Впрочем, Леона быстро отвлеклась от сирени, потому что обнаружила: рядом с вазой, прислонившись к ней спиной и поджав под себя ноги, сидит гном. Очень милый гном, в зеленой курточке, с аккуратной бородкой на лице, а сам — не больше ладони.

— Ой! — вскрикнула Леона и уставилась на чудо, не в силах оторвать взгляд. — Он настоящий?

Ей приходилось, конечно, слышать о гномах, но вживую она этих существ никогда не видела — в Мериньоне гномы не водились. Говорят, они жили в дремучих северных лесах, тех самых, что окружали Латарис, столицу королевства.

Гном сердито посмотрел на нее и вскочил на ноги.

— А ты-то настоящая? — пропищал он в ответ. — Мужиком переоделась!

— Ах, паразит, сколько раз я говорила на стол не лазить! — крикнула фея и замахнулась на него вышитым фиалками полотенцем.

Гномик втянул голову в плечи и помчался к краю стола, громко стуча деревянными башмаками на толстой подошве. Там он ухватился за скатерть и принялся спускаться вниз, словно моряк по канату, а потом спрыгнул на пол и исчез — Леона даже не заметила, куда он юркнул.

— Садись, — сказала фея и махнула полотенцем на табурет. — Рассказывай, что тебе от меня понадобилось и зачем ты переоделась мужиком.

***

Выслушав рассказ, Виолетт долго молчала.

— Розанна — старшая фея, — сказала она наконец. — А я — младшая.

— И что это значит? — с опаской спросила Леона.

— Я не должна идти против воли старшей, — ответила фея. — Лишить тебя дара может только она сама.

— Она не станет лишать! — Леона схватилась за голову. — Все знают, что она никогда не забирает обратно свои дары! А если заподозрит, что подарок пришелся не по вкусу, может обидеться и наслать проклятие!

— Знаю, — кивнула фея. — Розанна к старости из ума выжила. Скучно ей, вот и развлекается как умеет. Только, чур, я этого не говорила.

— Но что-то ведь можно сделать? — воскликнула Леона.

— Раз тебе и вправду так не по душе этот дар, хотя он даже неплохой, Розанна и не такое выдумывала… Ладно, поезжай в Латарис к высшей придворной фее. Только высшей фее позволено вмешиваться в чужие чары — если убедишь ее, она поможет. Впрочем, сомневаюсь я, что ты до столицы вообще доберешься. Ох, смешно. В твоих руках сейчас — такая власть, можешь выйти за самого благородного и самого богатого… Только на первом же постоялом дворе тебя заприметит какой-нибудь молодой и крепкий крестьянин, влюбится и потащит жениться.

— Я не дамся!

— Молодой и крепкий, я сказала. Его сила против твоей… смекаешь, да? По мне, так единственный способ…

— О, всё что угодно!

— Я могу кое-что подправить, — подумав, ответила Виолетт. — Дар не сниму, но до Латариса доехать мои чары помогут. А там уж… сама разберешься. Учти, возьму дорого.

— Я согласна!

— Двадцать пять золотых.

— СКОЛЬКО?! — Леоне показалось, что она ослышалась.

— Двадцать пять золотых. Я иду на огромный риск, вмешиваясь в чары старшей феи. Такая работа стоит втрое дороже, а я соглашаюсь помочь за бесценок. А ведь мне еще крыльцо обновлять, зима на носу.

Леона стиснула зубы. Дядя Стефан дал ей кошель с золотыми монетами, но она даже не успела посчитать, сколько их там. А ведь ей нужны деньги на дорогу, на жилье в столице, и, главное, она мечтала открыть цветочную лавку! Как можно отдать этой женщине такую кучу денег, а самой остаться ни с чем?

Только выбора-то у нее всё равно не было.

— Я не уверена, что у меня найдется нужная сумма, — выдавила из себя она.

— Ну, сколько найдется, — подумав, ответила фея.

— Хорошо, — вздохнула Леона. — Что именно вы можете… подправить?

Фея встала, вытащила из передника расческу.

— Сядь спиной ко мне, — велела она.

Леона решила, что хуже уже не будет, развернулась на табурете, бросила взгляд в окно. На лужайке перед домом Принц мирно щипал траву.

— Сила твоего дара — в волосах, — сказала фея.

Она сняла с Леоны берет, положила на стол и начала расплетать ей косу.

— Чудо как хороши… — бормотала она. — Глаза слепят. Да, постаралась старуха… Ух, даже искрятся. — Фея Виолетт наконец распутала рыжую гриву и принялась ее расчесывать. — Силы в них Розанна вложила много, очень много. Ни один мужик перед твоими кудрями не устоит, понятное дело… По крайней мере, до тех пор, пока они такие длинные.

— Я пыталась обрезать, — вздохнула Леона, — а ножницы не берут.

— Конечно, не берут, — подтвердила фея. — Я ж говорю, силы очень много. Просто так их ничто не возьмет. Ни ножницы, ни острый нож, ни меч, ни топор.

— Ничто не возьмет? Но… как же быть…

— Пока я не зачарую. Вот ножницы и зачарую. Посиди.

Виолетт отошла, принялась ходить по комнате и греметь посудой. Леона сидела спиной, не видела, что делает хозяйка дома, и не знала, можно ли смотреть. Минут через пять все-таки не выдержала, оглянулась.

Фея успела расставить на столе с десяток банок с какими-то порошками. Она открывала каждую банку в одной ей известном порядке, брала щепотку порошка, высыпала в широкую деревянную миску, проводила над миской рукой против часовой стрелки и что-то шептала.

— Встань, — наконец сказала она.

Леона отодвинула табурет, приблизилась. Фея взяла ее за правую руку и быстро ткнула в средний палец иголкой. Леона ойкнула — больно же, — но боль сразу прошла, а фея принялась давить на палец, пока капля крови не упала в миску.

Содержимое миски вдруг принялось шипеть и пениться, а через минуту превратилось в жидкость ярко-красного цвета — удивительным образом этой единственной капли хватило, чтобы растворить все порошки, как будто фея добавила туда целый стакан крови.

Ненадолго Виолетт вышла из комнаты, а вернулась с каким-то чехлом в руках. Из чехла она вытащила ножницы, положила в миску, снова принялась водить над ней рукой и шептать странные слова, которые Леона не могла разобрать, а впрочем, и не хотела. Наконец фея достала ножницы из миски, и выяснилось, что они совершенно сухие, как будто не мокли только что в этом кровавом растворе. Затем она снова усадила Леону на табурет спиной к себе и взялась за дело — уже через минуту на полу образовалась горка из отрезанных волос.

Леона подняла руку и попробовала на ощупь прикинуть оставшуюся длину. Фея Виолетт поняла ее любопытство и сунула в руки зеркало.

— Ты, конечно, слишком смазливая, но должна сойти за парня, ведь и они смазливыми бывают, — задумчиво пробормотала фея.

Леона покрутила головой, разглядывая свою новую прическу. Волосы, всё такие же пышные и вьющиеся и, увы, такие же рыжие, теперь доходили ей до подбородка, а сзади шея оставалась открытой. Это было непривычно, ведь так коротко она не стриглась никогда.

— Новые ухажеры пока объявляться не должны, — добавила фея. — Но старые останутся, если они есть — тут уж я ничего не могу поделать. И учти, волосы будут расти быстро. Тебе придется подрезать их каждый день, лучше по вечерам. А каждое утро… Ну-ка, закатай рукава и расстегни верхние пуговицы на камзоле.

Леона удивилась, но спорить не стала — тот факт, что фея сумела укоротить ее рыжую гриву, подтверждал: эта женщина знала, что делала.

— Каждое утро ты будешь рисовать на своей коже особые знаки.

Фея взяла Леону за запястье и обмакнула палец в миску с кровавой жидкостью.

— Сначала левая рука, — объяснила фея и принялась водить испачканным пальцем по левому запястью: круг, в нем треугольник, а внутри — еще один круг.

— Потом здесь, — добавила она, свободной рукой распахнула пошире камзол и сорочку и нарисовала Леоне такой же знак над левой грудью.

— И здесь. — Фея нарисовала третий знак чуть повыше правой груди.

— И последнее — здесь, — сказала она и нарисовала четвертый знак на правом запястье.

— Что если я забуду нарисовать? — на всякий случай уточнила Леона.

— Уж не забывай, — фыркнула Виолетт. — Чары Розанны сильные, наружу рвутся. Но пока ты стрижешь волосы, а на теле рисуешь знаки, чары спят. Всё понятно? Ножницы и краску возьми с собой.

Фея ловко перелила кровавую жидкость в стоящий на столе маленький флакон из толстого стекла, закупорила крышку, привязала к горлышку длинную бечевку и отдала флакон Леоне.

— Спасибо, — ответила Леона. Ножницы она убрала в чехол и заткнула за пояс, флакончик повесила на шею, а потом, уговаривая себя не паниковать, вытащила кошель и принялась отсчитывать деньги. Выложила на стол один за другим двадцать пять золотых и вздохнула. На дне моментально похудевшего кожаного мешочка осталась всего одна монета.

— О деньгах не жалей. — Фея сверкнула глазами, быстро собрала монеты и высыпала их в карман передника. — Будет день, будут деньги. И доберешься до столицы, подумай еще. Дар у тебя очень сильный. Ты сейчас, если захочешь, любого благородного лорда сможешь на себе женить.

— Не хочу, — твердо проговорила Леона. — От дара только беды одни. Господин Орвин чуть жену не бросил. А мой брат Марк… то есть, кузен, но мы с детских лет относились друг к другу как родные брат с сестрой… мой брат Марк сошел с ума и надумал сделать мне предложение. Нет, я такого счастья не хочу. Просто не хочу, ни за что! У меня на ближайшие годы были совсем другие планы.