— Конечно, гувернантка должна присматривать за девочкой, — продолжала жужжать Изольда Орвин. — Следить за ее здоровьем и, что очень важно, душевным здоровьем, вести с ней беседы о нравственности, самой быть образцом для подражания…

Леона слушала хозяйку дома и вежливо кивала.

Если по-другому не получается, значит, придется пойти этим путем. Она будет работать у Орвинов и копить деньги. Через несколько лет, когда накопит достаточно, уедет отсюда навсегда. Потерпеть всего несколько лет, а больше она не будет зависеть от милости других людей. Задача кажется непосильной… Нет, нельзя так думать. Непосильных задач не существует.

— Что касается нравственности… — Госпожа Орвин вдруг повысила голос. — Разумеется, я имею в виду, что не потерплю никаких шашней прямо у себя под носом! Поверьте, милочка, если я хотя бы заподозрю, что вы строите глазки моему мужу…

Выражение лица Николаса Орвина перестало быть безразличным.

— Изольда! — воскликнул он.

— Клянусь, госпожа Орвин, я не заинтересована в том, чтобы строить глазки господину Орвину, — ответила Леона, из последних сил пытаясь сохранять самообладание.

Определенно, хозяйка дома была даже глупее, чем на первый взгляд. Пресвятые духи предков! Задача становилась всё более непосильной.

— Если я хотя бы заподозрю… — с угрозой повторила госпожа Орвин.

— Дорогая! — снова воскликнул господин Орвин.

Но ни его жена, ни Леона так и не узнали, собирался ли он добавить что-нибудь еще.

Потому что оконные створки вдруг с треском распахнулись, налетел порыв ветра, и все свечи в гостиной погасли. Через мгновение в наступившей темноте раздался испуганный вопль Изольды Орвин, и Леона сама едва сдержалась, чтобы не закричать.

А потом в воздухе запахло розами, и свечи загорелись вновь.

В кресле у камина, кротко сложив руки на коленях, теперь сидела маленькая старушка в неподходящем ей по возрасту розовом платье.

— Я фея Розанна, — представилась старушка. — Вы, должно быть, слышали обо мне?

Госпожа Орвин засияла, как украшенное фонариками праздничное дерево, господин Орвин слегка побледнел, а сама Леона вцепилась пальцами в подлокотник. Разумеется, о том, кто такая фея Розанна, в городе Мериньоне, да и во всей провинции Мериньон, знали даже младенцы.

***

Все знали, что старой фее очень много лет и что живет она уединенно, где-то далеко в лесу, в маленьком доме, надежно спрятанном чарами от любопытных глаз. Время от времени, а точнее, раз в три-четыре года, когда ей, должно быть, становилось особенно скучно, фея Розанна покидала свое жилище и отправлялась в город.

В такие дни — об этом тоже было известно всем горожанам — она незаметной тенью бродила по чистым ухоженным улицам и утопающим в грязи переулкам, заглядывала в окна богатых домов и бедняцких лачуг и присматривалась к людям. Фея искала человека, достойного ее милостей. Выбрав наконец подходящего кандидата, она одаривала его, щедро и от души. Некоторая неловкость ситуации заключалась в том, что старая фея никогда не спрашивала, чего именно хочет человек, которого она решила осчастливить своими дарами.

Решение она принимала сама и отказов не терпела.

Одни мечтали о встрече с феей, надеясь получить в дар хоть что-то, пусть даже совсем не нужное. Другие, напротив, предпочли бы сроду со взбалмошной старухой не встречаться. Чьи-то мечты фея угадывала — человек мог обрести здоровье, положение в обществе, уникальный талант или, к примеру, семейное счастье. А кого-то она разлучала с родными, отправляла жить на другой конец королевства, заставляла выйти замуж за первого встречного или жениться на нелюбимой.

Кажется, фея Розанна была легкомысленной, как ребенок, и искренне не понимала, что ее игрушки — живые люди.

Леона никогда не мечтала о встрече с ней. Никогда.

Вот госпожа Орвин — совсем другое дело. Заметно было, как хозяйка дома заранее радуется магическим подаркам, полагая, что именно ее фея и назначила достойной. А господин Николас, похоже, не радовался, а волновался — он-то явно поумнее своей жены.

Сама Леона почти впала в истерику. Снова и снова говорила она себе, что фея Розанна, ну разумеется, явилась в дом Орвинов одаривать Орвинов, поэтому ей опасаться нечего, совсем, совсем нечего. Она даже немного сумела успокоиться и взять себя в руки.

А потом фея перевела на нее взгляд, и Леона услышала вопрос, который больше всего боялась услышать:

— Милая, как тебя зовут?

— Элеонора… — выдохнула она.

Фея поднялась с кресла и, опираясь на розовый зонтик, неизвестно как появившийся у нее в руке, зашаркала в сторону диванчика. Наконец, остановившись посреди гостиной Орвинов, объявила громко и внятно:

— Подойди, деточка. Встань на колени.

Тогда-то Леона и поняла, как ей не повезло.

Глава 2. Дар

Когда боль немного утихла, Леона открыла глаза и посмотрела на сумасшедшую старуху.

— Что вы… со мной… сделали? — прошептала она, с трудом шевеля непослушными губами.

— Знаю, знаю, больно. Но это пустяки. — Фея Розанна небрежно махнула костлявой рукой. — Боль-то и перетерпеть можно, зато… — Она с важным видом подняла вверх палец: — Зато твоя жизнь теперь переменится.

Фея щелкнула пальцами, и Леона даже ответить не успела, как перед ней появилось зеркало — огромное, в роскошной бронзовой раме, оно застыло в воздухе посреди комнаты, словно подвешенное к потолку на ниточках. Хотя никаких ниточек там, конечно, не было.

— Ну-ка, посмотри на себя, — сказала фея.

Леона осознала, что боль прошла совсем. Медленно и осторожно, до смерти боясь того, что увидит в зеркале, она встала на ноги. Оглянулась, в замешательстве посмотрела сначала на госпожу Орвин, у которой по-прежнему торчала салфетка изо рта, а в глазах плескалась ненависть. Потом покосилась на Николаса Орвина — и тот странно уставился на нее в ответ и сделал шаг вперед.

Наконец Леона снова перевела взгляд на явно довольную собой старую фею, сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, и шагнула к зеркалу.

Больше всего она переживала, что увидит в нем незнакомку, и неважно, уродливой та окажется или прекрасной — Леона совершенно точно не хотела никаких радикальных изменений во внешности, разве что от веснушек бы избавиться.

Однако в зеркале она встретилась взглядом… всего лишь с собой. И выдохнула — почти ничего не изменилось. Всё те же ярко-голубые глаза — тетя Беатрис всегда говорила, что у мамы были такие же. Всё то же бледное худое лицо, из-за чего глаза и казались огромными. Все тот же прямой короткий нос, а на носу — проклятые веснушки.

Вот только… волосы.

По какой-то странной прихоти фея Розанна одарила ее другим цветом волос.

Леона всегда была довольна и, пожалуй, гордилась своими волосами: каштановые, вьющиеся, мягкие и густые, настолько густые, что попробуй еще расчеши или в пучок собери, так что она даже стригла их всегда покороче, до лопаток — меньше хлопот…

Сейчас пучок на затылке едва держался, и Леона, словно надеясь избавиться от наваждения, тряхнула головой. На пол полетели шпильки, а волосы рассыпались по спине и плечам — да, ей не составило труда убедиться, что они были такими же густыми, такими же вьющимися, такими же блестящими и красивыми, как раньше.

И рыжими. Рыжими!

К тому же, волосы отросли. Просто ненормально выросли, такого быть не могло, и доходили теперь до самых бедер. Леона подняла руку, осторожно прикоснулась к удивительному рыжему богатству у себя на голове, пропустила длинную прядь между пальцами и озадаченно посмотрела на фею:

— А зачем?

— Слушай меня, деточка, и запоминай, — строго ответила фея. — Я даровала тебе великую силу, так что сумей распорядиться ею с умом. Мой дар сделает тебя самой желанной и самой прекрасной девой для любого мужчины, чье сердце пока свободно. Если мужчина не питает нежных чувств к другой особе, и если он не мальчик, а совершеннолетний, но пока еще не достиг порога зрелости в тридцать лет… Такой мужчина полюбит тебя с первого взгляда, полюбит страстно, всей душой, больше жизни. Ты увидишь, как влюбленные мужчины преклоняют пред тобой колени. Как они соперничают друг с другом и дерутся за тебя. Ни для кого из них не будет иметь значения, что ты бесприданница. Ты сможешь выйти замуж, но выбери самого достойного. Когда ты признаешь свой выбор и ответишь любовью на любовь, твоя власть над остальными исчезнет. А с тем, кого ты полюбишь, тебя ждет долгая и счастливая жизнь. Не ошибись, Элеонора.

— Госпожа фея! — испугавшись, воскликнула Леона. — О, госпожа Розанна, пожалуйста, я вас очень прошу, я…

— Ах, не стоит, — перебила ее старушка и довольно улыбнулась. — Мое сердце поет от радости, если я могу помочь. Нет-нет, не благодари.

Окинув последним взглядом гостиную, она стукнула зонтиком и тут же исчезла, растворившись в воздухе. Вместе с ней исчезло зеркало, а изо рта госпожи Орвин выпала наконец кружевная салфетка.

В комнате повисла тишина. О недавнем присутствии здесь старой феи напоминал лишь едва уловимый запах роз. А еще… Леона невольно вздрогнула — еще ее рыжие волосы, конечно.

Первой опомнилась Изольда Орвин. Подняв с пола злополучную салфетку, она швырнула ее в камин, полюбовалась пару мгновений на разгоревшееся пламя, а потом медленным шагом направилась к Леоне.