Кассандра Клэр, Сара Рис Брэннан, Морин Джонсон
Хроники Бейна. Книга первая
Хроники БЕЙНА
№ 1
ЧТО НА САМОМ ДЕЛЕ
СЛУЧИЛОСЬ В ПЕРУ
Магнус Бейн ужасно расстроился, когда Верховный совет колдунов запретил ему въезд в Перу. Не только потому, что плакаты с его фотографией, ходившие из рук в руки в перуанском Нижнем мире, совсем ему не льстили, но и потому, что он очень любил эту страну. С ней было связано множество приятных воспоминаний, ведь именно там ему довелось пережить самые невероятные приключения.
Началось все в 1791 году, когда он предложил Рагнору Феллу прогуляться по Лиме и осмотреть достопримечательности.
Магнус проснулся в придорожной гостинице в окрестностях Лимы, надел расшитый камзол, бриджи, начищенные до блеска сапоги с пряжками и спустился вниз, надеясь позавтракать. Но хозяйка гостиницы, полная длинноволосая женщина в черной мантилье, и не думала накрывать на стол. Вместо этого она взволнованно говорила с одной из служанок. Они обсуждали нового постояльца.
— По-моему, это морское чудище. Или водяной. Они ведь могут жить на суше? — шептала хозяйка.
— Доброе утро, дамы, — окликнул их Магнус. — Вижу, мой гость прибыл.
Женщины дважды моргнули. В первый раз — из-за его яркого наряда, во второй — из-за того, что он сказал, решил Магнус. Он весело помахал им рукой, вышел в широкие деревянные двери и проследовал через двор в общую комнату, где в дальнем углу притаился с кружкой чичи де молле [Чича де молле — алкогольный напиток из плодов дерева молле (также известного как розовый перец). Известен изысканным вкусом и тем. что вызывает ужасное похмелье. — Здесь и далее примеч. переводчика.] его друг, колдун Рагнор Фелл.
— Я закажу то же самое, — сказал Магнус служанке. — Только подождите. Мне три таких кружки.
— Скажи ей, чтобы и мне принесла. Эту я получил только потому, что мне было не лень долго объясняться на пальцах.
Магнус выполнил просьбу и снова посмотрел на Рагнора. Старый друг совсем не изменился. Он, как всегда, был угрюм и отвратительно одет, а кожа его была все того же насыщенно-зеленого цвета. Магнус часто радовался тому, что его собственное колдовское клеймо не так заметно. Иногда золотисто-зеленые кошачьи глаза с узкими зрачками доставляли ему неудобство, но при помощи легких чар он мог скрыть эту свою особенность. Даже если ему это не всегда удавалось, на свете все равно еще оставались женщины — как, впрочем, и мужчины, — не считавшие ее недостатком.
— Ты без чар? — поинтересовался Магнус.
— Сам же сказал, что хочешь попутешествовать и устроить безудержный кутеж.
Магнус загорелся.
— Да, я так и сказал! — Тут он замолчал. — Прости. Не уловил связи.
— Я заметил, что в своем естественном обличье пользуюсь большим успехом у женщин. Им нравится все необычное. При дворе Людовика XIV была одна дама, которая утверждала, что никто на свете не сравнится с ее «дорогим кочанчиком». Говорят, во Франции это выражение теперь популярно. И это целиком моя заслуга.
Рагнор говорил так же мрачно, как обычно. Когда принесли шесть кружек чичи, Магнус все их забрал себе:
— А моему другу принесите еще, пожалуйста.
— Другая дама называла меня «милейшим стручочком».
Магнус посмотрел на солнце, сияющее на улице, на кружки, стоящие перед ним, и почувствовал, что настроение улучшается.
— Что ж, поздравляю! Добро пожаловать в Лиму, милейший стручочек.
После завтрака, за которым Рагнор опустошил пять кружек чичи, а Магнус — семнадцать, Магнус показал другу Лиму, проведя его от позолоченного дворца архиепископа с витым и резным фасадом до площади, окруженной яркими зданиями с балконами. Когда-то давно испанцы казнили на этой площади преступников.
— Я решил, что наше путешествие неплохо начать со столицы. И потом, я здесь уже бывал, — сказал Магнус. — Лет пятьдесят назад. Было здорово, если не считать землетрясения, которое едва не разрушило город.
— Твоих рук дело?
— Рагнор, — упрекнул друга Магнус, — неужели ты считаешь, что во всех на свете катастрофах виноват я?
— Ты не ответил на вопрос, — вздохнул Рагнор. — Надеюсь, на этот раз все будет не как обычно и на тебя можно положиться. Я ведь не знаю здешнего языка, — предупредил он.
— Так ты не говоришь по-испански? Не понимаешь кечуа? Не знаешь аймары?
Магнус прекрасно понимал, что он повсюду будет чужаком, и постарался овладеть всеми языками на свете, чтобы беспрепятственно путешествовать по миру. Испанский он выучил первым после родного языка, на котором говорил очень редко. Он напоминал ему о матери и отчиме, о любви и отчаянии его детства. И тяготил, словно, разговаривая на нем, приходилось брать на себя особую ответственность за все сказанное и быть предельно серьезным. Другие языки — пургатский, геенский, тартарский — он выучил для того, чтобы понимать демонов, и говорил на них довольно часто. Они напоминали ему об отце, и это было еще хуже.
Магнусу не нужна была ответственность и серьезность, и неприятных воспоминаний он тоже не любил. Ему больше нравилось веселиться и веселить.
— На этих языках я не говорю, но раз понимаю тебя, стало быть, понимаю дурацкий, — сказал Рагнор.
— Напрасно ты меня обижаешь. Разумеется, ты можешь полностью на меня положиться, — ответил ему Магнус.
— Смотри не бросай меня одного. Поклянись, Бейн.
Магнус поднял брови:
— Даю честное слово.
— Если что, я везде тебя найду. И тебя, и твои нелепые наряды. Приведу в твою спальню ламу и заставлю обоссать все твои пожитки.
— Не злись. И не волнуйся. Всем нужным словам я научу тебя прямо сейчас. Вот, например, fiesta…
— И что же это значит? — нахмурился Рагнор.
Магнус снова поднял брови:
— «Вечеринка». И еще одно важное слово — juerga.
— А это что такое?
Магнус молчал.
— Магнус, — сурово спросил Рагнор, — это слово тоже означает «вечеринка»?
Магнус не смог удержаться и ухмыльнулся.
— Я бы извинился, — сказал он, — вот только совершенно не чувствую себя виноватым.
— Постарайся вести себя разумно, — вздохнул Рагнор.
— Мы же в отпуске! — сказал Магнус.
— Ты всегда в отпуске. Вот уж тридцать лет, — заметил Рагнор.
Он был прав. Магнус так нигде и не осел с тех пор, как умерла его любимая, — не первая его женщина, но первая спутница жизни, которая жила рядом с ним и умерла у него на руках.
Магнус часто думал о ней, и боль уже притупилась. Ее лицо казалось ему теперь подобным далеким, но таким прекрасным звездам, до которых нельзя дотянуться. Они лишь светились перед его взором в ночи.
— Просто я люблю приключения. А приключения любят меня, — беззаботно произнес он, не понимая, почему Рагнор опять вздыхает.
Подозрительность Рагнора огорчала Магнуса. На озере Яринакоча Рагнор прищурился и сердито спросил:
— И что, по-твоему, эти дельфины розовые?
— Раньше были розовыми! — фыркнул Магнус и задумался. — Я почти уверен.
Они прошли от косты [Узкая прибрежная полоса.] до сьерры, осмотрев все достопримечательности Перу. Любимым местом Магнуса был город Арекипа, сооруженный из каменных блоков, привезенных как будто с Луны. Белея в лучах палящего солнца, они сверкали так же ослепительно и ярко, как лунный свет, падающий на водную гладь. Там они встретили прелестную девушку, и она предпочла Рагнора. За свою долгую жизнь Магнус ни разу так и не оказался стороной любовного треугольника между колдунами, Рагнор понимал это и, казалось, впервые не жалел о том, что принял предложение Магнуса приехать в Лиму.
Магнусу удалось убедить Рагнора покинуть Арекипу только после того, как познакомил его с другой прелестной девушкой по имени Джулиана, которая сказала, что проведет их через тропический лес и покажет айяхуаску [Айяхуаска — лиана, растущая на берегах Амазонки. Индейцы называют ее «лианой духов» или «лианой мертвых».], растение, обладающее сильными магическими свойствами. Позже, продираясь через густой лес Ману, Магнус пожалел, что поддался этому искушению. Повсюду, куда ни глянь, было зелено, зелено, зелено… Пожалел он и тогда, когда взглянул на своего попутчика.
— Не нравится мне этот тропический лес, — печально сказал Рагнор.
— Ты просто закрыт для новых впечатлений, не то что я!
— Да нет. Сыро тут, как в детских пеленках, и воняет раза в два сильнее.
Магнус отвел от лица ветку, с которой падали капли:
— Вынужден признать, меткое сравнение.
В лесу действительно было не очень уютно, но все-таки удивительно красиво. Густая растительность на земле сильно отличалась от листвы деревьев; растения, похожие на яркое птичье оперение, мягко колыхались, овевая другие, чьи стебли напоминали веревки. На фоне зелени то и дело вспыхивали яркие пятна цветов и сновали животные. Особенно нравились Магнусу грациозные паукообразные обезьяны, висевшие между деревьями, как звезды, и юркие робкие саймири, беличьи обезьяны.
— Вот если бы у меня была домашняя обезьянка! Я бы научил ее всяким трюкам, одел бы в нарядный камзол! Она была бы точь-в-точь как я, только пообезьянистей! — сказал он.