер все время телят ворует.

Эти слова вывели Леви из раздумий. Он и не заметил, как к стойке подошли два ковбоя. Он совсем не удивился, увидев футах в десяти Малыша. Рядом с ним стоял еще один, тоже вроде знакомый. Ах да, это тот, что пристал к Никки тогда у входа в лавку, вместе с Малышом и Баком.

— Ну да, Хлыст, ты, похоже, прав. Только у него-то кишка тонка, он на это дело дочку и глухаря посылает.

Эти двое явно нарывались на драку, и Леви был не в том настроении, чтобы увиливать от такого развлечения. На самом деле, быть может, именно это ему и требуется. Испытанный днем гнев все еще тлел в нем. Сорвать его на этой парочке не помешает.

— Простите, вы что-то сказали? — спросил он, слегка развернувшись и облокотившись на стойку.

— С такими вонючими землеройками, как ты, я не разговариваю, — фыркнул Малыш.

— Вот-вот, помалкивай. В первый раз слышу, как ты сказал что-то умное. А то как рот откроешь, сразу нарываешься на неприятности.

И Леви снова повернулся к своей бутылке.

— Слышь, Малыш, а он, кажись, струсил, — сказал второй, слегка повысив голос. — Знает, что мы его так не оставим после того, что он сделал с Баком.

Малыш кивнул.

— Ага, точно. Бедняга Бак никого не трогал, делал свое дело, а тут эти как налетят! Небось теперь неделю не встанет — так его измордовали. — Он прищурился. — Ага, теперь небось не такой храбрый, без своего дружка-глухаря!

Леви поболтал виски в рюмке.

— Я не боюсь людей, которые ничего не могут, кроме как над детьми издеваться.

— Ага, жалко, ты не вовремя явился. Уж мы бы с Баком развлеклись с той девчонкой. — Малыш гнусно ухмыльнулся. — После того как с ней переспали вы с глухарем, она бы небось обрадовалась настоящим мужикам!

Не успел Малыш договорить, как уже болтался в воздухе на уровне лица Леви.

— Слушай, если тебе приспичило драться, давай драться, а девушку не трогай, а не то, клянусь Богом, я тебя так отделаю, пожалеешь, что на свет родился!

И Леви так отшвырнул Малыша, что тот впечатался в стойку. А сам развернулся и зашагал к выходу.

— Пошли на улицу! — бросил он через плечо.

Он как раз перешагнул порог, когда чей-то тихий возглас предупредил его об опасности. Леви мгновенно пригнулся, обернулся и двинул Хлыста плечом в живот. Бутылка выпала из руки Хлыста и разбилась об пол почти в тот же миг, как Леви с размаху врезал ему в челюсть. Хлыст отлетел на Малыша, и оба рухнули на пол. Но тут же яростно взревели и вскочили на ноги.

Схватка была недолгой, но толпа, что высыпала из салунаполюбоваться ею, осталась довольна. Поначалу казалось, что перевес на стороне двух ковбоев с ранчо Лоувелла, но скоро положение изменилось. Этот верзила был на удивление подвижен и к тому же дрался с умом в отличие от своих противников.

Наконец-то Леви мог выплеснуть гнев и обиду, кипевшие в душе! Когда товарищ Малыша без памяти упал наземь, Леви был почти разочарован.

Он потряс головой, чтобы прийти в себя, и прислонился к стене салуна. И туг перед ним появилась Салли-Пышка. Зеваки вернулись обратно в салун, а Салли приблизилась к нему.

— Глупо было поворачиваться спиной к этой парочке, — заметила она, стираякровь с его разбитой губы.

— Спасибо, что предупредила.

— Дай-ка я тебя умою, пока ты не залил кровью весь Сэмов салун. Это может отпугнуть клиентов.

Леви даже не заметил, какими восхищенными взглядами провожали его завсегдатаи салуна. Салли провела его в маленькую комнатку позади общего зала. Она как раз кончала смывать кровь с лица Леви, когда распахнулась дверь и ввалился хозяин салуна. Вид у него был весьма недовольный.

— Ты что делаешь? — рявкнул он. — Здесь тебе что, больница?

Салли-Пышка даже головы не подняла.

— Значит, больница, если я так решила.

Салли отодвинула миску с покрасневшей водой, спокойно открыла бутылку с йодом и взглянула в лицо рассерженному буфетчику:

— А я думала, ты ему спасибо скажешь.

— Это за что? — недоверчиво поинтересовался тот.

— Ну, знаешь ли, он ведь мог бы и весь салун разнести.

И она занялась ссадиной под глазом у Леви.

— А я что, виноват, что он в драку ввязался? — пробубнил Сэм. — И я тебе не за то плачу, чтоб ты со всякими бродягами нянчилась. Там посетители ждут.

— Да не беспокойся, я уже все.

— Вот и хорошо, — проворчал он, собираясь уходить. — А то с ним Лоувелл хочет поговорить.

И захлопнул за собой дверь.

— Ничего себе! — вскинула брови Салли-Пышка. — Надо же, сам Лоувелл хочет поговорить!

— А кто это? — поинтересовался Леви, сделав вид, что слышит это имя впервые.

Интересно, что скажет об этом «коровьем бароне» Салли-Пышка?

— Герман Лоувелл? — Салли-Пышка принялась смазывать йодом разбитые костяшки пальцев Леви, — Ну, это почти что самый богатый человек в наших краях. И почти все пляшут под его дудку. Связываться с ним опасно.

— А что ему от меня надо?

— Эти парни, которых ты оставил валятьсяв грязи, — его люди. Наверно, ему это пришлось не по вкусу. — Она еще раз осмотрела руки Леви и сделала заключение; — Ну, все, До свадьбы заживет.

Леви встал, помахал рукой.

— Спасибо, Салли-Пышка. Надеюсь, тебе ничего не будет?

— Да что ты! Сэм лает, да не кусает. Ты лучше иди. Мистер Лоувелл ждать не любит.

Леви вышел. Салли-Пышка прикусила губу. Если Герман Лоувелл решит, что Леви встал ему поперек дороги, эти серо-голубые глаза здесь надолго не задержатся.

8

В салуне было полно народа, но Леви без труда вычислил Германа Лоувелла. Многие годы борьбы со стихиями оставили свой след на его точеном лице, но никто не решился бы назвать его старым. Он был окружен каким-то неуловимым ореолом власти. Высокий, худощавый. Льдисто-голубые глаза словно видят тебя насквозь. Сразу видно человека, привыкшего отдавать приказы и уверенного в том, что эти приказы будут выполнены немедленно и беспрекословно.

Леви подошел к его столу и протянул руку.

— Мистер Лоувелл, я Леви Кентрелл. Мне сказали, что вы хотели меня видеть.

— А, мистер Кентрелл! — Лоувелл привстал, пожал протянутую руку и указал на соседний стул: — Присаживайтесь. Я много слышал о вас в последнее время.

Он поманил пальцем проходившую мимо служанку.

— Бутылку моего виски и рюмку для мистера Кентрелла. Вы ведь не откажетесь выпить со мной? — обернулся он к Леви.

— Не откажусь, — улыбнулся тот.

— Я заметил вашу гнедую, когда подъезжал к салуну. Неплохая кобылка.

— Спасибо. Я купил ее в Сан-Франциско той осенью.

Леви не удивился тому, что Герман Лоувелл сумел разглядеть его кобылу среди множества лошадей у коновязи. Такие, как Лоувелл, всегда подмечают самые незначительные детали. В этом их преимущество. Лоувелл не зря считался первым человеком в этих краях.

— Мне приходилось иметь дело с некими Кентреллами, что живут за Конским Ручьем. Не родственники вам?

— Возможно.

— У них лучшие лошади в наших местах.

— Да? — Леви уселся поудобнее.

Служанка поставила на стол бутылку и две рюмки. Лоувелл налил себе и Леви и принялся вертеть свою рюмку в пальцах.

— Ну и драку вы устроили, — наконец произнес он. — У здешней публики давненько не было такого развлечения.

— Ну, если вы охотник до драк… Лично я предпочел бы заняться чем-нибудь другим.

— Да? — приподнял бровь Герман Лоувелл. — Вы за один день вывели из строя трех из моих лучших работников, а теперь утверждаете, что не охотник до драк?

— На самом деле на моей совести только двое. Третьего отделал Питер.

— Вы имеете в виду глухаря? Как-то не верится.

— Почему же? Он, правда, ничего не слышит, но это не значит, что он ничего не видит. Он сделал то, что сделает любой мужчина, который видит, что его знакомой женщине грозит опасность.

— А Бак с Малышом говорили, что она собиралсь украсть теленка с моего ранчо.

— Вы считаете, что Чендлер крадет ваш скот?

— Я давно знаком с Сайресом Чендлером. Он всегда был честным человеком, но нужда многих честных людей сделала ворами.

— А какое отношение все это имеет ко мне?

— Никакого, кроме того, что если Чендлер действительно крадет скот, то получается, что вы его сообщник.

— Знаете, мистер Лоувелл, только дурак стал бы заниматься таким делом, а я не думаю, что я дурак. — Глаза Леви вспыхнули нехорошим блеском.

— Вы непохожи на дурака, — улыбнулся Герман Лоувелл. — Что же вы не пьете, мистер Кентрелл?

— Вы тоже не пьете.

— Вы держитесь начеку, мистер Кентрелл. Хотел бы я знать почему.

— Сегодня я два раза сцепился с вашими людьми. После того как я уложил в грязь двоих из них, вы предлагаете мне своего «персонального» виски — и до сих пор так и не сказали, о чем хотели со мной поговорить.

Лоувелл рассмеялся и поднял рюмку в знак приветствия.

— А, вижу, к чему вы клоните, мистер Кентрелл. Не беспокойтесь, виски нормальное — и куда лучше, чем то, что Сэм подает всем прочим.

Он выпил и налил себе еще.

— У меня к вам было два вопроса. Немного найдется людей, которые смогли бы так чисто уложить Малыша и Хлыста. Я хотел бы знать, кто учил вас драться?

— Младший брат и еще полдюжины тертых морских волков. — Леви пригубил янтарный напиток и улыбнулся: — Да, разница существенная.

— Так вы моряк?

— Был им одно время. Вы говорили, что у вас ко мне два вопроса. Какой второй?

— Такой человек, как вы, мог бы мне очень пригодиться, — сказал Лоувелл.

— У меня уже есть работа.

— Это у Чендлеров, что ли? — Герман Лоувелл пренебрежительно махнул рукой. — Я буду платить вам вдвое больше, и работа будет для вас привычная: вам придется ухаживать за скотом, а не землю пахать.

— А откуда вы знаете, что я не привык пахать землю?

Герман Лоувелл хмыкнул:

— Не тот вы человек. Мне как-то трудно представить вас за плугом.

— Может, вы и правы, — сказал Леви с осторожной улыбкой. — Но я все-таки хочу пока остаться при этом деле.

— А нельзя ли спросить, почему?

— Отчего же нельзя? Мне никогда не приходилось заниматься этим, вот я и решил попробовать. Может, со временем и своей фермой обзаведусь, кто знает.

Лоувелл поразмыслил, потом покачал головой.

— Да нет. Вы явно большую часть жизни провели в седле. От такой жизни отвыкать трудно. Как вам вообще пришло в голову заняться земледелием?

— У меня было туго с деньгами, а Сайрес Чендлер предложил мне работу, — пожал плечами Леви. — Я обещал остаться как минимум до конца весенней страды.

— А с чего это вдруг бродяга предпочитает работать на захудалого фермера?

— Во-первых, я человек слова. Во-вторых, с тех пор как мне случилось два раза «побеседовать» с вашими людьми, меня что-то не тянет к вашему хозяйству.