— Я не отпущу вас одних, тем более с Карлманом, — поспешно сказала Бедда. — Но разве не следует оставить кого-то здесь на случай неожиданного возвращения Бульриха? Вдруг ему понадобится помощь!
— Я ни за что не останусь! — воскликнула Хульда, прежде чем кто-либо успел раскрыть рот. — Не останусь одна в этом доме на краю деревни, пока мои лучшие друзья уходят в ночную тьму. Кто знает, какие ужасы ждут вас там!
И тут она получила неожиданный ответ. Через открытое окно гостиной из темного сада донесся пронзительный зов. Всех охватил ужас, и они едва осмелились выглянуть на улицу. В ночной мгле ничего было не разобрать, но жуткий крик раздавался снова и снова. Высокий, пронзительный и жалобный, он отдаленно напоминал призыв: «И-ди! И-ди!», и Хульда с тихим плачем спряталась за высокую спинку кресла Гортензии.
— У-у-у-у-и-и-ит! У-у-у-у-и-ит! Иди! Иди!
Вовсе не квендель взывал к ним с опушки леса, но от этого плач не становился менее жутким.
— У-у-у-у-и-и-ит! У-у-у-у! Иди! Иди!
— Это Серая Ведьма! Она идет, — прошептала Хульда, и от ее слов даже Гортензию охватил озноб.
— Это кричит сова, — пояснил Биттерлинг. — Всего лишь сова.
Но голос его звучал неуверенно.
— Вы знаете, что это значит! — Хульда выглянула из-за спинки кресла. — Это не просто крик совы. Это знак! Злое, ужасное предзнаменование! О, вы знаете это не хуже меня… Любой здравомыслящий квендель со мной согласится! Вспомните старую песню.
— Песня Урсель-совы. Песня Ведьмы! — еле слышно произнес Карлман.
— Да, песня Ведьмы, — подтвердила побледневшая Хульда и шагнула из своего укрытия. Дрожа с головы до ног, она нараспев заговорила.
Остальные с трепетом слушали, не в силах оторваться, зачарованные силой слов.
— У-ух! — кричит
Ведьма в темной ночи.
Урсель меж тем
Над холмами под лунным светом
Порхает на крыльях с советом:
Внимание всем!
— Будь осторожен! — кричит
Ведьма-сова в ночи.
В перьях серых брюшко,
Зовет она в мертвый мир
Бледных, бескровных на пир.
Завтрашний день далеко.
— У-ух! — кричит
Ведьма уже не в ночи.
После долгой ночи
Спать Невермор не хочет,
Гаснет очаг, и вновь
Холодеет теплая кровь.
— У-ух! — кричит
Ведьма в темной ночи.
Огонь погас, и в ночь
Душа из дома прочь
На крыльях улетела,
За звуком просвистела.
— У-ух! — и снова кричит
Ведьма в темной ночи [Перевод В. Соломахиной.].
Читая стихи, Хульда плавно покачивалась взад-вперед. Она произносила каждое слово, будто ясновидящая или, как говорят в Холмогорье, будто квендель, «распробовавший поганку».
Когда она замолчала, снова раздался крик совы. Видимо, птица покинула окрестности дома и улетела вглубь Колокольчикового леса, потому что ее «У-ху! У-ху!» доносилось теперь еле-еле. В кустах и кронах деревьев зашелестел легкий ветерок, словно листья отвечали на птичий крик, доносившийся из глубины леса.
Никто не шелохнулся. Никогда еще знакомые слова старой песенки не смешивались так многозначительно и угрожающе с действительностью, как показалось слушателям.
— Улетает на крыльях, спешит на страшный зов! — наконец, умоляюще повторила Хульда. — Вы слышали? Сейчас произойдет что-то ужасное, если уже не произошло! Так велит Урсель, и мы должны следовать за ней.
— Темными ночами она приходит в разных обличьях, — прошептала Бедда. — Поначалу в облике совы, но едва заглянет через окно в комнату, где лежит больной, как превращается в серую старуху с паутиной и перьями в волосах. Но глаза у нее совиные, и на кого ни падет ее желтый взгляд, тот оказывается на смертном одре.
Биттерлинг передернул плечами, а Карлман снова настороженно оглядел сад. За окном никого не было видно, только ветер тихонько перебирал ветви сирени. Всем было бы лучше, если бы кое-кто не забыл закрыть окно.
— Паутина в мозгу и мухоморы! Хватит! — Гортензия первой вышла из ступора. — Нам пора идти, чтобы искать Бульриха, а не слушать тут крики совы!
Ее семья издавна придавала приметам куда меньше значения, чем прочие квендели. Самтфус-Кремплинги все как один считались бесстрашными и отважными с тех самых пор, как возвели Старую стену.
— Скажите мне, — громко и решительно продолжила Гортензия, — что такого особенного в ночном вскрике совы? Не страшнее кукушки в летний день. Хватит тратить время на старые сказки, может, у Бульриха дела совсем плохи! Мы выступаем немедленно!
С этими словами она схватила Хульду за руку и быстрым шагом пересекла гостиную, увлекая за собой подругу.
— Немедленно! — повторила она повелительно, и это прозвучало почти как боевой клич. — Не имеет значения, кто там что кричит и чем угрожает.
Биттерлинг посмотрел на нее, не скрывая восхищения.
— Нам нужны другие лампы, получше, чем эти садовые фонари, — сказал он, размахивая фонарем, который взял с подоконника.
Гортензия остановилась у двери, не выпуская руки покорно идущей за ней Хульды.
— Разумеется, и в моем садовом сарае найдутся походные фонари, факелы и все остальное, что может понадобиться, — с достоинством ответила она Биттерлингу.
— Конечно, простите меня, — пробормотал Звентибольд, немного смутившись, а потом бросился закрывать окно и гасить свет.
Карлман помог Звентибольду потушить все свечи и лампы, кроме той, что висела над столом. Если, пока его будут искать, судьба позволит пропавшему хозяину дома благополучно вернуться, то его встретит приветливое сияние. Затем квендели молча вышли из дома, и Биттерлинг запер садовую калитку.
Гортензия решительно встала между каменной «прачкой» и дрожащей подругой. Она неодобрительно фыркнула, когда та попыталась недоверчиво повернуть голову, и Хульда перевела взгляд на тропинку впереди. Но при мысли о том, что жуткий камень находится так близко, волосы на затылке Хульды зашевелились, а журчание ручейка показалось зловещим шепотом. Она была благодарна Гортензии за то, что та продолжала неумолимо тащить ее за собой, не обращая внимания на заплетающиеся ноги. Вот уже и заросли бузины остались позади.
— С чего начнем? — спросила Бедда, возбужденно размахивая фонарем, свечу в котором она оставила незажженной.
— Сперва возьмем в сарае у Гортензии несколько надежных фонарей и тогда отправимся в путь, — ответил Карлман матери, как будто она спрашивала его одного.
Он надеялся, что его голос имеет теперь такой же вес, как и голоса остальных, потому что он первым догадался, где, возможно, скрывается его дядя. Бедда хотела что-то сказать в ответ, но Звентибольд, стремившийся не отставать от стремительно шагавшей Гортензии, ее опередил:
— Кто из нас будет сторожить в Зеленом Логе? Нужно оставить кого-нибудь на случай, если Бульрих вдруг вернется раненым. Кроме того, я не уверен, хочет ли Хульда бродить по темноте вместе с остальными! — Это должно было прозвучать смело, но в то же время Звентибольд сомневался, сможет ли сам храбро прогуливаться посреди ночи по тропинке вдоль живой изгороди.
— Не сердитесь на меня, — сказала Хульда, — но или мы пойдем все вместе, или пусть кто-то останется со мной по соседству, в доме Гортензии.
— С тобой останется Карлман, — решила Бедда, не обращая внимания на тяжкий вздох сына. — Я не хочу, чтобы он и близко подходил к Сумрачному лесу.
— Я не собираюсь сидеть у камина, пока вы будете искать дядю! Ни за что! — возмущенно крикнул Карлман, едва мать договорила. — Елки-поганки, я иду с вами, и точка!
Его мать сердито остановилась.
— Если я велю тебе оставаться в Зеленом Логе, ты остаешься. Мы не на воскресный пикник отправляемся!
Карлман тоже остановился и демонстративно сложил руки на груди.
— Это я узнал, где сейчас Бульрих! — возбужденно воскликнул он. — Значит, имею полное право пойти с вами!
— Ничего подобного, мой дорогой, ничего подобного! — Голос Бедды зазвучал так же громко, как голос ее сына. — Мы не грибы идем искать, так что выкинь это из головы! Ты остаешься с Хульдой!
Карлман не успел ничего ответить, как Хульда пришла ему на помощь. Она уже немного успокоилась и отпустила руку Гортензии.
— Тише! Вы перебудите всю деревню! Бедда, пусть он идет с тобой. Я не хочу, чтобы мальчик отправился за тобой тайком, сам по себе, а я бы осталась одна в доме Гортензии, не зная, куда бежать. Знаете что, вы все отправляйтесь на поиски, а остаться со мной попросим соседа, старика Пфиффера. Он наверняка еще не спит, в его возрасте вообще спят мало, и он очень умный.
— Но с причудами, — возразила было Гортензия, однако больше ничего не добавила. Ее совсем не радовала мысль, что Одилий Пфиффер, конечно же, явится в ее дом со своим любимцем, рыжим котом. Что ж, придется ей потом вычистить обивку и ковры. Тем не менее совет Хульды был неплох, поскольку старик хорошо разбирался в целительстве, и когда доходило до дела, на него можно было положиться.
— Я совершенно против… — снова попыталась возразить Бедда, но теперь ее перебила Гортензия:
— Я тоже считаю, что Карлман должен участвовать в поисках. Конечно, он еще очень юн для такого дела, но непременно нам пригодится. Он это заслужил.