Потом шли специалисты: эксперты по оружию, руководители лабораторий или люди вроде меня — адвокаты. При этом моя специализация заключалась в том, что я, по сути дела, знал все, что знал Драган. Все имена, все счета, все сделки. Я давал ему советы при принятии стратегических решений и заботился обо всех правовых вопросах. Но я никогда не был частью его организации. После всех этих лет последним якорем, удерживающим меня в правовом мире, оставался мой гонорар, который я получал строго за отработанные часы. Счета, которые фирма выставляла Драгану, превышали мою месячную зарплату в разы, но так я, по крайней мере, имел возможность убедить себя, что хотя бы финансово не завишу от Драгана.

На самом верху — в иерархической структуре выше их был только Драган — стояли офицеры. Это люди, которые за годы вступили в тесные финансовые и личные связи с картелем. Сотрудники с определенной долей свободы принятия решений, которые в дополнение к зарплате получали часть выручки. Это были руководители легальных фирм-прикрытий, через которые отмывались нелегальные деньги. Такие, как Тони: официально он возглавлял сеть баров и дискотек, а в действительности руководил всей отраслью торговли и распространения наркотиков. Подобным образом были организованы торговля оружием и проституция. Каждую отрасль, составлявшую фундамент деятельности концерна, возглавлял офицер, который официально руководил совершенно легальной фирмой.

В своей повседневной работе мне приходилось контактировать с ними, я готовил договоры аренды и трудовые договоры, чтобы комар носа не подточил. Я был единственным человеком в окружении Драгана, который знал все глобальные взаимосвязи. Вероятно, даже лучше самого Драгана. И в отсутствие Драгана я должен буду руководить этими самыми офицерами?

Я подумал об Эмили. Я подумал о своей жизни. Если я хотел сохранить и то и другое, нужно было делать все, что велел Драган. А если я буду делать все, что велел Драган, уже ничто не будет как прежде. Спасибо тебе, сраный ублюдок!

Драган без лишних слов исчез в багажнике. Для своего почти двухметрового роста и сотни килограммов веса он довольно элегантно проскользнул внутрь. Саша раздобыл где-то старый пуховый спальник, на котором Драган уютно устроился в багажнике, или, по крайней мере, попытался. Он свернулся в позе эмбриона и оттопырил большой палец вверх в знак того, что у него все в порядке. Драган напомнил мне большого уродца, засунутого в стеклянную банку, каких можно увидеть в кунсткамере. Вот только стеклянной банкой служил мой багажник, а уродец был живой.

Саша опустил крышку багажника.

— Спасибо, что отвлек его от моей дочери, — сказал я Саше.

— Не за что. Детей не стоит впутывать в подобные дела.

— Никого не стоит впутывать в подобные дела.

— Мы не можем выбирать свою жизнь. Мы можем ее только прожить.

Пожалуй, стоит как-нибудь обсудить это с Йошкой Брайтнером. Если мне суждено остаться в живых и увидеть его. Прежде чем я успел еще что-то сказать, Саша скрылся за фургончиком с мороженым. Эмили не пришлось с ним столкнуться, а мне не пришлось ей ничего объяснять.

Я открыл дверь фургончика. Внутри стояла моя малышка и танцевала под какую-то мелодию, которую сама себе напевала. Она с ног до головы была в пятнах различных оттенков красного. Мне пришлось быстро переключиться: из ада рабочих будней в рай отцовско-дочерних отношений.

— Ну, мое солнышко, как тебе понравился сюрприз?

Я вытер Эмили рот ее же платьем. Той частью, где еще не было мороженого.

— Посмотри, это мои любимые цвета. Их я люблю больше всего на свете! — сказала она.

— А я больше всего на свете люблю тебя.

Я подхватил Эмили на руки, поцеловал ее и отнес в машину, чтобы посадить в детское кресло. Пока я шел, ноги у меня подкашивались. Что-то внутри меня сильно сопротивлялось тому, чтобы посадить ее в ту самую машину, в багажнике которой лежал психопат, угрожавший нам обоим. Но у меня не было выбора. Я заставил себя повторить мантру осознанности.

Когда я несу своего ребенка, я несу своего ребенка.

Когда я сажусь в машину, я сажусь в машину.

Сейчас я поеду со своей дочкой в дом на озере. Как и планировал. В этот момент больше ничто не имело значения. Потом видно будет.

Я посадил Эмили в детское кресло.

— Я хочу чикен макнаггетс и какао, — сказала она.

Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как я пообещал ей это. А в действительности всего полчаса.

— Ты же только что наелась мороженого.

— Но я не ела чикен макнаггетс.

— Думаю, что «Макдоналдс» уже закрыт. Сегодня там уже ничего не заказать.

Конец ознакомительного фрагмента