Хусейн промолчал, но мне было не до этого. У меня закружилась голова, и я тихо ушла в малую гостиную. Там никого не должно быть, а мой организм требовал, чтобы я легла. Голова кружилась после пощечины. Не думала, что отец ударит меня так сильно. Хотя после того, что он сотворил с мамой…

— Ну что, добилась своего, — заявила Назира.

Что здесь делала мачеха? Да еще и с Хайей? Сестра с презрением глянула на мой выпирающий живот, но ничего не ответила. Мы не виделись полгода, она держалась рядом с матерью, но не обнимала ее, как раньше.

— Довольна? Из-за твоего побега наша семья опозорена, и я никогда не выйду замуж!

Она выбежала из малой гостиной, едва задев меня плечом. Я снова чуть не потеряла равновесие, но успела сесть на тахту и откинуться на подушки. Голова кружилась сильнее, сердце слишком быстро билось. Я лишь молила Аллаха, чтобы мне стало легче. Чтобы он защитил моего малыша.

— Я предупреждала, что тебе нужно быть послушной женой. Ты не постаралась ради своей семьи. Ты такая же, как твоя мать.

Откуда она знала мою маму? Они ведь не были знакомы…

Я даже не могла ничего ответить, уверенность в собственных поступках покидала меня. Наверное, собрание эмоционально высосало из меня все силы.

— Ты хочешь свободы, справедливости, погони за счастьем. Но его не существует, если идти против воли Аллаха. Против судьбы. Твоя задача была помочь своей семье, а не отбирать последние деньги через своего шейха!

— Но я…

— Из-за тебя у Хайи не осталось наследства. Ты подумала, на какие деньги отец будет содержать тебя и твоего выродка? У нас нет больших доходов, нет базара. Все из-за тебя. Тебя даже второй женой никто не возьмет.

Перед глазами начало темнеть. Сильно темнеть…

— Амина, тебе плохо? Амина! Что ты ей сказала?

Я не слышала ни выкриков мачехи, ни возмущений Джахида. Или это был не Джахид? Не могла различить мужской голос — тьма окончательно поглотила меня.

Глава 9

— Ваша жена чуть не родила ребенка преждевременно. Мы чудом привели ее в нормальное состояние. И я бы рекомендовал ее оставить здесь на сутки, чтобы проследить за состоянием плода.

— Не нужна госпитализация.

Доктора я вызвал сразу же, как услышал крики из малой гостиной. Сначала женские, затем мужской, который пытался привести Амину в чувства. Доктор приехала через десять минут и сильно настаивала на госпитализации. Если бы не мой статус королевских кровей, то не стала бы слушать мое мнение, а сразу же погрузила Амину в машину. На помощь ей пришел старший коллега, который ждал на улице. Ему пришлось выслушать мою речь, прежде чем я дал разрешение отвести жену в королевскую клинику.

— Из-за чего она потеряла сознание?

— Причин может быть много. От усталости до морального истощения. Ваша жена в последнее время была расстроена? Может, сильно переживала из-за чего-то?

Доктор был вежлив, говорил спокойно, однако он часто вздыхал, делал длинные паузы, чтобы перевести дыхание и взглянуть на меня черными, полными презрения глазами.

— Не замечал.

— Ваше высочество, — он снял очки и устало взглянул на меня. — У вашей жены большой срок. Через десять недель ей рожать. Обеспечьте ей здоровое течение беременности, если не хотите получить мертвого ребенка.

Амина спала, пока медсестра в хиджабе меняла ей капельницу. Доктор сказал, что она с витаминами, чтобы помочь восстановиться после морального истощения.

— Пол известен?

— Я связался с ее гинекологом в Лондоне. Амина просила не указывать пол плода до родов.

— Вы выяснили пол? — надавил сильнее.

Доктор снова взглянул на меня с едкой толикой презрения, а затем спокойно ответил:

— Мальчик.

Она и правда носила под сердцем моего наследника.

— Я могу посидеть с ней?

— Конечно. Я оформлю госпитализацию.

Я зашел в палату и присел рядом в кресло. Хотя мог отойти в соседнюю комнату, где стояла кровать, и лечь там. Побыть одному, подумать, чем обернулось для меня собрание старших членов семьи. Возможно, Амина оказалась права: нам следовало пойти сразу в суд и привести двух свидетелей, чтобы зафиксировали процесс развода.

Полная растерянность, полная апатия. Отрицание. Как сказали бы западные мужчины, лучше бы я потерялся или надел бы вовремя презерватив. Но этим мы и отличаемся от остальных. Мы умеем брать ответственность за свои поступки и за своих женщин.

Я тоже так думал, пока не увидел спящую Амину на кушетке частной палаты в больнице, построенной исключительно для королевской семьи. Долго глядел на бледную кожу, на вздутую на руке вену, из которой торчал провод от системы, на округлившийся живот сквозь белую больничную сорочку с золотой окантовкой.

Я не взял ответственность вовремя, позвонил ярости и задетому самолюбию взять надо мной верх. Непростительно для такого, как я. Непростительно для любого мусульманского мужчины.

Амина — смелая девочка. Я не сомневался, что она, по-западному, сможет обеспечить нашего сына. Без меня. Однако не хотел делать вид, что Амина для меня чужая.

Никогда не видел ее глаза цвета вечернего заката настолько разочарованными.

Разочарованными во мне.

Я мог все свалить на проделки Шайтана, который одурманил мой разум и поселил в моей душе самые отвратительные эмоции. Но это мои грехи. Мой харам. И за него я буду гореть в адском пламени.

— Хаким, позаботься, чтобы у Азана забрали дом и оставшиеся акции базара, — произнес я в трубку своем помощнику, который ответил сразу же после первого гудка. — И попроси юристов создать приложение о расторжении контракта по ежемесячным выплатам.

— Это невозможно, господин. Срок расторжения еще не достиг…

— Значит, вскоре должен достигнуть.

Я повесил трубку, крепко сжимая телефон. В пальцах. Послушался треск стекла, и я вышел из основной части палаты в мини-гостиную, дабы не разбудить мирно спящую Амину. Она все еще моя жена, и я беру за нее ответственность, как бы больно мне ни было на душе от ее слов и поступков.

Ее отец должен остаться абсолютно ни с чем. На нуле. На дне. Раз ему было мало выплат, которые полагались после передачи управления над базаром, он останется без них тоже. Азан не должен был так обращаться с собственной дочерью.

Не следовало бить ее. Особенно на глазах у посторонних. У меня. Он навредил моему ребенку и поплатится за это. За ребенка и за Амину.

— Я должен был настоять, чтобы мы не возвращались.

Я настолько погряз в своих мыслях, что не заметил вошедшего Джахида. Кто его сюда пустил? Просил телохранителей не впускать никого в палату, кроме родственников. Ах да… заботливый братик.

Если этот малец снова будет качать права и обвинять меня во всех грехах, я сделаю все, чтобы он и близко не подходил к моему дворцу. Судя по конфликту с отцом, в отчем доме его вряд ли примут, если он, конечно, останется.

— Ты позаботился бы о ней лучше?

— Аллах свидетель, я дал сестре только лучшее и оберегал ее от переживаний.

— То есть от меня?

— Именно, — с вызовом Джахид взглянул на меня. — Зачем ты сказал, что отнимешь у нее ребенка после рождения.

— Он является моим по праву.

Парень усмехнулся и ходил туда-сюда. Аллах, он начинал меня раздражать своей нервозностью.

— Ты же в курсе, что наш отец бросил мать, когда Амине было пять?

— Слышал.

— Не отнимай ребенка у матери, шейх Карим.

Странно, голос Джахида звучал спокойно, но серьезный взгляд темно-карих глаз заставил меня насторожиться. К чему он это сказал? Он, как мужчина, знал итог, и что Амина при разводе не увидит взросление ребенка, даже если суд примет решение оставить его с матерью до семи лет.

— Отец ему нужнее. Особенно мальчику.

— Никто не заменит мать ни сыну, ни дочери. Никто.

— Знаешь об этом не понаслышке?

— Что здесь происходит? — Мы обернулись на знакомый женский голос.