Он пропихивает Моби Дика через дверь, а я тяну, так что мы в мгновение ока оказываемся в подъезде. Рис приподнимает матрас, и вот мы уже на лестнице. Я тяну, он толкает снизу. Ступенька за ступенькой мы приближаемся ко второму этажу. И вот первый вызов — поворот на полпути к площадке. Но Рис проталкивает матрас в изгиб лестницы, будто и не было никакого препятствия.

— Ого, — говорю я и хлопаю в ладоши, когда мы останавливаемся, чтобы дать рукам отдохнуть. — Как удобно, что ты такой сильный.

— Удобно. Да, именно, — откликается он, а потом добавляет почти со злостью: — Как тебе повезло, что я такой удобный.

И что я опять не так сделала? Больше не произношу ни слова, лишь тяну матрас, пока Рис налегает на него снизу.

Когда мы добираемся до третьего этажа, он спрашивает:

— Ты всегда оставляешь дверь открытой?

Мне не нравится его раздраженный тон, поэтому я отвечаю:

— Спасибо, дальше сама справлюсь.

— Ах вот как? — Он уже пересек маленькую прихожую и стоит в моей комнате. — И как же ты планируешь избавиться от старого матраса?

— О нет! — Об этом я не подумала. Естественно, эта дрянь все еще здесь. Глядя на Риса умоляющим взглядом, прошу: — Ты не поможешь мне и с ним тоже?

— Может, он пригодится Эми, — говорит тот и начинает отодвигать новый матрас в сторону.

Старый мы перетаскиваем на лестничную клетку, где я решаю его пока и оставить. На нем мерзкие пятна, и я рада наконец от него избавиться.

— Кстати, это так и было, — обращаюсь к Рису, потому что мне вдруг становится неловко: вдруг он подумает, что у меня во сне неконтролируемо выделяются телесные жидкости.

Он ворчит и тащит Моби Дика в мою комнату. Там мы освобождаем матрас от полиэтиленовой упаковки, и Рис толкает его на каркас кровати, а потом выравнивает. Идеально!

Я тут же на него сажусь, скрещиваю ноги и начинаю раскачиваться, чтобы проверить, насколько мягкая у меня теперь кровать. Божественно. Будь моя спина кошкой, она бы сейчас замурлыкала.

— Иди сюда, попробуй, — зову я и хлопаю ладонью по матрасу возле себя. Сперва у меня не возникает никаких мыслей об этом, но потом мне кажется странным, что я приглашаю, по сути, незнакомого человека прилечь на мою кровать.

Замешкавшись на мгновение, Рис садится рядом со мной, а затем падает на спину.

— Да, очень удобный. И совсем не грязный, — говорит он. Рис выпрямляется, смотрит на меня. И улыбается. Не помню, видела ли его хоть раз улыбающимся. Жесткие черты его лица становятся намного мягче. Рис на секунду прикрывает глаза, и улыбка исчезает.

— Большое спасибо за помощь. Я правда не знаю, как бы одна затащила сюда этого монстра, — благодарю я.

— В конце концов, у капитана Ахава тоже была команда, — отвечает он. — Главное, что мы победили чудище.

Неужели этот парень постепенно оттаивает?

8

Рис

Неужели я только что пошутил? Видимо, так и есть, потому что Тамсин хихикает.

— Ты что, читал «Моби Дика»? — спрашивает она.

Я пожимаю плечами. Ей не обязательно знать, что впервые я прочел этот роман в шестнадцать лет, а потом еще раз год назад. Что у меня самого был белый кит, с которым приходилось сражаться… и, возможно, еще придется. Хотя мой более реальный и опасный. Вероятно, даже смертельно. На первый взгляд ничего такого обо мне не скажешь. А второго взгляда я не допускаю.

— Могу я в благодарность за помощь предложить тебе колу? — спрашивает Тамсин. — Ледяную. У меня получилось включить холодильник. — В ее голосе звучит чуть ли не гордость.

Я на секунду задумываюсь. Уверен, у Лиз в кафе все под контролем. Когда выходил покурить, мы обслужили всех гостей. Обеденная толпа уже должна схлынуть.

— Ну хорошо, почему бы и нет, — говорю я, мысленно занося это в список «приобретать новый опыт».

Тамсин встает. Кухонный уголок находится напротив кровати, и когда она нагибается, чтобы достать газировку, ее старомодные джинсы немного сползают, обнажая кружевной край сиреневого нижнего белья. Уверен, что не должен знать цвет ее трусов, поэтому отвожу глаза. У меня ускоряется пульс. Я не сидел один на один в комнате с девушкой с пятнадцати лет! Мне вспоминается Алисса. Кажется, она была последней. Она позволяла мальчикам трогать ее под футболкой во время поцелуев. Я смотрю на ладони и не могу поверить, что правда прикасался к груди Алиссы. Чем дольше я разглядываю пальцы, тем более крупными, неуклюжими и грубыми они кажутся. Не о таких руках мечтаешь, когда хочешь, чтобы к тебе прикоснулись.

Эти мысли меня нервируют. Когда Тамсин вновь садится рядом и матрас слегка пружинит, я осознаю, как она близко. Чувствую ее запах, распущенные волосы переливаются теплыми оттенками каштанового в лучах послеполуденного солнца, падающих в окно. Чтобы не протянуть к ним руку, мне приходится напомнить себе, кто я такой. Я с благодарностью беру колу, которую Тамсин мне передает, и прижимаю ледяную бутылку к горячему лбу.

Откашливаюсь и, чтобы отвлечься, спрашиваю, глядя на фотографию в рамке:

— Это твой брат?

— Сэм? Нет, мой лучший друг. Это из-за него я тут.

— Что ты имеешь в виду? — Вопрос неожиданно срывается с моих губ, и я удивляюсь, что старое фото мальчишки лет двенадцати вызывает у меня злость.

— В общем, я из Мэна. Сэм уехал в Перли, когда поступил в университет. Поэтому я подала документы сюда. И когда меня приняли, а дома все пошло не так, как планировала… — Она не заканчивает фразу.

— А что ты планировала? — Не хочу быть таким любопытным, но мне интересно, что же пошло не так. Я вытягиваюсь на кровати, опираясь на локти. Мой взгляд снова невольно скользит к поясу ее брюк, но теперь видна лишь тонкая полоска кожи между футболкой и джинсами.

Тамсин с ухмылкой поворачивается ко мне:

— Тебе действительно интересно или ты спрашиваешь из вежливости?

— Ты не обязана рассказывать, если не хочешь. Но думал, ты любишь непринужденные беседы.

— Это, конечно, не совсем непринужденная беседа. Правда, ты не производишь впечатление человека, который интересуется другими людьми.

Хорошая оценка. Тем не менее я многозначительно выгибаю брови, и она театрально вздыхает.

— Ладно. У меня был парень. Мы встречались три года. Хотели снять квартиру и жить вместе, я собиралась учиться в Мэне. Но потом он мне изменил. На той же неделе умер мой дедушка. Последним, что он мне сказал, стало: «Живи полной жизнью». Поэтому я уехала в Калифорнию.

Все это она протараторила и теперь, похоже, рада, что наконец поделилась с кем-то.

— О, — произношу я. Если бы подозревал, что речь пойдет о чем-то настолько личном, наверно, не спрашивал бы. Дурацкая ситуация. Надо что-то сказать?

— Тебе не обязательно отвечать. Я пытаюсь об этом не думать. Случай с Домиником — так зовут этого ублюдка — уже в прошлом, и такого больше не повторится. Теперь мужчин для меня не существует.

— Разве что когда тебе нужна помощь в перетаскивании тяжестей, — вставляю я. Кажется, сидеть рядом на новом матрасе и пить колу — это не совсем то, что другие понимают под «не существует».

— Разумеется, я не запрещаю себе общаться с противоположным полом. Но это платоническое общение. В конце концов, нет ничего плохого, чтобы оставаться одной. У мужчин такой образ жизни пользуется популярностью. Так почему бы женщинам не последовать их примеру?

Не знаю, что на это ответить, и делаю глоток колы, чтобы скрыть смущение.

— Многие мои любимые писательницы всю жизнь были одни. Джейн Остин, Луиза Мэй Олкотт, Эмили Дикинсон. Так что творческим способностям это, похоже, не вредит. — На секунду Тамсин замолкает и восклицает: — Но неужели так сложно держать свой член в штанах!

Я хмыкаю. Она не знает, что последние несколько лет я держал член в штанах.

— А ты? — тише спрашивает она. — Какая у тебя история?

Тамсин откидывается назад и смотрит на меня. Теперь она слишком близко, и мне хочется снова сесть. Но потом я собираюсь с силами и остаюсь на месте.

— У меня нет истории, — говорю я.

— Да ладно, у всех она есть! — не отстает девчонка. — Откуда ты?

— Из Перли. Родился, вырос. Но в той части города, куда тебе лучше не забредать.

— В Перли есть по-настоящему опасные кварталы? — недоверчиво спрашивает она.

— А где их нет? — парирую я.

— В Росдэйле, откуда я приехала. Там только аккуратные дома и ухоженные сады. Чистые машины и заботливые матери, которые отказались от карьеры ради детей. — Тамсин закатывает глаза.

— Серьезно?

— Серьезно. И я бы, скорее всего, тоже превратилась в такую заботливую мать.

— Мне трудно такое представить, — признаюсь ей. — Для этого ты чересчур… — Не удается подобрать подходящее слово.

— Чересчур какая? — интересуется она.

— Не знаю. Чересчур… живая?

Тамсин улыбается. То, что мы находимся так близко друг от друга, больше не тревожит меня.

— Спасибо, — говорит она, переводя взгляд на потолок.

Лежа рядом с ней, я тоже смотрю вверх. Какое-то время мы молчим. Я прислушиваюсь к ее дыханию. Хотелось бы знать, о чем она думает. О бывшем? О матери?

— Можно спросить тебя кое о чем? Но ты не обязан отвечать, — вдруг произносит она.